— Злые? — нерешительно повторил Юрка и тут же добавил: — А почему злые твой папа не говорил?
Лена отрицательно мотнула головой.
— А ты не могла бы его спросить? — в полголоса спросил Юрка. — И как их можно снова добрыми сделать?
— Их надо ВОСПИТЫВАТЬ, — глухо произнесла Лена, упершись взором в пол; девочка помолчала, после чего робко посмотрела на нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу Юрку, словно ожидая ответной реакции на свои слова.
— А ты уверена? — спросил мальчик.
Лена кивнула. Затем снова покраснела. Состроила некое подобие улыбки.
— Уверена. Ведь я тоже девочка.
— И ты тоже станешь злой? — не поверил Юрка.
— Я — нет, — улыбнулась Лена. — Меня папа воспитывает.
Юрка не знал почему, но ему вдруг сделалось грустно. А одновременно, жаль всех маленьких девочек, которым судьбой предначертано, по истечении двенадцати лет жизни, превратиться в этаких злобных существ, ступивших на грешную землю с одной только целью — до смерти замучить своих младших братишек.
«Ну почему все папы не показывают своим дочерям, где раки зимуют?! Ведь так можно пресечь зло».
Сверчок как-то недовольно цокал под лобной костью — видимо у него на сей счёт было своё собственное мнение. Однако делиться мыслями насекомое не спешило — возможно, это была очередная игра.
Юрка, ничего не говоря, завернул кран.
2.
Глеб заехал после обеда, как и обещал. Марина сидела в кафе на Полетаева и безучастно поглощала фирменный салат с каким-то экзотическим названием, которое было просто невозможно выговорить.
Зачуханная «десятка» словно побывала под потоком сели; автомобиль соскользнул с проезжей части и нерешительно вскарабкался на расположенную у дверей кафе парковку. На асфальте осталась дорожка из расплющенных каштанов, быстро смываемая усилившимся за последние два часа дождём. По тротуару текли полноводные реки, которые собирались у водостоков в бездонные озёра, и бурным, шипящим потоком низвергались в тёмные недра подземных коллекторов.
На днях Марина видела по телевизору, как где-то на юге под мамой с коляской разверзлась земная пучина — то ли коммунальщики чего не доглядели, то ли стихия так разбушевалась… то ли и не стихия это была вовсе. Женщина просто прогуливалась по улице, как ни с того ни с сего, земля ушла из-под её ног, поглотив ни в чём не повинного малыша. Из-под тротуара, в буквальном смысле, вылез сказочный Змей Горыныч, от которого попросту не было спасу. Да, Марина отчётливо помнила, как приехавшие на место происшествия репортёры передавали картинку с перепаханной землёй, вывороченным асфальтом, разбросанным по проезжей части гравием и беснующимися клубами раскалённого пара.
«Уж чем-чем, а безумным ужасом матушка земля полна-полнёхонька ещё с незапамятных времён! Много всяческой нежити было понапридумано ещё дряхлыми старухами, что сидели за ткацкими станками и, в полусонном состоянии, усмиряли всевозможными страшилками резвящуюся детвору».
Вот и та местность, что проецировалась на экран телевизора, больше походила не на эпицентр вполне рациональной трагедии, а на логово очнувшегося от многовекового сна чудовища. Особенно при резких порывах ветра, когда всклокоченные белые пары, принимали очертания невиданных доселе созданий.
«Хотя, возможно, так оно и было на самом деле, — подумала Марина, откладывая прочь салфетку и столовые приборы. — Это там у них — ЧП: не досмотрели, не доглядели, не предотвратили. А на самом-то деле, может, и нечего было досматривать, доглядывать и предотвращать? Это ведь всё страшная сказка: поди, предугадай, куда заведёт писанный невесть кем сценарий».
— Так, хватит! — одёрнула себя Марина вслух, осознавая, что разгрызенная перед обедом таблетка алпразолама чрезмерно взбудоражила её и без того взведённое сознание. — Это просто несчастный случай. Непредвиденное стечение обстоятельств. Случайность. Ведь по статистике, за момент времени, равный одной секунде, в мире гибнет порядка сотни ни в чём не повинных людей. Просто так. Потому что так устроена жизнь.
Из-за соседнего столика деликатно откашлялись; Марина вздрогнула и несмело оглянулась. Ухоженный старичок с лоснящейся лысиной, отменно отутюженный и сдобно накрахмаленный, — белые манжеты наверняка в жизни не знали следов грязи. Сквозь стёклышки интеллигентных очков в узенькой оправе недобро поглядывают два мышиных глазка. Буравят по правилам Буравчика…
«Бред».
Старичок покачал головой и, промокнув подложенной под воротник салфеткой блестящий лоб, принялся усердно изучить свежий номер «Российской газеты»; Марина даже на расстоянии ощутила сдобный запах типографской краски.
Салатик с экзотическим названием просто разложился.
«Никак из бывших управленцев, — подумала Марина. — Как их тогда величали?.. Директора? Председатели? Партийные руководители?.. Хотя и сейчас то же самое! Изменились лишь условия бытия, а определения остались прежними. Такие, вот, и кричат, когда уже ничего нельзя изменить или исправить, брызжа слюной, активно жестикулируя, спуская на кого не попадя собак: мол, это всё не мы! Мы бы такого уж точно не допустили! Это всё ОНИ!»
«ОНИ — это, позвольте спросить, кто? А, не важно. ОНИ — это в, первую очередь, виновные во всех смертных грехах. А таких, как правило, на верхушке нет. Селекция, естественный отбор, теперь, вот, ещё загадочная евгеника. Перевелись гады в управленческой среде. Они просто вымерли, закопались в землю, окаменели. Может, растворились или и вовсе распались на атомы… А виновные, все внизу. Под вратами эфемерного Олимпа. Например, всякие южные национальности — они просто созданы для того, чтобы валить в их огород всякий шлак. Рельсы заминировали — это экстремисты, метро взорвали — это шахидки, мама с коляской провалилась — так это и вовсе госторбайтеры, кои клали тут накануне тротуар, что с них взять! Да, про рельсы… «Невский экспресс» — был, кажется, такой поезд… Да в том-то и дело, что был. Кое-кто отмыл денег на ремонте пути: по законам жанра, лопнул рельс, состав поезда слетел под откос, погибли люди, а посадили двух чеченских братьев-террористов. Это оказалось легко — в те времена чеченцев ненавидели до боли в зубах, а ФСБ быстро подсуетилась: вырыла на месте крушения яму, оставшуюся, якобы, от взрыва. Так-то. Всё это правда, в которую мы до остервенения хотим верить. А на верхушке все, конечно же, святые».
Марина улыбнулась; старичок больше не обращал на неё внимания — газета засосала его вместе с потной лысиной, мышиными глазами и белыми манжетами.
Подошёл улыбчивый официант и, вкрадчиво выпросив на чай, удалился, довольный собой, будто оттяпал у Миллера половину акций «Газпрома».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});