Высокопоставленные начальники не жаловали своими визитами войска, расположенные на передовой. А если все же они и покидали насиженные места, то эти скоропалительные наезды были окружены такими предосторожностями, что выкроить время на беседу с солдатами попросту не удавалось. Складывалось впечатление, что генералы словно спотыкались о невидимый барьер, который отделял их от нижних чинов. Душа солдата для большинства русских генералов оказалась сокрыта за семью печатями. Но и солдаты отвечали тем же – оставались глухими и равнодушными к слезливым просьбам: потерпеть, выдюжить и т.п. Терпели и стойко переносили они трудности в надежде на помощь Бога, да и об Отечестве желанном памятовали.
В пореформенный период в армии происходил важный процесс нравственных перемен: от шпицрутенов и зуботычин – к созданию системы обучения и воспитания солдат, пользовавшихся относительной свободой. Для многих офицеров этот период затянулся только потому, что они не желали замечать в солдате человека, равного себе, и за нежелание понять это расплачивались глубокой неприязнью.
Другое дело – Скобелев. В нем удачно сочетались замечательные качества, воспринятые у выдающихся русских полководцев прошлого – Суворова, Кутузова, Багратиона. В их ратных подвигах находил он ту любовь и уважение, которую известные военачальники питали к «серой массе», к простому русскому солдату, несшему на своих плечах тяжкое бремя войны. Во все времена человек, надевший солдатскую шинель, был особо почитаем у русского народа. Существовал неписаный наказ, который давали соотечественники отправлявшимся на воинскую службу. Нарушить его означало навлечь на себя несмываемый позор. Скобелев, в силу жизненных обстоятельств имевший мизерную возможность общения с простыми людьми, стремился познать этот мир, где слова «честь», «Родина» и «долг» были вовсе не пустыми звуками. Солдаты приняли генерала «за своего». Любовь была взаимной. Скобелев, посылая солдат в самое пекло, откуда выйти живым почиталось за великое счастье, никогда не отсиживался за спинами подчиненных, вровень с солдатами стоял перед смертью. Он всегда ревностно оберегал достоинство русского воина.
Ни для кого не являлось секретом, что господа офицеры грешили рукоприкладством. Узнав однажды, что один из полковых офицеров ударил солдата, Скобелев вызвал провинившегося и сурово отчитал:
– Я попросил бы вас этого в моем отряде не делать. Теперь я ограничиваюсь строгим выговором, в другой раз должен принять иные меры.
Офицер стал оправдываться, сослался на дисциплину, на глупость солдата, на то, что зуботычина – единственный способ внушения...
– Дисциплина должна быть железною, – едва сдерживая гнев, сказал Скобелев, – в этом нет никакого сомнения, но достигается это нравственным авторитетом начальника, а не бойней. Срам, полковник, срам! Солдат должен гордиться тем, что он защищает свою Родину, а вы этого защитника, как лакея, бьете!.. Гадко!.. Нынче и лакеев не бьют. А что касается глупости солдат, то вы их плохо знаете... Я очень многим обязан здравому смыслу солдат... Нужно только уметь прислушиваться к ним...
На полях сражений русско-турецкой войны кабинетная стратегия терпела крах. Скобелев, пожалуй, одним из первых оценил это. Впрочем, он никогда ей и не следовал, предпочитая видеть картину боя на самом поле сражения. Солдатская тактика и смекалка зачастую подсказывали ему самые неожиданные решения. Так было под Ловчей, когда в ход пошли ходули для преодоления глубоких ручьев. Здесь, под Плевной, солдаты использовали небольшие переносные лестницы, по которым ловко карабкались на крутые скаты редутов. Да, на таких солдат надобно было молиться! Когда Скобелев слышал выражение «Война все спишет», то приходил в неописуемый гнев:
– Солдат на войне должен чувствовать заботу, и если он голоден и оборван, грош цена такому командиру!
Заметим, говорил это генерал, значительно уступавший седовласым командирам в возрасте и жизненном опыте. И вовсе не случайно, что солдаты отвечали ему безграничной преданностью, любовью и с гордостью говорили: «Мы – скобелевцы!»
...Хотя Скобелев был брошен командованием на произвол судьбы, ему все же удалось добиться того, что войска выполнили намеченное. В эту ночь, как и ранее в боях у Ловчи, большую помощь Скобелеву в организации обороны оказывал начальник штаба его отряда Алексей Николаевич Куропаткин. Он родился в семье офицера в 1848 году, и поэтому на выбор его жизненного пути большое влияние оказали семейные традиции. В 1866 году после окончания Павловского военного училища служил в Туркестане, где принимал участие в военных действиях, затем поступил в Николаевскую академию Генерального штаба и в 1874 году закончил ее. До начала русско-турецкой войны находился в Туркестане, откуда по прошению был направлен в Дунайскую армию. К началу войны с Турцией Куропаткину было двадцать девять лет. Молодость, энергия и личная храбрость – вот те черты, которые повлияли на решение вопроса о выборе начальника штаба. Скобелев, знавший Куропаткина по Туркестану и ценивший в нем эти качества, а кроме того, штабную культуру и отличное знание военного дела, остановился именно на нем. Дальнейшие события подтвердили правильность выбора.
Начиная с рассвета турки, не опасаясь за другие участки, на которых стояла тишина, дали себе волю и обрушили на защитников Скобелевских редутов ураган огня. Но Скобелев, сознавая то, что наспех возведенные укрытия не могут служить прочной защитой для обороняющихся, отдал распоряжение на отвод части сил за редуты, тем самым значительно сократив потери от перекрестного огня...
Рассветало, туман рассеялся. От Кришина показались густые цепи турок, медленно продвигающихся вдоль первого редута. Издавая гортанные крики, они бросились на штурм. Картечные гранаты дивизиона капитана Васильева и плотный оружейный огонь вырывали из их строя один десяток за другим. Турок отделяло от редутов около сотни шагов, но это расстояние оказалось непреодолимым. По трупам, густо усеявшим склон, можно было судить, что первый приступ дорого обошелся наступающим.
Отойдя от редутов на одну версту, они привели свои ряды в порядок, залегли и открыли ружейный огонь, готовясь к атаке. Осман-паша направил сюда новые подразделения. Около восьми часов утра атака повторилась, теперь уже более значительными силами. Скобелев, наблюдавший за движением турок, послал ординарца с приказанием снять две роты с третьего гребня и нанести удар во фланг наступающим, кроме того, на этот гребень он приказал выдвинуть батарею. Турки, оказавшись в огненном мешке, неся тяжелые потери, залегли в ста метрах от редута и открыли беспорядочный огонь. Как ни стремились офицеры поднять их в атаку, ничего не вышло. Огонь орудий с фронта и фланга заставил все же турок подняться и побежать, но в сторону, противоположную редуту № 1. Расположив свои потрепанные цепи против него и открыв огонь, турки, поняв бесплодность атак на редут № 1, решили изменить направление удара, перенеся его на редут № 2, предварительно подтянув резервы из Плевны. Теперь против героев действовало двадцать два табора (около тринадцати тысяч человек), то есть почти половина всего гарнизона Плевны. Могли ли рассчитывать защитники редутов, при всей их стойкости, на успех в отражении атак при почти трехкратном превосходстве неприятеля?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});