Читать интересную книгу Брошенная - Шкатула Лариса Олеговна

— Даже вернуться вплавь не дал! Так и маялась на жаре в его поганой лодке.

— Вечно ты скандалишь со спасателями, — лениво протянула сестра.

— Вечно? — возмутилась Марина. — Да кто это тебе сказал такую глупость?

Седеющий Аполлон. Ишь, углядела! У него действительно седина на висках, но неужели это видно вот с этого покрывала?

— Так когда это еще я скандалила со спасателями? — вернулась она к утверждению, которое словно невзначай высказала сестра.

— Мне было лет шесть или семь — тогда мы отдыхали на море с родителями, — но я хорошо помню, как тебя вот так же в лодке возвращал на берег спасатель. И еще помню, что папа тебя наказал и в этот день тебя больше не пустили купаться в море.

— Нашла о чем помнить!

— А ты нашла на что злиться! Детской памяти, не прикажешь: что хочет, то и помнит.

Ничего не поделаешь, Вика права: ее с детства тянуло уплыть куда-нибудь подальше от людных мест, вообще в открытое море. Чтобы наконец остаться одной. Может, потому она так долго просидела на кухне одна, почти не тяготясь своим одиночеством?

Но нет, думать так, значит, признаваться, что у Марины не все дома. Люди стремятся к общению, а она, выходит, хочет обходиться без людского общества?

— …Маринка всерьез Ивана разозлила, — услышала она, как вернувшийся Гарик рассказывает Вике о происшествии. — Решил почему-то, что она сделала это ему назло…

— Назло? Он слишком много о себе мнит! Я вообще прежде его не видела, а уж делать что-то назло незнакомому человеку… я бы просто поленилась. Подумать только, этот нептуновский прихвостень решил бороться за порядок на море! Нельзя, видите ли, за буйки заплывать! Да если бы я утонуть захотела, небось его бы не спросила!

— Не пыхти, сестра! — стала успокаивать ее Вика. — Что плохого, если человек добросовестно делает свое дело. Недавно ты целую речь произносила в защиту людей увлеченных. А выходит, они хороши лишь до тех пор, пока тебя лично своей дотошностью не задевают?

— Значит, они друг другу не понравились, — сделал вывод Гарик.

— Или понравились, но не хотят в этом признаваться, — хихикнула Вика.

Марина демонстративно отвернулась и с преувеличенным интересом стала читать книгу, которую отложила Вика. Отчего-то плохо вникалось в смысл прочитанного. Перед ее глазами стоял суровый лик Нестеренко, его раздражение и досада, да что там досада, его плохо прикрытое смятение, когда он встретился глазами с Мариной… Видно, какая-то женщина оставила глубокий след в его душе от своих длинных наманикюренных ногтей. И чем-то, наверное, ее напомнила ему Марина…

— Гарик, а откуда он взялся? — продолжала расспросы Вика. — Невооруженным глазом видно, что он не местный. В нем еще видны повадки цивилизованного человека.

— Приблудился, — пошутил тот. — Мне его ребята порекомендовали: мол, честный, работящий, но после серьезной жизненной травмы желает находиться где-нибудь подальше от людных мест. У меня таких мест и не было, разве что эта база, но на ней в сезон — столпотворение. Объяснил, что если он сможет четыре месяца таки потерпеть человеческое общество, остальные восемь будет жить как Робинзон. Может, одна-другая Пятница поблизости появится, а так — никого. Он согласился, и второй год у меня и директор базы, и охранник, и сторож, и, кажется, столяр, потому что сам все ремонтирует. Марина могла бы заметить, что в этом году на подготовку базы мы истратили втрое меньше обычного…

— Я заметила, — сухо отозвалась Марина.

— Но так тоже нельзя, Гарик! — возмущенно проговорила Вика. — Значит, кто везет, того и погоняют. Неужели у тебя такая бедная фирма, чтобы человека задаром эксплуатировать?

— Зачем задаром, — смутился Гарик, — я ему частенько премию подбрасываю, оклад увеличил.

— Как же он весь год живет на базе? — задумчиво проговорила Марина. — Она ведь не отапливается.

— Построил себе домик с камином, из местного камня, в нем и живет. В качестве дров плавник использует. А то, что он в человеческом обществе не нуждается, так это его проблемы, не так ли?

— Семьи у него нет? — продолжала расспросы Вика.

