– Замечательный вечер, – сказала она. Ужин в веселой компании отвлек Деллу от мыслей о Камероне.
Камерон ничего не ответил. Он вообще почти все время молчал. С той самой ночи в лагере цыган. Прошло уже несколько недель, но Делла помнила мельчайшие подробности так живо, словно Камерон держал ее в объятиях только вчера.
Она постаралась прогнать эти воспоминания.
– Элиоты говорят без акцента, вы заметили? Когда живешь на Западе, региональные акценты обычно сглаживаются. В вашей речи не чувствуется южного выговора, думаю, что и в моей тоже.
Камерон снова промолчал. Он стоял около лошадей, прислушиваясь к звукам ночи, глядя на убегающие вдаль темные воды реки.
– По крайней мере Гарольд Элиот не хотел вас пристрелить. – Он относится к числу тех, кто жаждет пожать Камерону руку. Если бы не присутствие его сына, он непременно попросил бы рассказать о преступниках и стрельбе. – Элиоты мне очень понравились.
Еще до того, как Элиоты присоединились к ним, Делла расчесала волосы, заколола их на затылке, надела чистую блузку. Теперь же она вынимала шпильки из волос.
И вдруг ее обуял гнев. Делла с силой сжала шпильки и уставилась в одну точку. Она вовсе не миссис Камерон. И никогда не будет ею. Она никогда не будет сидеть у костра и с гордостью слушать, как ее ребенок декламирует стихотворение. Кларенс никогда не простит ее. Она никогда не простит Уордов за то, что они украли ее девочку. Ей уже не наверстать упущенные годы. Ей хотелось плакать, но не было слез.
Она никогда больше не будет жить в красивом доме с кружевными занавесками на окнах. Не будет носить атласных платьев и бархатных пелерин. Никогда не пойдет на бал, не сможет проводить дни в безделье – ведь ее ждет сотня домашних дел.
Делла подняла голову и посмотрела на звезды. Неужели это так важно для нее?
Ей больше не придется с ужасом прислушиваться к залпам приближающейся артиллерии или смотреть, как пламя пожирает дом, в котором она жила. Не придется, стоя у дороги, следить за проезжающими мимо вереницами повозок с телами погибших солдат. Она не будет умирать с голоду или брести за катафалком.
Она за многое должна быть благодарна.
И в первую очередь Джеймсу Камерону. Казалось, что с тех пор, как они сидели в столовой гостиницы «Гранд-отель» и, глядя друг другу в глаза, говорили: «Вы мне нравитесь», – прошла целая вечность. Но злополучный поцелуй украл их душевную близость и взаимное доверие, и она не может сказать ему, как благодарна за то, что он был другом Кларенса. А также стал и ее другом. В тот день, когда к ее дому подъехал Джеймс Камерон, Делле улыбнулась удача. Он открыл ей целый мир, и благодаря ему она сможет увидеть свою дочь.
Расчесывая волосы и заплетая косу, она наблюдала за Камероном. Он ходил между лошадьми и что-то нашептывал им. Любить его было бы так просто. В глубине души Делла верила, что сумела бы залечить его душевные раны. И что он тоже смог бы помочь ей исцелиться.
Но надолго ли? На год? На три? На пять? Сколько лет придется провести в постоянном страхе за его жизнь?
Нет. Она не смогла бы идти за увозящим его катафалком. Да он и не попросит об этом. Гордость для него превыше всего.
– О, Камерон…
Делла всем сердцем желала, чтобы для них все сложилось иначе.
Три основные дороги вели в Санта-Фе, один из старейших городов на Западе. Крытые фургоны выстраивались вдоль улицы Сан-Франциско в ожидании очереди на уплату пошлины, прежде чем отправиться на поиски свободного пространства в одном из палаточных городков вблизи Рио-Санта-Фе. Повозки и экипажи сновали по узким улицам, не обращая внимания на пешеходов или другие транспортные средства. Извозчики кричали и размахивали кулаками.
– Здесь настоящий хаос! – воскликнула Делла, сверкая глазами от возбуждения.
Так оно и было. Их зажали между многочисленными фургонами, лишив возможности подобраться к конюшням. Сидя на Отважном, Камерон видел мексиканскую продовольственную лавку, французскую пекарню и огромную мусорную свалку. Слева от него спокойно покуривали два индейца, глазея, как полдюжины немецких иммигрантов яростно спорили между собой, укрывшись за спинами своих быков. Лаяли собаки, ржали лошади. Камерон с тоской вспоминал тишину и покой прерий.
Фургоны, продвинувшись на несколько футов, снова останавливались. Камерон уже видел конюшни, но никто не хотел сдвинуться хоть чуть-чуть, чтобы их пропустить.
– Не будем торопиться. – Делле пришлось кричать, чтобы он ее услышал. – Здесь так много интересного!
Перед въездом в Санта-Фе Делла привела в порядок свой дорожный костюм, из-под жакета виднелась белоснежная блузка. Минувшим вечером Камерон начищал ее башмаки, в то время как сама Делла штопала перчатки. Этим утром впервые за несколько недель Делла уложила волосы в элегантный пучок, выпустив несколько прядок. Ее темные очки уже покрылись царапинами, но были ей очень к лицу. Камерон настоял, чтобы она надела плащ. В воздухе столбом стояла пыль.
– Черт побери! Я знаю вас! – Из лавки вышел мужчина и уставился на Камерона. – Это Джеймс Камерон, – провозгласил он во всеуслышание и быстро оценил ситуацию на дороге.
Камерон не узнал мужчину. Едва они въехали в город, как он расстегнул куртку и убедился в том, что легко сможет в случае чего дотянуться до револьверов. Джеймс положил ладонь на ствол винтовки и проверил, легко ли она выходит из кожаного чехла. В душе он надеялся, что здесь, где улица запружена народом, не должно случиться беды.
– Эй, вы! Уберите своих быков и пропустите этого человека и его даму. Это знаменитый Джеймс Камерон!
– Унд кто ист Джеймс Камерон? – Хозяин быков хмуро оглядывал Деллу и ее спутника.
– Джеймс Камерон – самый знаменитый законник на Западе, вот кто он. Он может выхватить револьвер и застрелить вас на месте, мистер, вы опомниться не успеете.
Мужчина из лавки и хозяин быков поставили животных поперек улицы, преградив движение в обоих направлениях. После чего мужчина махнул Камерону рукой:
– Проезжайте, мистер Камерон!
– Премного благодарен! – Камерон кивнул, коснувшись края шляпы.
– Всегда рад оказать вам услугу.
– Большое вам спасибо, сэр, – произнесла Делла.
– Рад услужить, мэм.
Будь Камерон один, отвел бы коня в конюшню, расседлал, перекинул седельные сумки через плечо и отправился бы в «Палас-отель». Но Делла не может явиться в отель, волоча седельные сумки. Поэтому Камерон велел хозяину конюшни отослать их вещи в номер, сам же, взяв Деллу под руку, повел ее через площадь.
Он оставив ее в салоне для дам, а сам пошел договариваться о комнате. Когда он вернулся, Делла уже пила чай с печеньем в окружении полудюжины других леди. Заметив Камерона, Делла подошла к дверям.