— Ну, гордо и с котомкой — это по-нашему, — ржет Георг.
Кажется, он намекает на себя: однажды он пытался создать что-то наподобие семьи и ушел оттуда буквально в одних трусах. С тех пор мой брат в серьезные отношения и не играет.
Я почему-то некстати вспоминаю Зефирку. Интересно: у них с Георгом что-то было неделю назад? Но спрашивать о таком как-то неудобно, а телефон у Женьки я как-то не удосужилась попросить.
— Итак, с чего начнем? — он настолько энергичен и бодр, что хочется его треснуть.
— С завтрака. Я только встала, между прочим. Подозреваю, в такую рань ты тоже не ел.
— Зато я распорядился, чтобы в родительской квартире убрали, — смотрит он мне в глаза и наблюдает за реакцией.
— Это всего лишь стены, Гош, — отвечаю ему правдиво. — Дом, где мы выросли. Мне не страшно туда возвращаться.
— Если хочешь, мы что-нибудь придумаем другое, — испытывает меня на прочность.
— Нет. Не хочу, — я уже все решила, и не чувствую отторжения от мысли, что через столько лет мне нужно будет перешагнуть порог отчего дома.
— А я… не знаю, — перестает улыбаться мой всегда неунывающий Гошка. — Каждый раз, когда вхожу туда, кажется, что вот-вот из кухни выйдет мама. Руки у нее пирожками пахнут. И лицо раскраснелось, потому что она с духовкой возилась. А из комнаты выглянет отец с газетой в руках. Посмотрит на меня пристально из-под очков, и я снова напрягусь, потому что он видит меня насквозь и способен легко поймать на какой-нибудь проделке.
Я делаю шаг и обнимаю его — большого и сильного, но такого ранимого временами. Наверное, он никогда не раскрывается настолько ни перед кем. Передо мной и то редко. Я привыкла, что он старший и всегда обо мне заботился. А сейчас впервые чувствую себя мудрее и надежнее. Тем плечом, на которое он может опереться, если ему будет тяжело.
— Я все помню, Гош. Тоже помню, — шепчу, гладя брата по плечу. — И, мне кажется, они были бы счастливы, что в их доме снова забурлит жизнь. В доме, где никогда не бывало тихо и пусто.
Гошка вздыхает шумно, а затем смотрит на меня с улыбкой.
— А забурлит, Анж? Хотя, зная тебя, можно в этом и не сомневаться. Ладно, пьем кофе — и за работу!
В четыре руки мы справились гораздо быстрее. Одинцову звонить я не стала, но он и сам появился, когда пришло время грузить вещи. Подозреваю, что это мой брат его позвал.
Одинцов ни о чем не спрашивал. Он руководил. Вещи носили грузчики в грузовой микроавтобус, они же затаскивали их в родительскую квартиру. Нет, неправильно: в мою квартиру.
— Ну, вот, — Гошка ходит по комнатам и мотает головой. Одинцов тоже бродит тенью: он часто бывал здесь в детстве. — Пока устраивайся, а потом сделаем все, как надо: технику обновим, ремонт сделаем. Что не нужно, выкинем. Да, Анж?
— Конечно, — улыбаюсь, — и пирожков с яблоками напеку.
У брата темнеют глаза. У мамы всегда очень вкусными получались пирожки. У меня тоже. Наверное, по генам передалось.
— И угостишь, — вклинивается Одинцов.
Он сегодня другой. Более отстраненный, что ли. Неконтактный. Но мне пока некогда ломать голову, что с ним не так. Завтра буду думать и разбираться. А сегодня мне хватит забот, чтобы распаковать хотя бы часть моих вещей.
Когда они уходят, я кружу по комнатам и улыбаюсь. Немного с опозданием, но я по-настоящему стала самостоятельной и независимой.
— Прощай, Рубин! — произношу вслух. — Здравствуй, мое настоящее и будущее! — невольно глажу живот. Мне приятно думать, что там — мое чудо. Ладно-ладно. Мое и Одинцова — так будет справедливее.
45. Увольнение не повод уходить с работы
Лика
Понедельник — день тяжелый во всех смыслах. Это не требующая доказательств аксиома сработала на все двести процентов: рабочий день встретил меня неприветливо.
Нет, меня больше не тошнило. Вчера было не до тестов: переезд, волнения, очень много воспоминаний. Остаток дня я занималась распаковкой вещей и пирожками, как и задумала.
