в хозяйстве будет девка, значит вы вдвоем вспашете, скосите и уберете весь урожай на хуторе. А мы с Сивертом займемся тогда своими делами.
– Уж там видно будет, – ответила Ингер, – но сейчас я могла бы нанять Барбру, она писала об этом домой.
– Какую такую Барбру? – спросил Исаак. – Барбру Бреде?
– Да. Она в Бергене.
– Не хочу я видеть у нас эту Барбру Бреде, – сказал он. И прибавил: – Нанимай любую другую.
Стало быть, от любой другой он не отказывался.
К Барбру из Брейдаблика Исаак не питал ни малейшего доверия, она была легкомысленна и непостоянна, как и ее отец, – а может, как и мать, – ненадежная ветрогонка. У ленсмана она недолго задержалась, всего год; конфирмовавшись, перешла к торговцу и у него прожила тоже год. Потом вдарилась в религию, и когда в село явились члены Армии спасения, она вступила в ее ряды; ей дали красную повязку на рукав и гитару. В таком наряде она уехала в Берген на яхте торговца, и было это в прошлом году. А недавно она прислала домой свою фотографию, Исаак ее видел: незнакомая барышня с завитыми волосами и длинной часовой цепочкой на груди. Родители гордились своей Барбру и показывали карточку всем, кто заходил в Брейдаблик; удивительно, какая она стала важная, но красной повязки на рукаве и гитары в руках у нее уже не было.
– Я брал карточку, показывал жене ленсмана, так она не узнала Барбру, – сказал Бреде.
– Она останется жить в Бергене? – подозрительно спросил Исаак.
– Она останется в Бергене, сколько захочет, – отвечал Бреде. – Если только не поедет в Христианию, – прибавил он. – Что ей делать дома? Сейчас она получила новое место и состоит домоправительницей у двух богатых холостяков-конторщиков. Жалованье получает большущее.
– Сколько же? – спросил Исаак.
– Так уж точно она в письме не говорит. Но очень большое, как я понял, ежели сравнивать с тем, сколько платят у нас в селе; да еще подарки к Рождеству и разные другие подарки, и у нее за это ничего не вычитают.
– Так, – сказал Исаак.
– А ты не взял бы ее в работницы?
– Я? – вырвалось у Исаака.
– Да нет, хе-хе, я просто так спросил, Барбру останется жить там, где живет сейчас. Что это я хотел сказать? Да! Ты никакого беспорядка не заметил на телеграфе по дороге сюда?
– На телеграфе? Нет.
– С тех пор как я взял его под свой присмотр, на линии и вправду не найдешь беспорядка. Да и машинка специальная не зря на стене висит, сразу предупредит, ежели что неблагополучно. Как-нибудь схожу на линию, осмотрю. У меня и без того дел невпроворот, одному никак не справиться. Но раз уж я состою инспектором и занимаю общественную должность, придется делать эту работу, покуда хватит сил.
Исаак спросил:
– А ты не думаешь отказаться?
– Не знаю, – ответил Бреде, – я пока не решил. Ко мне все пристают, чтоб я перебирался назад в село.
– Кто же к тебе пристает? – спросил Исаак.
– Да все. Ленсман хочет взять меня в приставы, доктор тянет в кучера, а пасторша не раз готова была обратиться за помощью, будь до нас не так далеко. А правда, Исаак, что ты получил за свою гору такие большие деньги, как говорят?
– Да, что правда, то правда, – ответил Исаак.
– На что она Гейслеру? Гора-то ведь здесь, у нас. Чудно как-то. Да и сколько лет уж прошло.
Исаак и сам нередко задумывался над этой загадкой, говорил с ленсманом, спрашивал адрес Гейслера, чтоб написать ему. Дело и впрямь было мудреное.
– Ничего я не знаю, – сказал Исаак.
Бреде не скрывал, что интересуется этой сделкой.
– Говорят, на казенной земле не одна твоя гора такая, – сказал он, – в других тоже могут быть разные сокровища, а мы-то ходим, точно бессловесные животные, и ничего этого не видим. Я решил как-нибудь забраться в горы и поизучать их.
– Да ты разве знаешь толк в горах и в породах камней? – спросил Исаак.
– Маленько разбираюсь, да и порасспросил кое-кого. Так или эдак, а надо что-нибудь придумать, не прокормиться мне на хуторе со всем семейством. Никак это невозможно. Ты совсем другое дело, тебе достался весь лес и вся хорошая земля. А здесь одно болото.
– Болото – земля хорошая, – сухо сказал Исаак. – У меня у самого болото.
– Да его ни в жисть не осушишь, – ответил Бреде.
Но осушить болото не такое уж и невозможное дело. Нынче по дороге к низине Исаак видел, как расчищают новые участки – два внизу, против села, а один значительно выше, между Брейдабликом и Селланро. Значит, и тут пошла работа; когда Исаак поселился в этих местах, здесь царило полное безлюдье. Три эти новосела были нездешние, но, должно быть, люди толковые; они начали не с займа денег под постройку дома, а приехали, пожили немного, покопались в земле и опять уехали, словно умерли. Вот как по-настоящему надо браться за дело: рыть, пахать, сеять. Ближайшим соседом Исаака был Аксель Стрём, толковый парень, холостой, уроженец Хельгеланна, он брал у Исаака плуг – распахать свое болото – и только на второй год построил сенной сарай да землянку для себя и двух-трех голов скота. Хутор его назывался Монеланн – Лунный, – очень уж красиво светила на него луна. У него не было в доме женщины, и он так и не смог найти на лето работницу – больно далеко от села, – но делал все на редкость правильно. Не начинать же, как Бреде, с постройки избы, а потом приехать с семьей и кучей ребят на хутор, не имея ни земли, ни скотины, чтобы прокормиться? Да что понимает Бреде Ольсен в осушке болот и распашке целины!
Вот убивать время на всякую ерунду – на это Бреде Ольсен мастер! Заехал однажды в Селланро, ну как же, он собрался в горы, искать по поручению кого-то драгоценные металлы! Вечером вернулся, сказал, что ничего определенного не нашел, обнаружил только кое-какие признаки, сказал и кивнул. Скоро опять поедет, а заодно обследует склоны гор, что смотрят в сторону Швеции.
И верно, Бреде пошел снова в горы. Должно быть, ему понравилось это занятие, а свалил все на телеграф, мол, надо объехать линию. Тем временем его жена с ребятишками копались на земле или оставляли все на волю Божию. Исааку надоели его приходы, и, как только появлялся Бреде, он уходил из дома, оставляя Ингер с Бреде разговаривать одних. О чем им было говорить? Бреде часто наведывался в село и знал