— Да, я понимаю! Но Тотор в дикой стране. Он никого там не знает. Меринос в плену вместе с ним. Откуда же ему ждать помощи?
Тогда Фрике взял в свои большие ладони обе руки жены и пристально посмотрел ей в глаза:
— Ты ни о чем не догадываешься? Черт побери! Ты же все понимаешь! Папаша Фрике и будет тем, кто вытащит Тотора из беды.
— Ты? Ты хочешь ехать… в эту кошмарную страну?
— Не бойся! Я найду их, вот увидишь. Разве это не естественно? Если сыну грозит опасность, отец должен прийти ему на помощь… Уверен, ты поддержишь меня. Дорогая моя! Ты верно говорила: наш сын нуждается в поддержке. А кто поддержит его, если не я?
— Так далеко! Так далеко! — повторяла мадам Гюйон, рыдая. — Ты оставляешь меня одну. У меня не будет ни сына, ни мужа.
— Эй! Эй! Что ты говоришь? Полагаю, мы вернемся с ним под ручку… Или ты больше не веришь в меня? Ты же знаешь, я прошел огонь и воду и всегда побеждал…
Фрике говорил так страстно и убедительно, что жена наконец сдалась. Бедняжка прекрасно понимала, что удержать его не сможет. Она обожала мужа, восхищалась его решимостью и верила, что он вернет сына под родимый кров.
Женщина взяла себя в руки и перестала плакать.
— Ты уезжаешь надолго? Ведь я могу и не дожить до твоего возвращения…
— Не стану тебя обманывать… Автобусов там, сама понимаешь, нет, и трудно рассчитывать время. Полагаю, месяца три понадобится…
— Три месяца!.. Если бы я могла быть уверена!.. Как только подумаю, какие опасности поджидают там тебя на каждом шагу… Ей-богу, помру…
— Как у тебя язык поворачивается! Умирают лишь слабаки, те, кто смирился и сложил руки… За жизнь, черт побери, надо держаться крепко! Мадам Фрике, вы парижанка, а значит, у вас душа римлянки. Вы непременно дождетесь меня. Главное — терпение и рассудительность. Я буду присылать весточку всякий раз, как только смогу… а в одно прекрасное утро вы получите телеграмму по десять или даже пятнадцать франков за слово. Там будет сказано: «Мы возвращаемся!..» Вот и попразднуем! Обнимемся и расцелуемся!
Слушая его веселые, задорные речи, жена невольно улыбнулась сквозь слезы.
— Теперь, — продолжал Фрике, — нельзя терять ни минуты. Прежде всего — деньги… У нас припасено кое-что на черный день. Я возьму половину… Остальное — тебе. Не отказывай себе ни в чем. Я должен быть уверен, что с тобой все в порядке, что ты не нуждаешься. Мне спокойнее будет. Схожу в министерство колоний, к моему приятелю, полковнику Б… Он изъездил Африку вдоль и поперек, знает там каждую пядь, и друзей у него там тьма. Он даст мне рекомендательные письма к французским офицерам… Дальше все пойдет как по маслу. Ах, господин Си-Норосси, каналья! Я вам еще покажу! Попомните мое слово.
Фрике совершенно преобразился. Он как будто сбросил лет двадцать. Глаза его блестели молодо и задорно.
Жену поразила такая неожиданная метаморфоза. Теперь она не сомневалась в том, что все будет хорошо! И все же спросила:
— Ты едешь один?
— Один?.. — прозвучал вдруг тихий голос. — Как это один? А я?
Это произнес Риммер. Скромный и незаметный, он все время сидел в сторонке и внимательно слушал.
Фрике оглянулся и строго посмотрел на приятеля.
— Что ты сказал?..
— Я сказал и еще раз повторяю, что ты едешь не один, потому что с тобой отправляюсь я…
— Ты в своем уме?..
Риммер стремительно поднялся.
— В своем ли я уме? И это говоришь мне ты? Не забывай, мой сын тоже там, и я не знаю, что с ним… Хочу отправиться на поиски. Верь, Фрике, у меня хватит сил. Я никого и ничего не боюсь… вот если только тебя немного!.. Я не помешаю, не буду обузой… У меня тоже есть сбережения… Отдаю их в общий котел… Не беспокойся… Ты командир, я подчиняюсь тебе, как собака… Прикажешь сломать себе шею — выполню приказ тотчас же и беспрекословно. Убежден, что и твоя жена поддержит меня.
Мадам Фрике подошла к Риммеру и крепко сжала его руку.
— Вы смелый человек. Благодарю вас.
— Ну, ну! — все еще ершился Фрике. — А Гретль?
— Гретль поймет… Они вместе с мадам Фрике будут думать о нас и ждать.
Фрике смутился. Преданность старого друга тронула его до слез.
О! Кто-кто, а уж он-то знал этого человека. Силен, отважен, неустрашим… В глубине души Фрике обрадовался такому решению, однако согласился не сразу, ибо слишком хорошо понимал, какие опасности сулит путешествие.
Но эльзасец был упрям. Коли что задумает, никогда не отступится.
Будь что будет! После нас хоть потоп!..
Фрике почувствовал себя вновь на коне. Годы оказались не властны над ним… И вот он опрометью бросился через весь Париж, ворвался в министерство колоний, и, поначалу озадаченный услышанным, полковник Б… мало-помалу пришел к выводу, что приятель его, несомненно, прав. Конечно, он близко знаком с офицерами из форта Крампель, из форта Аршамбо, из форта Бретоне… Фрике примут как родного, все разъяснят и помогут. Деньги есть? Прекрасно! Придется нанимать людей… И прежде всего в Сенегале, по дороге… Полковник наметил маршрут. Фрике спустится вдоль Конго. Банам Махади, Браззавиль, затем Лиранза. Наймет пироги и поднимется по реке Убанги до форта Крампель, а оттуда — согласно обстоятельствам.
— Не скрою, — сказал полковник, — предприятие ваше очень рискованно. Два шанса против одного, что живыми вам не вернуться… Однако разубеждать не стану. Французы не раз показывали примеры стойкости и самоотверженности. Обнимемся, мой дорогой Фрике. Успеха вам!
…Два дня спустя Фрике и эльзасец Риммер выехали скорым поездом в Бордо.
Вперед! На штурм Африки!
ГЛАВА 2
Взаперти! — Я хочу есть, значит, я жив. — Один в пустоте. — Сон без сновидений.
Природа беспристрастна. Насылая на сражавшихся ураган, она не встала ни на одну, ни на другую сторону.
Буря сметала все на своем пути и в одно мгновение стерла деревню коттоло с лица земли.
Что может противостоять стихии? Кто в состоянии сопротивляться? Ветер подхватывал людей, словно невесомые соломинки, и уносил неведомо куда.
Сколько времени Тотор пролежал без сознания?
Он не знал.
Молодой человек открыл глаза. Солнце нещадно било прямо в лицо.
Сначала он не понял, где находится и что с ним приключилось.
В ушах шумело. Голова раскалывалась, точно виски сжимал железный обруч.
Однако он был жив, а это главное.
Тело нестерпимо ныло, будто все кости были переломаны. Юноша попытался взять себя в руки и собраться с мыслями, но какая-то плотная пелена, казалось, обволакивала мозг, и Тотор никак не мог сосредоточиться.