с температурой моего тела. Мне колит в груди при воспоминании букета синих-синих Васильков, Тёма тогда был другой… тогда всё было другим. И букет был солнечный и тёплый, в отличие от этого враждебно-холодного кольца. Он, как всегда, говорит что-то о проектах, и все наши разговоры сводятся к работе, иногда мне кажется, что я перестаю его слушать.
— Агата?
— А, да, видела твои модели квартала.
— И что думаешь?
— Я думаю, что это неплохо.
— Я разговаривал с заказчиками, они хотели бы внести какой-то пешеходный бульвар в наш проект, но я считаю.. — я снова пропускаю его слова мимо ушей, и смотрю, как он наливает мне чай. Кипяток наполняет полкружки, оставляя половину для холодной воды. Снова достаёт чайный пакетик, закручивает ниточку вокруг ложки и сжимает его. Зачем он это делает?
Почему-то этот жест кажется мне легким проявлением алчности то ли относительно воды, то ли заварки. Потом он слегка приподнимает ногу и одёргивает свои домашние шорты, раскручивает пакетик и выбрасывает его в мусорку. Всё это выглядит как-то неопрятно. Как же меня раздражает то, как он наливает чай! Разбавляет воду в кружке холодной водой, и я замечаю, что графин для питьевой воды всё ещё без фильтра. Весь наш обед превратился в его монолог о работе, а я в этот момент думала, что в следующий раз буду наливать чай сама, чтобы не видеть, как он выжимает этот никчемный пакетик. Вспоминаю, как Тотсамый всегда ставил мне к кружке маленькое блюдце, и я сама решала, когда мой чай будет готов, и так мне нравилось больше. Впервые в жизни я честно знаю ответ на все вопросы — Тёма никогда не станет Темсамым. Он просто никогда не будем им. Вот и всё. На моих глазах в миг собираются слёзы.
— Ты поможешь мне? Я хочу внести ещё пару штришков, и я хотел бы написать экспресс-информацию к тендеру. Что с тобой? — пора ему сказать обо всём.
— Я не смогу помочь тебе с этим проектом. — но скопившиеся слёзы к этой новости не имеют никакого отношения.
— Почему?
— Я работаю на стороне «Инвест Стройкомплекс». — он перестает поднимать ложкой суп и уставляется глазами в стол. Я тоже не ем и жду его реакции.
— Вот так, значит?
— Артём, это было бы подло с моей стороны.
— Я тебя понял. — одна из самых нелюбимых фраз, которую я могла от него услышать. Она означала «Я не согласен с твоей позицией, и отныне моё отношение к тебе изменилось». Мне хочется сказать ему тысячи слов, но я не подбираю ни одного подходящего. Я смотрю ему в глаза, которые он нарочно не поднимает на меня и понимаю, что, не смотря на то, о чём я сейчас скажу, он всё равно воспримет это, как отсутствие веры в его дело, и, что самое страшное — в него самого.
Мы молча доедаем шпинатный суп, и вся кухня пропиталась нашим неразговором. Мы оба имеем больше миллиарда мыслей, о которых никогда не поделимся друг с другом. Я знаю, что, если я начну объяснять ему свой выбор, то он, несомненно, выслушает меня. Выслушает, но не поймёт. Я продолжаю молчать, так как ни один звук не изменит тишину к лучшему. Сегодня он осознал, что я никогда не стану частью его дела, а я поняла, что чайный пакетик лучше оставлять в кружке, а не выжимать из него последние капли.
Я ушла, оставив подарок на тумбе, и Артём меня даже не проводил. Все мысли оставшегося дня крутились вокруг этой ситуации. Он не оставляет мне даже выбора — всегда ультимативный ход действий. Если я не делаю так, как он хочет, то он найдет тысячи аргументов сказать, что я неправа. Сначала ему помогает мать, потом я, Инга, Сева и так до бесконечности. И это меня сильно напрягает.
«Нам нужно сесть и решить все наши проблемы» — сообщение от Артёма. Я знаю, что он тоже думает обо всём.
«Приду к тебе после работы. Не встречай.» — мне хочется освежиться по дороге до его дома.
Вношу последние штрихи к завтрашнему выступлению, и выхожу из большого здания «Инвест Стройкомплекс», на улице уже стемнело и часы показывают девятый час. Не могу понять, почему внутри меня бушует буря, словно сейчас произойдет что-то ужасное. Листья уже опали, и весь город стал таким чёрно-белым, как кино, и, судя по сегодняшнему обеду — немое. По пути захожу в пекарню за сдобными печеньями, которые мы оба любим.
— Агги, мне не хватает тебя. Ты где-то далеко. — произнёс Артём на расстоянии нескольких миллиметров. Он уже остыл и не хочет ссориться. Мне нравится слышать его ласку. Мне нравится видеть его таким нежным.
— Мне тоже. Мне не хватает тебя. Иногда мне кажется, что мы с тобой едва знакомы. — меня беспокоит много вопросов относительно работы, но я нарочно их избегаю, так как эта тема стала единственной для разговора между нами.
— Ты сама не хочешь становиться ко мне ближе! — знал бы он, что я приходила к нему с вещами. — Почему, ответь мне, ты не хочешь ни жить, ни работать со мной? Или вообще просто писать свои статьи и рассуждать на свои высокие темы?
— Потому что сейчас я работаю в «Инвест Стройкомплекс», и мне нравится моя финансовая независимость, Артём.
— Я буду давать тебе в два раза больше. — я должна сказать, как есть.
— Я не хочу, чтобы всё легло на мои плечи.
— Что всё?! Что всё, Агата? Я тебе говорил, живи в своем безоблачном мире, зачем ты лезешь в этот бизнес? — бесперспективные люди, наркотики, ложь, воровство, какая-то шалава, все эти ссоры и бесконечное недоверие, Мария в детском одиночестве — безоблачный мир?! Да никаких туч чернее я раньше не видела. И как я могу бросить всё, чтобы летать среди гроз и бесконечных бурь? Как он не понимает этого?
— Ты сам меня просишь тебе помогать. Я не хочу быть генератором идей для твоего успешного заработка. Я не уйду из «Инвест Стройкомплекса». И это точка. — ещё не было ни одного успешного проекта без моей помощи. Я тут же осознаю, на что так похожи его зеркально-голубые глаза — на здание «Инвест Стройкомплекс», когда я впервые его увидела.
«Даже если бы всё здание состояло из прозрачных стёкол — его никогда бы не было видно насквозь. Оно неосознанно отражает всю окружающую его действительность: небо, солнце, другие здания, огни машин, пролетающих птиц и даже воздух. Если бы оно стояло одно в большом пустом поле, то