Читать интересную книгу Не последний волшебник - Юрий Салов

— Мне знакомо это изображение. — Лернер указал карандашом на экран.

Алексей вел машину уставший, разбитый, вдруг стал опасаться, что врежется во что‑нибудь. Скверно. Припарковался у ресторана. Здесь светло, шумно, улыбки. Осмотрелся. Все вымученным, фальшивым показалось. Но все‑таки жизнь. Взбодрился. Среди хаоса звуков различил музыку, веселую, бесшабашную. Это в ресторане. Уезжать расхотелось. За окнами мрачный, враждебный ветер, дома тоска. Зашагал к ресторану. Тепло. Привычные запахи. На лицах отдохновение, плевать, что пьяное, ненастоящее. В зале полумрак, серебристо–фиолетово поблескивают вертящиеся светильники под потолком. Подошел к стойке бара, взобрался на табурет. Бармен тут как тут. Молодой, холеный, руки белые.

— Отдыхаем? — спросил как родного.

— Ищу истину.

— А истина, как известно, в вине, — засмеялся бармен.

— В коньяке, — уточнил Алексей.

— Понял, — откликнулся бармен.

Алексей выпил, жестом показал повторить. Посвежело в груди. Все ерунда. Разберемся. Надо жить. Еще выпил. Совсем хорошо. Много интересных женщин в зале. Просто россыпь. Такое не часто бывает. Надо воспользоваться. Расправил плечи, нацепил насмешливую полуулыбочку, сразу почувствовал, заметили, поглядывают игриво, кошечки. Можно выбирать.

Он опрокинул залпом еще рюмку. Повело. Зацепил взглядом одну. Хорошенькая. Носик короткий. Рот большой, пухлый, движения нежные, естественные. В компании, но вроде как и одна, без кавалера. То что надо. Сейчас музыка заиграет, и надо идти. Он элегантно и проворно проберется между столиков, раскованный, спортивный, шагая, будет ловить ее взгляд, она непременно его заметит, как только начнет он свой путь, и будет поглядывать чуть настороженно, скрывая любопытство и зарождающийся интерес…

Его опередили.

— Что же вы делаете, Алексей, что же вы творите. — Володин подсел рядом, в строгом сером костюме, в галстуке. Он казался моложе своих лет.

— А вы что, не видите, что‑ли? — усмехнулся Алексей.

— Мы тут все пытаемся спасти вашу карьеру, а вы куролесите.

— Не надо спасать то, что обречено.

— Вам все равно, что будет с Морозовским, с вашим другом Антоном?

— Нет, мне от души жаль их всех и себя тоже. Мне очень плохо сейчас.

— Я вижу.

— И что? Я могу сделать только то, что не делать ничего. Самое мудрое — Алексей жестом показал бармену налить еще.

— Вы на «Брахмапутру» смотрели?

-Cмотрел, не успокаивает. Я продал ее сегодня утром.

— Казенную картину?

— Плевать мне. На все плевать.

— Вас под суд отдадут. — удивился Михаил Юрьевич.

— Но сначала я погуляю. — Алексей обдал его коньячными парами.

— Алексей, у вас есть пистолет?

— Есть. Как офицер, я наверно, должен застрелиться, но я не буду.

— Отчего же.

— Буду пить, развратничать и опускаться. Я попробовал — мне нравится. Это тоже повод, тоже жизненный выбор.

— Как мне нехватает моей трости. — досадливо протянул доктор. — Жаль. Я очень на вас рассчитывал.

— Ну зачем я вам нужен? Что я могу сделать?

— Что предусматривает ваша профессия.

— Убить Януса? Что, я?

— Довериться больше некому — загрустил Володин.

— Что за чушь! Kому это нужно?

— Так вы едете сo мной или нет?

— Я никого убивать не собираюсь. Морозовского вы не спасете и змея этого вы не поймаете. Если он хочет быть богом — пусть, флаг ему в руки.

Однофамилец хоккеиста посмотрел на профессора с таким раздражением, что тот вполне прочувствовал врожденную неуживчивость характера, помноженную на опьянение.

Он вышел в вестибюль и зашел в туалет. Володин двинулся следом. Мальцев сунул голову под кран.

— И потом Михаил Евгеньевич, вы меня пугаете. Вдруг вы и есть Янус. — оторвался от умывальника Алексей.

— Алеша, он может быть мной, тобой или кем‑нибудь еще. А может быть всеми нами вместе.

— Так что ему нужно? — несколько пришел в себя Алексей.

— Самое страшное, что он сам не знает, что ему нужно. Он силен ради самой силы.

— А как же ваш абсолютный разум? Чего же он дремлет — то?

— Он не дремлет. Он ждет. Что из нас с вами получится.

— А–а. — Алексей махнул рукой. Он сейчас казался безликим, никаким. Вошел в зал, выпил рюмку, скрипуче ткнулся головой в руки, покоящиеся на столе.

— Я уверен, и я все ещё не теряю надежды, что мы раздобудем портрет нашего Януса. Но, надеюсь, Антон, что ты мне в этом поможешь.

