Читать интересную книгу Заговорщики. Перед расплатой - Н. Шпанов

— Но тогда он должен висеть совсем не на польской границе.

— Мы воздвигли бы его там, если бы не существовало советской зоны оккупации Германии.

— А в нынешних обстоятельствах?

— Между восточной и западной зонами Германии, Монти, — вот его место!

— Потерять половину Европы?

— Лучше половину, чем всю… Я, кажется, немного пьян! Да, да, я знаю: я пьян. Поэтому я говорю с вами так откровенно. В трезвом виде я не способен говорить правду. В особенности таким олухам, как вы. Впрочем, вероятно, и сейчас я говорю все это напрасно. Вы ничего не способны понять.

— Я кое–что понял, — пробурчал Монтегю.

— Именно кое–что. Ах вы, старая обезьяна! Кое–что! Это мне нравится!.. В этом наша беда, Монти: там, где должны бы сидеть умные люди вроде меня, торчат типы, подобные вам, которые понимают "кое–что".

— Послушайте, Уинн! У меня тоже есть терпение.

— Все держится на субъектах, умеющих делать вид, будто они понимают "кое–что"…

— Шли бы вы спать, Уинн! — сердито проговорил Грили. — Мне надоело ваше малодушие.

Роу поднялся и, стоя на не очень твердых ногах, насмешливо поклонился.

— Слушаюсь, милорд. Сейчас я стану оптимистом. — С этими словами Роу упал обратно в кресло и всплеснул руками: — Боже правый! Вот кого нехватает для полной коллекции нашим социалистам, — вас.

— Но, но, полегче, старина!

Роу выбил пепел из трубки в стакан Грили.

— Прошли времена, когда Англия могла похлопывать по плечу любую державу мира.

Роу налил себе виски и, не смешивая ее ни с чем, медленно отпил глоток. Поставив стакан и тупо глядя на желтую колеблющуюся поверхность спирта, он стал чиркать спички о коробок, но от его неловких движений они ломались одна за другой.

Он озлобленно отбросил коробок, поднял стакан и, словно читая в нем, раздельно произнес:

— "Правь, Британия" пора выкинуть в мусорный ящик. К чорту адмиралов! Они годятся только для кинематографа. Судьба Англии зависит теперь не от дредноутов, а от шпионов, Монти. На морях нам остались одни воспоминания. Удержать бы кое–что на суше. Но боюсь, и тут нас ждут сюрпризы от проклятых янки.

— Вы совсем уже нас хороните…

— А то, что происходит в Бирме, в Индии, во всех наших доминионах? А то, что завтра начнется в Турции, Персии, Афганистане — везде, где мы чувствовали себя как дома, — не их работа?

— Их интересы там, — Грили неопределенно махнул куда–то в угол комнаты, — в западном полушарии.

— Снимите шоры, Монти!

— Глупости, Уинн! Теперь уж я скажу вам: вы больны манией преследования.

— Оставим эту тему. Так же, как будем считать решенным между нами вопрос: если я вожусь с вашими делами, то вовсе не потому, что вижу какую–то перспективу, а лишь для того, чтобы урвать свое на черный день. На тот неизбежный день, когда вся наша лавочка начнет разваливаться, как гнилой сарай.

— Хорошо, вернемся к делу, — сказал Грилли. — Может быть, плюнуть на эти реактивки и заняться чем–то более рентабельным на ближайшее будущее? Американцы украли у немцев достаточное количество патентов, — почему бы и нам не попробовать взять свое?

— Все, что стоило труда, они уже вывезли. К тому же могу вас уверить, в будущем не будет ничего более рентабельного, чем военное производство. В этом нам порукой нюх янки.

— Они только кричат о войне.

— Даже если им не удастся затеять большую драку номер три, о которой они мечтают, военные акции все равно будут выше всех остальных.

— Если бы знать: надолго ли?

— Пока нынешние лидеры сидят в своих креслах… Нам нужно попробовать надуть кое–кого так же, как янки надули нас.

— Для этого вам нужны вопросы Винера?

— Да, хотя нельзя строить на этот счет больших иллюзий. Инженер Шверер может оказаться неприступным.

— Если нельзя будет взять хитростью или силой, мы ему просто заплатим.

— Так–то так, но есть такой сорт людей, самый неприятный, — на попытку купить их они отвечают ударом по физиономии.

— Не встречал таких дураков!

— А они, говорят, стали попадаться среди жителей советской зоны. Влияние русских… Но все равно мы должны тут опередить янки.

Грили картинно поднял глаза к потолку.

— Дай–то бог!

