VII. 143). Это толкование, возможно, основывалось на первом из приведенных выше оракулов[574]. Возможно, был еще какой-то оракул, о котором говорит Фемистокл накануне Саламинской битвы (
Herod. VIII. 62).
Анализу этого оракула посвящена обширная литература, детальное рассмотрение которой не входит в нашу задачу[575]. Мы лишь обозначим некоторые из существующих позиций. Одни исследователи принимают сообщение Геродота, другие отвергают его, полагая, что оракул про «деревянные стены» был либо позднейшей выдумкой, либо даже изобретением (уловкой) Фемистокла[576]. Мы не видим оснований отвергать сообщение Геродота, более того, считаем его одним из ценнейших свидетельств данной эпохи, проливающим свет на события того времени.
В ходе дебатов, возможно, был принят известный «декрет Фемистокла», дошедший до нас в более поздней копии и уже поэтому вызывающий бурные споры среди исследователей[577]. Согласно этому декрету все способные носить оружие должны были садиться на корабли, а женщин и детей предполагалось эвакуировать на Саламин, Эгину и Трезену (M&L [No. 23]). Если это так, то решение об эвакуации населения Афин и Аттики было принято задолго до появления неприятеля. Однако это странным образом расходится с тем, что сообщает Геродот (Herod. VIII. 40–41). В его изложении эвакуация выглядит как паническое бегство, начавшееся после того, как прозвучал призыв «Спасайся кто может»[578]. Ниже мы еще будем говорить об этом, а пока выскажем предположение, что данный декрет, возможно, был лишь принципиальным решением.
После этого, полагает Н. Хаммонд, была создана Эллинская лига, среди учредителей и руководителей которой мы видим Фемистокла[579]. В этом качестве, если верить Плутарху, Фемистоклу удается добиться прекращения всех войн в Элладе: «Но главная заслуга Фемистокла та, что он положил конец междоусобным войнам в Элладе и примирил отдельные государства между собою, убедив их отложить вражду ввиду войны с Персией» (Plut. Them. 6).
Правда, эллины отказались подчиняться Фемистоклу (а возможно, афинянам), передав командование союзным войском спартанцам – Еврибиаду (Herod. VIII. 2)[580]. Плутарх сообщает о жарких дискуссиях по вопросу о лидере союзного войска. В его трактовке Фемистокл сам уступил первенство Еврибиаду, чтобы избежать раскола (Plut. Them. 7). Претензии афинян на лидерство основывались не только на их былых заслугах. Ими было выставлено 127 из 271 союзного корабля, т. е. их квота была самой крупной (Herod. VIII. 1)[581]. Как бы то ни было, Фемистокл пользовался значительным влиянием среди руководства союзными силами. Именно ему удастся убедить союзников остаться у Артемисия, где будет дан первый бой (Herod. VIII. 4).
Образование союза сопровождалось заключением освященного жертвоприношениями и клятвой союзного договора. Его содержание передает Геродот. «А договор этот, – пишет он, – гласил так: всякий эллинский город, предавшийся персидскому царю, не вынужденный к этому необходимостью, в случае победы союзников обязан был уплатить десятину дельфийскому богу» (Herod. VII. 132).
Когда персы уже двигались к морю для того, чтобы напасть на Элладу, пишет Плутарх, в Афинах стали выбирать стратегов. Когда стало известно, что персы уже идут к побережью, все намеченные претенденты, испугавшись опасности, отказались становиться во главе афинского войска – за исключением некоего демагога Эпикида, сына Евфемида. Тогда Фемистокл вынужден был подкупить его, чтобы тот за деньги снял свою кандидатуру (Plut. Them. 7). Таким образом, Фемистокл продолжал доминировать в политической жизни Афин.
Первоначально в целях защиты проходов в Грецию союзники предполагали дать бой в Фессалии (Herod. VII. 173; Plut. Them. 7). Союзные контингенты, включая афинский, возглавлявшийся Фемистоклом, выдвинулись в Темпейскую долину[582]. Однако по совету македонского царя Александра эллины покидают ранее избранное место (Herod. VII. 173). После очередного совещания на Истме они решают передвинуться в Фермопильское ущелье, а флот выдвинуть к мысу Артемисий, где и будет дано первое морское сражение (Herod. VII. 175).
Однако после битвы при Артемисии союзники, получившие сообщение об итогах Фермопильского сражения, решили вернуться во внутренние воды Эллады. Именно тогда, надо думать, было решено оставить Аттику на произвол судьбы. Несмотря на уговоры афинян выдвинуться в Беотию для защиты Аттики, союзники решили укреплять Истмийский перешеек. По этой причине в Афинах, по словам Плутарха, господствовали гнев и уныние (Plut. Them. 9).
А вот как развиваются дальнейшие события. По просьбе афинян союзный флот остановился у о. Саламин. «Остановиться же у Саламина афиняне просили потому, что хотели вывезти жен и детей из Аттики в безопасное место. А затем им нужно было держать совет о том, как дальше вести войну. Ведь при сложившихся обстоятельствах обманутые в своих расчетах афиняне должны были принять новые решения» (Herod. VIII. 40). В Афинах начинаются бурные дебаты. Несмотря на ранее принятый декрет (так называемый декрет Фемистокла, или декрет об эвакуации), афиняне, похоже, не готовились к эвакуации[583]. Впрочем, какая-то часть афинян все же была эвакуирована после принятия названного декрета[584]. «При тогдашних обстоятельствах, – говорит Плутарх, – было необходимо одно – оставить город и крепко держаться кораблей; но народ об этом и слышать не хотел: говорили, что им не нужна победа и что для них спасение – не спасение, если придется бросить храмы богов и могилы отцов» (Plut. Them. 9). Тогда Фемистокл прибег к трюку со священной змеей, жившей в храме Афины на акрополе (Plut. Them. 10)[585]. Лишь ее исчезновение побудило афинян к решительным действиям. Рассказывает о случае со змеей и Геродот, который, правда, не связывает это событие с именем Фемистокла (Herod. VIII. 41).
Таким образом начинается эвакуация. «Афиняне, – по словам Геродота, – объявили через глашатая, чтобы каждый спасал своих детей и челядь кто где может» (Herod. VIII. 41). Это означает, что афинское войско, а вместе с ним и представители официальных властей (стратеги, совет пятисот и прочие) садились на корабли, тогда как гражданское население было брошено на произвол судьбы[586]. В городе начиналась паника. Об этом прямо говорит Диодор (Diod. XI. 16. 1–2). Причем уныние царило не только среди гражданского населения, но и в войске. Сицилийский историк рассказывает, что Еврибиад и Фемистокл предпринимали отчаянные усилия для внесения успокоения в ряды воинов, напуганных численным превосходством врага и слухами о случившемся у Фермопил[587]. Позднее Фемистоклу придется прибегнуть к хитрости, чтобы заставить союзные контингенты дать морскую битву у Саламина.
Впрочем, если верить Аристотелю, паники удалось избежать. «После же мидийских войн, – поясняет Аристотель, – снова усилился совет ареопага и стал управлять государством, взяв на себя руководство делами не в силу какого-нибудь постановления, но вследствие того, что ему были обязаны успехом морской битвы при Саламине. Стратеги