— Как?

— Попытаемся разговорить Балинова.

«Так нас к нему и пустят» — подумал Антон и представил выражение озадаченного лица Володина, столкнувшегося с охраной клиники.

— Видишь ли, Антон, — сказал Володин, как бы отвечая на его мысли, — ты просто загипнотизируешь охрану. Я тоже приложу свои паранормальности… Наша работа, я имею в виду — наша нынешняя работа, — найти и обезвредить Януса. — Он сказал это так значительно, как будто делает гениальное открытие. — Люди имеет право быть под защитой от вторжения в их мысли. Представь себе, тобой кто — то управляет извне; а Янус если осуществит задуманное, сможет проникнуть к тебе, ко мне, к каждому из нас…

Володин посигналил фарами впереди ехавшему, обогнал его, затем свернул налево.

Антон прочистил нос, повернулся к окну, с полминуты смотрел на обгоняющие друг друга автомобили. Наконец он услышал тихий голос Михаила Евгеньевича.

Мы едем к Балинову в институт Сербского. Маньяк — убийца, Виктор Балинов содержится там в ожидании комплексной психолго — психиатрической экспертизы. Это моя главная надежда прищучить Януса. Я подробно ознакомился с делом Балинова по своим каналам. Подробно, но надо поработать с Балиновым на месте. Этот человек, по моему мнению, действовал по приказанию Януса. Янус, по–видимому, дал ему программу убивать, ради того чтобы повысить свой уровень, свою силу. У меня большие сомнения, что Балинов действовал сам, по собственной инициативе. Он был художником, иногда выставлялся, не пил, имел отличную характеристику. Ему никто не поверил, что настойчивый голос в голове приказывал ему убивать. Дело в том, что я участвовал в подобнах операциях — внедрялся в подсознание человека, понуждал совершать его определенные действия. Балинов никак не может объяснить свои преступления, с жертвами не был знаком, изнасилований жертв не было. Он напирает на то, что не мог противиться внутреннему голосу, иными словами, в него вселялся другой человек. Почему я предполагаю, что в него мог вселяться Янус? Вот эти рисунки, найденные на месте убийств, точнее один и тот же рисунок, это части пентакля, который есть у нас. Янус набирает силу, он должен достичь достаточной мощи, когда наступит время «Ч», чтобы открыть все двери потустороннего мира. Поэтому сейчас я обязательно должен увидеть Балинова, понять, что стоит за его словами о контролировавшем его голосе и откуда он знает про этот рисунок. И поможешь мне в этом ты.

Честно говоря, никакой Америки Михаил Евгеньевич для Антона не открыл, он уже был подготовлен к чему‑то в этом роде. У Антона появилось ощущение, что он знает профессора уже очень давно, лет десять, по крайней мере, а ведь не прошло ещё нескольких дней, как они встретились.

Казалось, длинный черный коридор уходил в бесконечность. Неизвестную и манящую.

Холодная тьма стелилась по бетонному полу, некогда покрытому разноцветной мозаикой, а теперь — исшарканному тысячами ног.

Бронированные стекла в оконных проемах и обитые толстыми листами железа двери заглушали все звуки.

Неизвестная пугающая бесконечность — и в одну, и в другую сторону. А посередине, словно спасительный свет путеводного маяка — настольная лампа под красным абажуром.

Антон зябко поежился.

Днем было еще терпимо. Да и по ночам, в общем‑то, не холодно — он до сих пор открывал форточку, если спал дома. Но здесь дуло…

Коридоры в третьем корпусе института социальной и судебной психиатрии имени Сербского казались ему очень холодными. Интересно почему…

- Hе нервничай перед этой встречей, дружище! Жизнь гораздо проще и прозаичнее. — напутствовал его доктор.

-Hу да, так‑то он спокойный. Вы Эльбруса, cанитара видели?

За столом, в конусе яркого света возникла фигура, облаченная в защитного цвета униформу, и Антон увидел Степана — худого молодого охранника с тонкими рыжеватыми усами.

Лицо его было усеяно светлыми разнокалиберными веснушками. Для охранника такого заведения хиловат, подумал Антон. Профессор же без всяких церемоний уселся напротив.

— Видели. — ответил он весело.

— Здоровый мужик. Мастер спорта по вольной борьбе. Так вот, этот художник во время припадка Эльбруса и его напарника такой же комплекции раскидал как котят. Ладно электрошоком вырубили, а так все — трупы. Ему то что, он за себя не отвечает.

— А как же Марина Дмитриевна к нему заходит?

— Она доктор, это ее работа. Нарушает, конечно, но…

Володин открыл папку, лежавшую сверху, достал ручку и склонился над листами. Маринины записи были видны сразу — четкие, сделанные округлыми разборчивыми буквами, внизу- понятная роспись с расшифровкой. Не то, что многие врачи: не почерк, а какие‑то неразборчивые каракули. Нередко и сами не могут разобрать, что написали.