4

Анни медленно, одним пальцем выстукивала на машинке под диктовку фрау Шверер. Хотя к экономии не было решительно никаких поводов, Шверер день ото дня становился все скупее. Из денег, полученных от американского командования в Германии на продолжение работы над "Маршем на восток", он не дал Эмме ни пфеннига. Он даже не считал нужным пригласить секретаря или стенографа и обходился услугами Анни. Не так–то просто было ей, сначала превратившись из горничной в секретаря, теперь еще исполнять обязанность машинистки.

Непривычные пальцы Анни долго выбирали клавиши и часто ударяли не по тем буквам. Страница получалась грязная, генерал ворчал и швырял ее обратно сквозь щель в двери. От страха Анни писала еще хуже и еще медленнее. Но вот она и вовсе остановилась, пока фрау Шверер молчала, силясь прочесть неразборчивые строки на листке, который держала, повернув к свету.

— Ах, какой почерк! — сказала она, наконец, тоном полного отчаяния. Что же делать?

— Спросите у него, — сказала Анни.

— О-о! — лицо фрау Шверер отразило страх, и она несколько раз отрицательно качнула головой.

Анни молча взяла у нее листок и, подойдя к плотно затворенной двери кабинета, постучала. Ей ответило молчание. Она постучала еще раз и прислушалась. Теперь за дверью послышались торопливые шаркающие шаги. Дверь чуть приотворилась. Анни просунула в щелку листок.

— Мы не можем разобрать…

Несколько мгновений царило молчание, за которым последовало недовольное фырканье, и раздраженный старческий голос скороговоркою прочел:

— "Нет ничего удивительного в том, что после такого поражения у нас появляется разочарование. Нам начинают твердить о необходимости изгнать из человека зверя и сделать его тем, кем ему якобы предназначено быть, — мирным тружеником. Но мы не позволим этому жалкому малодушию свить гнездо в умах немцев… На это я надеюсь, и эта надежда помогает мне держать в руках перо…"

Генерал высунул голову из кабинета и сердито спросил:

— Эмма, где мой атофан?

Фрау Шверер бросила взгляд на неуклюжую бляху круглых стенных часов.

— О, правда, пора итти за лекарством, Конрад! — сказала она.

Анни поймала брошенный в щелку листок и вернулась к машинке.

— Ты допишешь, когда принесешь лекарство, — сказала фрау Шверер.

— Он и так сердится, что я долго пишу.

Фрау Шверер в испуге приложила палец к губам и оглянулась на дверь.

— Тсс! — Подумав, она сказала: — Хорошо, я схожу сама, а ты тут пиши.

Старуха на цыпочках приблизилась к двери кабинета и прислушалась. Потом так же тихонько подошла к противоположной двери, которую перед нею отворила Анни. За порогом открылся провал разрушенной бомбой части дома. Над провалом висели дощатые мостки с перильцами, кончавшиеся лестничкой.

Стуча каблуками по доскам, фрау Шверер вышла на улицу.

Ни гудки автомобилей, ни шорох шин не нарушали тишины мертвого квартала. Только редкий стук эрзацтуфель слышался между развалинами.

Фрау Шверер успела пройти не больше десятка шагов, когда увидела появившегося из–за угла Эгона.

— Ты идешь к нему? — озабоченно спросила она, поцеловав сына в склоненную голову.

— Да, я должен с ним поговорить, хотя в прошлый раз мы поссорились.

Фрау Шверер вздохнула:

— Ты забываешь: он твой отец!..

— Уговорите его бросить то дело, которым он занимается вопреки здравому смыслу.

— Твой отец может заниматься чем хочет!

— Я этого не думаю, мама…

— Ах, какое кому дело!

— Вы, мама, не понимаете того, что происходит.

— Вы все воображаете, будто я такая уж глупая! А я все отлично понимаю. Мы с Анни переписываем его труд, и как только…

— Посоветуйте ему выбросить все это в печку, прийти к нам, в советскую зону, и публично, прямо сказать: "Я такой–то, я всю жизнь совершал злые, вредные глупости; помогите мне хоть раз сделать что–нибудь умное и доброе".

— Эгон!

— Третьего выхода нет.

— Он говорит, что пройдет еще немного времени, и все вернется к прежнему.

— Глупости!

— Нет, не глупости. Он лучше знает. Он говорит: еще совсем немного времени, и американцы все приведут в порядок. Тогда у нас снова будет все: и дом, и деньги, и положение, не худшее, чем прежде.

— Мама! — в ужасе воскликнул Эгон. — Подумайте, что вы говорите: служить американцам!

— Он лучше знает.

— Неужели он не понял ничего из всего, что я старался так ясно объяснить ему?

— Если ты с ним говорил об этом, то тебе действительно лучше не ходить к нам… К тому же он сердится на тебя за то, что ты занимаешься пустяками.