Читать интересную книгу Молот ведьм - Константин Образцов

— Не видел, — неуверенно ответил Павлик. — Но я точно знаю. Мне рассказывали.

— Ну кто рассказывал, скажи, ну кто? — не унималась Вика.

— Славка рассказывал, — сказал Павлик.

Славку во дворе побаивались: он был из неблагополучной семьи, отец у него пил, а сам Славка носил в кармане перочинный ножик с рукояткой в виде фигурки космонавта и заливал в муравьиные норы какую-то вонючую ядовитую жидкость. Пусть Вика попробует подойти к нему и проверить, знает он про привидение в старом доме или нет.

Но Вика и не думала ничего ни у кого спрашивать.

— Врешь ты все! — выпалила она.

Лера жалобно посмотрела на подругу, но промолчала. В ее присутствии она вообще обычно молчала.

— Нет, не вру, — уперся Павлик.

— Нет, врешь! — Вику было не переспорить. — Вот мы сейчас туда с Леркой сходим и докажем, что ты все врешь! Да, Лерка?

Теперь у Леры на глазах уже совершенно точно выступили слезы. У Павлика екнуло сердце. Ему захотелось взять ее за руку и увести от вздорной Вики, пойти вместе на залитую солнцем площадку с песочницей, «шведской стенкой» и большими круглыми качелями, которые охотно превращались хоть в автобус, хоть в звездолет, но Лера еще раз взглянула на Вику, кивнула и сказала:

— Да. Давай сходим.

Вика торжествующе взяла подружку под руку, показала Павлику язык, отвернулась, и они неспеша пошли через двор. Павлик растерянно смотрел им вслед, оставшись стоять в тени высоких деревьев, окаймлявших площадку. Наверное, он мог бы побежать им вслед, догнать, чтобы пойти вместе, но на другой стороне двора, на качающейся скамейке с пластиковым козырьком, сидел его дедушка: читал газету и время от времени посматривал на внука. Нужно было бы отпрашиваться и объяснять, куда он собрался пойти, и дедушка, скорее всего, пошел бы за ними, что было бы, может, и неплохо, но…

— Лера! — крикнул Павлик вслед девочкам.

Они обернулись.

— Не ходи туда! Пожалуйста!

Лера хотела что-то ответить, но Вика дернула ее за руку, зашептала на ухо, и они ушли.

Дом был деревянный, двухэтажный, не очень большой, но все же рассчитан на несколько семей. Такие дома еще часто встречались здесь, среди кирпичных пятиэтажек или двухэтажных «немецких»[17] коттеджей: иногда обитаемые, чаще — уже оставленные жильцами, но одинаково обветшавшие, невеселые, они стояли, понемногу нагибаясь к земле, в окружении дремучих деревьев, старческим шепотом обсуждая с ними ночами прошедшие времена. У этого дома была островерхая двускатная крыша, два фасада, похожих на головы сиамских близнецов, торчащие вперед и направо, и веранда с потрескавшимися и местами вылетевшими стеклами, выдавленными ветками разросшихся деревьев и кустов. Краска давно облупилась и выцвела. Небольшой участок земли за забором из рассохшихся реек зарос лопухами и высокой травой, в которой суетилась многоногая жизнь. За домом виднелась покосившаяся деревянная будка уборной, наполовину скрытая жирными, жадными сорняками; даже отсюда было слышно, как басом жужжат там большие тяжелые мухи. Входная дверь на крыльце под кривым деревянным козырьком была плотно прикрыта.

— А вдруг там кто-нибудь есть? — спросила Лера.

— Нету там никого, — твердо ответила Вика. — Не будь трусихой.

Лера подумала, что это не она трусиха, а просто Вика такая смелая. Но конечно, ей-то просто быть смелой: Викина мама, тетя Света, отпускала ее гулять, куда сама Вика хочет, никогда не кричала в окно, что пора домой, и вообще была веселой. Лерина мама однажды так и сказала про маму Вики, когда бабушка спросила, что, мол, у внучки за подружка такая: «Это та девочка, у которой мама… «веселая». Потом они с бабушкой переглянулись и замолчали, как обычно молчат взрослые, когда не хотят обсуждать что-то при детях. Сама Лера иногда видела тетю Свету издали: обычно она стояла у двери парадной в розовом халате и курила, щурясь на солнце из-под яркой блондинистой челки и поднося сигарету к ярко-красным губам. У Леры мама была доброй, но со двора уходить категорически запрещала, и если бы узнала, куда сейчас отправилась дочь, то Лере бы сильно влетело. Так что она не знала, чего сейчас боится больше — наказания или старого дома. Хотя нет. Дома все-таки больше. Вон как насупились окна под кривыми деревянными карнизами, совсем как глаза нехорошего деда под кустистыми, седыми бровями.

