руках. Наверно, это был единственный предмет роскоши, оставшийся у него от прошлого.
Но он не мог долго сосредоточиться на чем-нибудь одном: сунув табакерку обратно в карман, он завел разговор о другом.
– Послушай-ка, неужто это луг такой серый? Я было подумал, это тень. Почему горит земля? Пойдем со мной, Сиверт!
Он тут же вскочил из-за стола, обернулся в дверях, поблагодарил Ингер за еду и исчез. Сиверт последовал за ним.
Они направились к реке, Гейслер все время упорно высматривал что-то.
– Здесь! – сказал он, остановившись. И пояснил: – Не годится, чтоб земля пересыхала, когда до реки рукой подать и можно взять воду! К завтрашнему дню луг должен позеленеть!
Изумленный Сиверт сказал:
– Да.
– Вот отсюда пророешь наискосок канавку, земля тут ровная, а дальше мы проведем желоб. Раз у вас есть лесопилка, наверняка есть и длинные доски? Отлично! Сходи за лопатой и мотыгой и начинай копать, а я вернусь и хорошенько размечу линию.
Он опять побежал на усадьбу, в башмаках у него хлюпало, так сильно он промок. Исаака он засадил мастерить желоба, велев сделать как можно больше, их придется проложить там, где не поднять воду в канаву; Исаак попробовал было возразить, что вода, пожалуй, не дойдет до луга, очень уж далеко, сухая земля выпьет ее, прежде чем она достигнет спаленных засухой мест. Гейслер объяснил, что, конечно, это сделается не сразу, какое-то время земля будет впитывать воду, но немного погодя вода пройдет дальше.
– Завтра в этот час поля и луг зазеленеют!
– Так, – сказал Исаак и изо всех сил принялся колдовать над желобами.
Гейслер побежал обратно к Сиверту.
– Хорошо, – сказал он, – валяй так и дальше, я сразу понял, что ты молодчина! Линия пройдет вот по этим вешкам. Если на пути попадется большой камень – веди канаву вбок, но в той же плоскости. Понимаешь: на такой же высоте.
И опять к Исааку:
– Один желоб у тебя готов, а нам понадобится, может, штук шесть; продолжай дальше, Исаак, завтра все должно зазеленеть, твой урожай спасен.
Гейслер сел на бугорок, хлопнул себя обеими руками по коленкам и заболтал, восторженно перескакивая с одной мысли на другую.
– У тебя есть смола, есть пакля? Удивительно, все-то у тебя есть! Ведь вначале-то желоба будут протекать, потом замокнут и не будут пропускать воду, как бутылки. Говоришь, у тебя есть смола и пакля, потому что ты строил лодку? Где ж твоя лодка? На озере? Надо мне посмотреть и ее!
Чего только он не наобещал. Гейслер и всегда-то подвижный был господин, а сейчас стал, пожалуй, еще легче на подъем, всякое дело он желал делать с наскоку. Ну а уж на этот раз он носился как ветер. И нужно признать, что-что, а приказывать он умел. Разумеется, он был не лишен склонности к преувеличениям, поля и луг никак не могли зазеленеть раньше чем через день-другой, но Гейслер был все-таки молодец, умел видеть и делать нужные выводы, и если урожай в Селланро был спасен, так действительно только благодаря этому странному человеку.
– Сколько ты наготовил желобов? Мало. Чем больше желобов, тем лучше побежит вода. Сколотишь десять или двенадцать желобов в десять локтей, тогда хватит. Говоришь, у тебя есть несколько досок длиной в двенадцать локтей? Пусти их в ход, они окупятся осенью.
Не успокоившись на этом, он вскочил и помчался снова к Сиверту.
– Великолепно, Сиверт, все идет отлично, твой отец сколачивает желоба, у нас их будет больше, чем я мечтал. Ступай, тащи их сюда, сейчас начнем!
Весь день шла горячка, такой гонки и такого непривычного темпа Сиверту еще никогда не приходилось выдерживать – они едва выкроили время пойти закусить. И вот вода побежала! Кое-где пришлось прорыть канавку поглубже, кое-где опустить или приподнять желоб, но вода бежала! До позднего вечера трое мужчин ходили по полю, подправляя то одно, то другое, целиком поглощенные своим занятием, но когда влага начала просачиваться в землю на самых засохших участках, сердца новоселов затрепетали от радости.
– Я позабыл свои часы – который час? – спросил Гейслер. – Завтра в это время все будет зеленое! – сказал он.
Сиверт и ночью встал посмотреть на свои канавки. И встретил отца на поле, вставшего за тем же делом. О Господи, то-то было волнений и переживаний!
Но на следующий день Гейслер был вялый и долго не вставал с постели – весь его пыл прошел. Он был не в силах даже дойти до озера и посмотреть лодку и уж только от стыда сходил взглянуть на лесопилку. Даже и к оросительным канавкам не проявил он прежнего горячего интереса; увидев, что ни луг, ни поле за ночь не позеленели, он утратил всякую бодрость, он уже не думал о том, что вода все бежит и бежит, растекаясь все дальше и дальше по земле. Он ограничился только тем, что сказал:
– Может статься, что толк от этого ты увидишь не раньше чем послезавтра. Но не унывай.
Среди дня притащился Бреде Ольсен и принес с собой образцы камней, которые хотел показать Гейслеру.
– Сдается мне, это что-то прямо удивительное, – сказал Бреде.
Гейслер даже не удосужился посмотреть на его камни.
– Так-то ты занимаешься земледелием – бродишь кругом в погоне за сокровищами? – язвительно спросил он.
Бреде, не пожелав, видимо, выслушивать замечаний от своего бывшего ленсмана, за словом в карман не полез и, перейдя на «ты», сказал:
– Я тебя не уважаю!
– Ты ведь только и делаешь день-деньской, что болтаешься по округе, – сказал Гейслер.
– А ты-то сам, – ответил Бреде, – ты-то сам чем занят? Ах да, у тебя же есть в горах своя собственная скала, которая никому не нужна, а только занимает место. Хе-хе, прямо слово, настоящий хозяин!
– Шел бы ты отсюда! – сказал Гейслер.
Бреде и впрямь не задержался; вскинув свой мешок на спину и не попрощавшись, он зашагал по направлению к дому.
Гейслер же сел за стол и принялся просматривать какие-то бумаги, основательно над ними задумавшись. Похоже было, что он разохотился, решив удостовериться, как обстоят дела с медной скалой, с контрактом, с анализом: это же почти чистая медь, медная лазурь, надо что-то делать, а не вешать голову!
– Собственно, я приехал затем, чтобы все наладить, – сказал он Исааку. – Я рассчитываю очень скоро подрядить большую партию рабочих и начать разработку. Что ты об этом скажешь?
Исааку опять стало его жалко, и он ничего не ответил.
– Для тебя это тоже не безразлично. Хочешь не хочешь, а здесь появится много народа, и будет страшный