Пирожки получились на славу: пушистые, с румяным верхом. Я их много напекла: с вишнями, яблоками и мясом. Во мне словно моторчик включился. И все время казалось, что мама незримо рядом. Улыбается и поощряет. А еще я думала об Одинцове.
Очень хотелось ему позвонить, но я не стала. Девочкам не нужно навязываться. Достаточно ресницами хлопать, а уж если у мальчика интерес, он найдет его как проявить. Одинцов почему-то не захотел, но задерживаться на этой мысли я тоже не стала. Может, он Гошку стеснялся. Или не хотел тревожить моего большого брата?
Но понедельник все мои робкие мечты развеял по ветру. Во-первых, лил дождь как из ведра. Во-вторых, в фирме «Нажми на кнопку!» появилась своя персональная туча: Одинцов с утра устроил всем разнос, бушевал и молнии из него сыпались очень щедро. Досталось всем.
Какая муха его укусила — не понятно. На меня кандидат в мужья не смотрел. То-то еще вчера он показался мне подозрительно равнодушным. Что это за качели туда-сюда-обратно-тебе-и-мне-приятно? Естественно, спрашивать я не решилась. Лучше от стихийного бедствия держаться подальше. Не тронул меня — и ладно.
Ближе к обеденному перерыву позвонила Анька.
— Как наши дела? — поинтересовалась подруга, и я прекрасно поняла, о чем она. Ей не терпится узнать, как идет приручение Одинцова к мысли, что от меня ему не убежать.
— Никак, — буркнула я, ковыряясь в планшете.
В торговом зале — затишье. Покупателей нет — погода распугала всех. Да и понедельник. По понедельникам всегда людей поменьше, а сегодня вообще вымершая пустошь.
— Что значит, никак? — кидается на меня анакондой Анька. — Мы о чем с тобой договаривались?
— Знаешь, — Аньку временами хочется пристукнуть, — если ты такая умная, пойди и сунься сама в пасть этому крокодилу. Он сегодня всех с утра взбодрил. Его какие-то мухи на выходных покусали, рычит и магмой плюется почище действующего вулкана. А я пережду, пока он успокоится.
— Ну, сиди, сиди, жди. Стул протрешь, а Одинцова твоего уведут, как пить дать, довыделываешься, — бушует Анька, и еще больше желание появляется дать ей пинка. Вот же пристала, репейник!
— Прикажешь штурмовать его как Зимний дворец? С криками «Ура!» и шашкой наголо?
Анька хрюкнула, а затем с подозрением спросила:
— А ты чем там занимаешься?
— Вакансии изучаю, — вздохнула тяжело. — Дождь льет. Покупателей нет. Вот я и ищу работу, пока время есть.
— Егорова.
Я вздрогнула и быстренько отключила телефон. Этот голос не спутать ни с чем. Одинцов пришел и по мою душу. Глаза поднимать не хотелось, но пришлось.
Сашка смотрел на меня, как настоящий босс смотрит на нашкодившего подчиненного — с холодным высокомерным интересом.
— Планшет! — потребовал он, протягивая руку. Я не успела ничего сделать. Подкрался незаметно, словно хищник. Секунда — и он уже внимательно вглядывается в открытые закладки.
— Та-а-ак, — краткость — сестра таланта. В исполнении великого начальства это немного по-другому выглядит. — За мной!
Любит же он командовать. Я с тоской посмотрела на Юрика. Тот лишь руками развел. Предатель. Мог бы и предупредить! Но, наверное, я сама виновата: болтала с Анькой и по сторонам не смотрела. И вот поплатилась. Кажется, моя карьера сама по себе сейчас уйдет в закат, как усталое солнце.
Одинцов пропускает меня в кабинет. Мария, его секретарь, вытягивает шею, как гусыня, провожая нас взглядом. Глаза ее под полуопущенными ресницами сверкают недобро. Или мне кажется?.. Но раньше я как-то не замечала, что она… настолько близко к сердцу принимает походы в начальственный кабинет. Кажется, Одинцов пользуется огромной популярностью, а я, как всегда, ушами хлопаю. Анька, наверное, права.
Додумать мысль я не успеваю.
— Дверь закрой, — командует Одинцов и следит, как я отрезаю себе путь к отступлению.
Впрочем, я всегда могу позорно сбежать: он за столом, а я к двери все же ближе, как ни крути.