лестницей, которую приставил к стене у окна, закрытого ставней, ловко забрался по ней, поколдовал, повозился, явно зная, что делает, открыл ставни и створки окна, подтянулся, перемахнул через подоконник и исчез внутри, вскоре появившись.
— Мне тоже лезть через окно? — спросила Ася, взволнованно переминаясь внизу.
— Придется, Асенька, дверь заперта, а ключей у меня нет.
— Лёнь, а… а ты уверен, что твой дядя… не рассердится?
— Не нуди, а забирайся, я тебя затащу.
Она подчинилась как обычно, а разве не приятно подчиняться возлюбленному?
Лёня помог Асе перебраться через подоконник, втянул лестницу внутрь и закрыл ставни.
— Чтобы никто нам не мешал, — объяснил он. — Здесь ушлые соседки-старухи, всё замечают, никаких сторожей не нужно.
— А ты уверен, что ушлые соседки не видели, как мы забирались внутрь? — прошептала она.
— Уверен, — заявил он, — пошли, потом разберемся.
Ася тщетно пыталась хоть что-то разглядеть в темноте, которую нарушал лишь тонкий пыльный луч, пробивающийся сквозь щель ставни. Ее охватило неприятное, но весело будоражащее чувство, что они пробрались в чужой, незнакомый и Лёне дом, словно злоумышленники, воры или грабители. Она даже попыталась мысленно установить разницу между этими тремя категориями социальных изгоев, но не успела — Акулов потащил её по темноте, натыкаясь на какие-то вещи и чертыхаясь.
— Осторожно, поднимаемся, здесь крутая лестница.
Лестница, ведущая наверх, куда стремился нетерпеливый Акулов, оказалась винтовой и словно вела в башню средневекового замка. Оказалось, что в маленькую комнатку под крышей, скруглённое окно которой выходило на галерею.
«Возлюбленный…» — прошептала она про себя, желая, но стесняясь произнести вслух это прилипшее к языку слово, когда опьянённая уже познанными ощущениями, падала в его объятия на очередное чужое ложе.
— Хочешь есть, Асенька? — спрашивал Лёня, спустя час или более, — пойду пошурую, что имеется в холодильнике. У дяди всегда есть запасы.
Он натянул джинсы, накинул рубашку и толкнул дверь. Снизу отчетливо раздался звук, словно там тоже открыли дверь или ставню окна. Послышался скрип половицы и голоса.
— Блин, — прошептал Лёня, отступая внутрь комнаты. — Вернулся, что ли?
— Кто, твой дядя? — охнула Ася.
— Подожди, сейчас гляну…
Лёня скользнул за дверь, а она кинулась одеваться, от волнения путаясь в белье и лихорадочно размышляя о грядущих перспективах. Вернулся дядя, в чей дом они забрались тайком, без его разрешения, и теперь придется объясняться и краснеть. Если в Асином характере и было что-то авантюрное, то до сих пор оно распространялось лишь на абстрактные, выдуманные опасности. Это был авантюризм зрителя, наблюдающего за страстями, кипящими на сцене или экране и представляющего себя на месте героев из безопасного кресла, театрального или кинозала. Сейчас же она сама, лично, оказалась в такой ситуации, и это пугало полной непредсказуемостью. Или она не знала о своих скрытых возможностях? Много ли знаем мы о самих себе, варясь день за днём в неизменной рутине, как в масляном масле, пока не столкнёмся лицом к лицу с чем-то неотвратимым, не желаемым, а иногда фатальным. Сейчас фатальной оказалась судьба Асиных колготок — неловкое движение, и по чулку поползла стрелка, как назло, на самом видном месте. В приоткрытую дверь донеслись звуки снизу: неразборчивое бормотание, скрип, шаги. Ася осторожно подошла к двери и тотчас отпрянула, чуть не столкнувшись с Лёней. Он вошёл, плотно прикрыв за собой дверь, и остановился.
— Что там? — спросила она и замолчала, похолодев: встревоженное, необычно серьёзное выражение лица Лёни добавило добрую порцию в без того кипящий сосуд её волнения.
— Что? — повторила она.
— Сядь… — он взял её за плечи и чуть не силой усадил на край кровати.
— Что случилось? Твой дядя вернулся и…?
— Т-с-с, тише. Это не дядя, это мы оказались не в то время не в том месте.
— А…как это?
Лёня не дал ей говорить, прижав ладонь к её губам.
— Это воры, шуруют по дому.
Ася охнула, задохнувшись.
— Что же делать? — прошептала она.
— Фиг знает, — пробормотал Лёня куда-то в пространство.
— Сколько их там? — спросила Ася.
Лёня сел на кровать, но тотчас вскочил, взъерошил волосы, пятерней откидывая их со лба.
— Двое или трое, но кто-то может и на шухере стоять.
— Но ведь они ограбят дом!
— Ограбят, а как же…
— И ты так спокойно говоришь? Надо вызвать милицию…
— И как? У нас выхода отсюда нет, кроме как через окно, а телефон — внизу. Да и тот не всегда включён.
— И что делать? — в смятении повторила Ася.
— Сейчас подумаю.
— А если они сюда поднимутся?
— Могут и сюда, — сказал Лёня.
Она не поняла его интонации и не видела его лица — был ли он напуган или привычно усмехался.
Внизу что-то упало, уронивший громко выругался, так, что сказанные слова четко послышались здесь, в комнате. Ася кинулась к Лёне, прижалась к нему — лишний повод ощутить себя хоть на миг за «каменной стеной». Хотя за «каменной» не совсем получилось, все равно было страшно — приближалось что-то неотвратимое, а ведь можно было его избежать, если бы несколько часов назад принять иное решение, но стрелки уже переведены, и нет пути назад.
Тем временем снизу послышались шаги — кто-то тяжёлый поднимался по винтовой лестнице наверх, подтверждая опасения узников поневоле. Дверь не имела запора, через мгновение грабитель появится здесь, и вряд ли его обрадует присутствие в доме двух ненужных свидетелей. Спрятаться в комнате, куда шёл человек с недобрыми намерениями, было невозможно и негде: всю обстановку составляли самодельный угловой шкаф, забитый книгами и каким-то вещами, комод у стены и кровать, на которой юные грешники только что предавались страсти. Лёня кинулся к окну, дёрнул шпингалет, потянул на себя раму, отрывая оставшиеся с зимы пожелтевшие полосы бумаги.
— Вперед!
Он подсадил Асю на невысокий подоконник и она, обдирая руки и ткань блузки, протиснулась в узкое, не рассчитанное на такие действия окно. С колготками можно было распрощаться навсегда. Ася ступила на узкую шаткую галерею, прижимаясь к стене, двинулась вдоль неё. Следом в окно пробрался Лёня, потянул на себя, пытаясь закрыть, створку окна. Резко присел, махнув рукой, давая команду идти вперёд, по галерее. Осторожно продвигаясь по опасно потрескивающему под ногами настилу, они обогнули угол мансарды — с этой стороны открывался вид на соседний дом, на крыльце которого стояла высокая полногрудая женщина и смотрела в их сторону, поставив ладонь козырьком, словно прикрываясь от невидимого солнца.
В следующее мгновение она, сломав козырек, замахала руками и закричала ожидаемо низким, почти шаляпинским басом:
— Караул, грабят! Соседа грабят! Я вам покажу, паразиты, мать вашу! Вася, Вася, вызывай милицию!
— Очень вовремя, — оценил Акулов, — только теперь