— А если все-таки есть кто-нибудь?

— Чепуха, — отрезала Вика. — Ну даже если и есть, скажем, что зашли посмотреть, что нам сделают?

Девочки отодвинули покосившуюся калитку и тихо вошли во двор. Под сандалями шуршала трава. Они поднялись по рассохшимся ступенькам крыльца, и Вика потянула за ручку входной двери. Дверь не поддалась.

— Все, закрыто, — облегченно вздохнула Лера.

— Подожди, надо просто дернуть посильнее, — ответила Вика, взялась обеими руками за ручку и дернула ее на себя.

Дверь ухнула и распахнулась со скрипом, как будто дом раскрыл рот, откуда пахнуло старостью и погребом.

— Пойдем, — шепнула Вика, и они вошли в короткий коридор, упирающийся в лестницу, ведущую на второй этаж. Дверь комнаты справа была закрыта, а левая вела на веранду, и между ней и притолокой светилась узкая щель. Девочки сделали пару осторожных шагов. В ватной тишине пустого дома скрипнула, будто проснувшись, старая половица.

— Ой, — вздрогнула Лера.

— Не бойся, — сказала Вика. — Давай все посмотрим.

Веранда была так завалена хламом, что дверь туда не удалось даже слегка приоткрыть — она упиралась во что-то железное, отзывающееся глухим скрежетом. В щель были видны рваные матрасы, ящики и остовы поломанных раскладушек.

На двери справа черной краской была написана цифра 1 и буква «А». Совсем как класс в школе, куда они пойдут в сентябре, — подумала Лера. За ней оказалась настоящая квартира: две смежные комнаты и просторная кухня с дровяной плитой. На плите стояли брошенные прежними жильцами почерневшие большие кастрюли. Комнаты были пусты; на пыльных крашеных полах виднелись светлые прямоугольники от когда-то стоявшей здесь мебели, валялись в углах какие-то тряпки, тонкая стопка старых газет и пластмассовое тельце безголового пупса. С потолка свисали засохшие липучки для мух, все черные от трупиков насекомых. Было душно и сумрачно, закрытые окна снаружи заслоняли кусты и деревья, проходя через кроны которых свет становился зеленоватым полумраком. Девочки походили немного и вышли обратно. Лера чувствовала, как часто и сильно колотится сердце. Конечно, тут и вправду никого не было, но затея с походом в заброшенный дом ей нравилась меньше и меньше: вязкая тишина наваливалась, как большая подушка, и она чувствовала, что дом будто терпел их присутствие, и терпение его было уже на исходе.

— Все, мы посмотрели, а теперь давай уйдем? — попросила она.

— Нет, нужно еще наверх подняться, — возразила Вика. — Тебе разве неинтересно?

По правде сказать, Лере было совсем неинтересно, и хотелось обратно на улицу, в солнечный день и знакомый двор.

— Я не хочу наверх, — сказала она.

— Ну и как хочешь, тогда я одна пойду, — ответила Вика и стала подниматься по лестнице. Разбуженные ее шагами ступеньки заскрипели на все голоса, как сварливые старые бабки. Скрип раздавался на весь дом, и Лера со страхом подумала, что теперь на втором этаже их точно услышат.

Вика остановилась на середине лестницы и спросила:

— Так ты идешь?

Лера не знала сама, почему вдруг решилась. Наверное, просто не захотела отпускать подругу одну, или, может быть, ей и вправду стало любопытно, но она кивнула и поднялась следом за Викой.

Длинный коридор на втором этаже шел через весь дом и заканчивался стеной с небольшим грязным окошком, через который едва просачивался свет — тусклый, как будто на улице был не солнечный летний день, а серое осеннее утро. В полумраке по обе стороны коридора виднелись закрытые двери. Казалось, что на девочек кто-то смотрит, как будто уставилась пустыми глазами сама тишина. Теперь Лере стало страшно уже по-настоящему, но сказать об этом она не успела: Вика подошла к первой двери слева и толкнула ее, чтобы открыть.

Дверь была темная, в проплешинах облупившейся краски. Она, верно, разбухла и перекосилась от старости, потому что только немного приоткрылась и уперлась нижним концом в толстые доски пола.

— Вика, смотри!

На двери был почти незаметный рисунок, словно кто-то очень давно, грубо и неумело, начертил белым мелом крест с тремя перекладинами — одной длинной и двумя короткими, нижняя из которых шла наискось. Вика задумчиво посмотрела на крест, а потом провела по нему ладошкой, размазав белое по красно-коричневой краске.

— Надо, наверное, еще поднажать, — сказала Вика. — Лера, помоги!

Они навалились вместе; дверь со скрипом прочертила в полу широкую царапину и застопорилась окончательно, но приоткрылась настолько, чтобы можно было протиснуться.