— Прошу вас, — умоляла огромная стрекоза, — я создана, чтобы летать и петь, а меня держат здесь взаперти, сжимают и толкают. Разрешите мне летать, Глиммунг!
— Освободите меня! — упрашивал Нерб Коль Дак. — Это нечестно!
— Вы уничтожаете нас!
— Вы приносите нас в жертву своим корыстным целям!
— Как мы сможем вам помочь, если вы нас уничтожите?
— Вы не уничтожены, — сказал Глиммунг. — Вы поглощены.
— Значит, уничтожены? — спросил Джо.
— Нет, — прогудел Глиммунг, — вы не правы. — Он начал вышвыривать из себя остатки причала, раздробленные куски металла и дерева, которые не смог переварить.
«Вниз», — подумал Глиммунг, и эта мысль врезалась в разум Джо, как и в мысли всех остальных. Вниз, на дно. Время пришло: Хельдскаллу необходимо поднять.
«Пора, — думал Глиммунг. — То, что затонуло много веков назад, должно вновь исторгнуться из глубин. Амалита и Борель, — думал он. — Вы будете свободны на берегу; теперь снова станет, как было раньше, — миры без конца».
Глубина. Вода помутнела. Животные проплывали или проносились мимо, их было множество, и все разные. «Снежинки моря, — подумал он. — Вихрь растительной жизни, которая ползает и цепляется. Пусть плывет дальше».
Вот оно! Перед ним раскинулась Хельдскалла. Ее белые башенки, ее готические арки, ее ажурные опоры, ее красные с золотом витражи — он все это видел множеством глаз. Все это, кроме инженерных перегородок, не пострадало в тот период, когда он надеялся поднять храм извне. «Вот теперь, — думал он, — я смогу войти в тебя; я стану твоей частью, и тогда мы умрем на берегу. Но ты будешь спасен».
Он различил зубчатые, останки Черного храма. «Разбиты вдребезги, — подумал он. — Разрушены мною. Гнилые и бесполезные останки, которые не служат ничьей цели и которые не могут больше стоять на моем пути, как бы я ни был слаб, благодаря всем вам, — думал Глиммунг, — я снова могу действовать. Вы слышите меня?» Он говорил отчетливо:
— Скажите, вы слышите меня?
— Да. Мы слышим.
— Да...
— Да... — Он слышал в себе рокот отвечающих голосов; он считал их; все они были на месте, все жили и функционировали, как его собственные органы.
— Хорошо, — проговорил он и, ликуя, подплыл к самой Хельдскалле.
«Сможем ли мы это осилить?» — мысленно вопрошал Джо Фернрайт. Ему было страшно.
«Вы сможете, — думал Глиммунг ему в ответ. — Вы, но не я».
Увеличив свой объем, он растянул себя так, чтобы его передняя часть сделалась как можно вместительнее.
«Теперь ты — это я, а я — это ты, Хельдскалла, — думал он. — Это свершилось, вопреки Книге».
Он поглотил затонувший Храм.
«Пора, — думал он. И замер, вслушиваясь. — Мистер Болдуин, — мысленно произнес он, — и вы, мисс Йохос, и вы, мистер Дак, мисс Флег, мисс Рейсе, — вы слышите меня?»
— Да... — Слабые, но подлинные ответы; он ощущал их присутствие, их волнение; они, кажется, выдерживали его силу.
— Ну, взялись вместе, — сказал он им всем. — Чтобы выжить, мы должны подняться, и это обязывает вас действовать. Другого пути нет. И никогда не было. — Как мы можем действовать? — спросили голоса.
— Соединяйтесь со мной, — сказал Глиммунг. — Добавьте ваши таланты, ваши способности, ваши силы... добавьте все это к моему разуму. Мистер Болдуин, вы можете перемещать материю на расстояние; помогите мне; помогите всем. Мисс Йохос, вы знаете искусство освобождения предметов от коралловых наростов; займитесь этим сейчас; отделяйте коралловые наросты. Вы, мистер Фернрайт, соедините расколотые керамические поверхности собора; они сделаны из глины, а вы — специалист по глиняным сосудам. А вы, мистер Дак, как инженер-гидравлик...
— Нет, — ответил Дак, — я археолог-график, специалист по ископаемым предметам искусства; я могу определить, классифицировать их, установить их культурную ценность...
«Да, правильно, — вспомнил Глиммунг, — это мистер Лунц — инженер-гидравлик; я спутал похожие имена...»
— Сейчас мы сделаем первую попытку, — сказал им Глиммунг — сказал частям себя, обладавшим собственной уникальной индивидуальностью. — Вероятно, мы вновь погрузимся. Но мы попробуем снова.
— И так всю жизнь? — спросила Мали Йохос.
«Да, — подумал он. — Мы будем пытаться, пока мы живы». — «Но это нечестно», — подумал Харпер Болдуин. «Вы предложили мне все, что у вас было, — отвечал ему Глиммунг, — вы жаждали помочь мне, когда я был на грани смерти. Теперь вы приступили к делу, так радуйтесь!»
Он вцепился всеми отростками своего тела в цельный фундамент Храма. «Прежде, когда здесь обитали Черный Глиммунг и Черный храм, я не мог пойти на такой риск, чтобы самому впрягаться в подъем Хельдскаллы. Теперь я могу».
Попытка не удалась. Храм остался в плену кораллов, прочно удерживаемыйсвоим объемом, своим весом, своими оковами. Он испустил тяжелый вздох, истощенный бесплодным усилием. Все у него внутри болело, и в отдельных голосах звучали тревога и отчаяние. И боль.
«Он не хочет сдвигаться с места», — подумал Джо Фернрайт.
«Так ли? — спрашивал Глиммунг. — Откуда вы знаете?»
«Я понял это, — подумал Джо. — Когда оказался здесь. Я прочел об этом на сосуде, помните?»
«Да, — подумал Глиммунг. — Я помню. — Им овладевали усталость, страх, непреодолимая обреченность всего, что происходило в этих глубинах. Даже он был во власти роковой обреченности. — И вот опять, — думал он. — Фауст всегда проигрывает, — вспомнил Глиммунг. — Но я не Фауст, — подумал он. — Фауст — это вы, ваше сонмище унылых стонов, печальный шум поражения и разочарования».
— Попробуем потянуть вверх, — сказал Глиммунг. — Соберем усилия. — Он ощутил сопротивление фундамента Храма. «Возможно, вы правы», — подумал он. «Я знаю, что я прав, — ответил ему голос. — Так случалось раньше, так случится вновь, так будет каждый раз». — «Но я могу поднять Хельдскаллу, — сказал Глиммунг себе и им. — Мы можем. Все вместе».
С их помощью, превращая их в свои руки, он приподымал здание; он притягивал к себе громаду Храма и заставлял ее подыматься, вопреки ее собственным желаниям. Ощущая сопротивление, он вновь испытал горечь и растерянность. «Я не знал этого, — подумал он. — Может быть, это знание убьет меня. Может быть, это как раз то, о чем шла речь в Книге. Может быть, — подумал он, — мне стоило бы оставить его здесь; может быть, это будет лучший выход».
Храм не подымался.
Он попытался снова. Нет. Храм не поднимется; он наверняка не поднимется. Никогда. Ни для кого. Ни при каком стечении обстоятельств.
— Храм поднимется, — сказал Джо Фернрайт, — когда вы вылечите свою рану, когда заживет увечье, причиненное вам Черным Глиммунгом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});