— Если и есть, то мне о ней ничего не известно, — пожал плечами Гарик. — По документам дети у него не прослеживаются. В графе «семейное положение» пишет холост.

— Вроде еще не старик, — поддержала разговор и Марина, которая не могла долго злиться и тоже заинтересовалась этим странным отшельником.

— Ты имеешь в виду его седые виски, потому говоришь так осторожно — не старик? — усмехнулся Гарик. — Да если хочешь знать, ему всего тридцать шесть лет.

— Что ты говоришь! — ахнула Марина. — А я бы ему дала все сорок шесть.

— Значит, жизнь шандарахнула его как следует.

— Я думаю, в его жизни есть какая-то тайна, — предположила Виктория.

— Сестрички — романтики! — ухмыльнулся Гарик. — Сейчас вы придумаете ему роковую любовь, безумную страсть, дуэль или еще что-то в этом же роде.

— Зря ты и меня к романтикам причислил, — не согласилась Марина. — Я думаю, что разгадка здесь гораздо проще: он просто бывший зек, а что может с человеком сделать зона, не стоит и гадать.

Марина выпалила это и смутилась: Тимофей в ее душе все же оставил свой след. Она, наверное, теперь всех мужчин будет оценивать именно с этой позиции: был он судим или нет?

— Зек? — У Гарика округлились глаза. — Откуда ты это взяла?

— Велосипед мне изобретать не понадобилось, не волнуйся. У него татуировка на плече.

— Татуировка! — Георгий облегченно расхохотался. — Глупая женщина. Наколка наколке рознь. Та, что у него на плече, наколка десантников. Спецподразделение.

— Он служил в десантных войсках? А откуда ты знаешь?

— Документы смотрел. Я, между прочим, всегда это делаю, когда людей на работу принимаю, — отчего-то рассердился он. — Так вот, к твоему сведению, он майор запаса, а вовсе не какой-то там зек!

Вика с сочувствием поглядела на сестру: обжегшись на молоке, на воду дует!

А Марина мысленно огрызнулась: тебя бы на мое место. Поневоле начнешь перестраховываться. Понятное дело. Не могут же все мужчины России непременно иметь уголовное прошлое… Да и при чем здесь Нестеренко? Он живет себе в этой курортной глуши и с Мариной будет видеться раз в сто лет. Будь он и судимым, ей-то какая разница!

Однако что же тогда в прошлом у Нестеренко? Чего это он сам себя добровольно заключил в монастырь? Персональный. На одного человека. Неужели он в женщинах не нуждается?

Марина подумала так и одернула себя. Отчего она решила, что у него нет женщины? Разве не может быть среди коренных жителей этого приморского поселка одиноких разведенок? Или вообще девушек, не выходивших замуж? Наверняка какая-нибудь из них ходит к нему в пресловутый домик с камином.

Марина мысленно посмеялась над собой: «А тебе-то какое дело! Посторонний человек. То ты готова чуть ли не прибить его, то размышляешь, с кем он спит!»

— Послушай, Гарик, — вдруг вспомнила она и даже испугалась: малознакомый мужчина волнует ее больше, чем собственный ребенок! — А где мой Юрка?

Тот переглянулся с Викой, и оба расхохотались.

— Надо же, как этот принципиальный спасатель заморочил голову моей сестре! — притворно возмутилась Вика.

Но Гарик понял, что Марина действительно волнуется, и успокаивающе похлопал ее по руке:

— Иван Витольдович сети проверять поехал, и твой сынок с ним напросился.

— Меня уже никто и не спрашивает! — возмутилась Марина.

— Ты же мне его доверила, — напомнил Гарик, — вот и отдыхай, раз я за парня отвечаю.

Глава 18

Гарик уверял ее, что Нестеренко сам приведет Юрку, но Марина все-таки решила пойти навстречу. Она понимала, что с ее сыном ничего не случится, но подспудно ее точила мысль: а что, если этот бывший десантник подумает, будто она еще и как мать никудышная?

А что она «еще»? Вот уж накрутила! Права Вика, задел ее этот спасатель. Она и не могла точно определить для себя, чем именно. То ли своей неестественной суровостью, то ли безразличием… С некоторых пор Марина стала привыкать к вниманию мужчин. Конечно, она могла быть не в его вкусе, но уж брезгливости-то в любом случае не должна была вызывать! Словом, правы те, кто утверждает, что сильнее всего задевает нас не интерес, а равнодушие к нам, таким особенным, таким неповторимым! «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей!» Лучше классика не скажешь.