Профессиональные разведчики-нелегалы всегда готовы к задержанию, и допросам, на этот случай им заранее даны необходимые инструкции и выработана тактика поведения, причем в нескольких вариантах. Профессиональным разведчикам нет смысла просто отпираться, все отрицать с порога, дескать, произошла ошибка, знать ничего не знаю и не ведаю. Потому что они прекрасно понимают: их, нелегалов-профессионалов, контрразведка противника никогда не арестовывает случайно либо по одному лишь подозрению. Их задерживают только когда располагают неопровержимыми уликами и доказательствами. Часто вообще не задерживают, позволяют работать, но под «колпаком». К тому же к профессионалам по ряду чисто профессиональных же соображений крайне редко применяют грубое физическое воздействие, не из гуманности, разумеется, а из целесообразности. К ним применяют принципиально иные методы воздействия, чтобы склонить к сотрудничеству.
Как бы то ни было, людиновские подпольщики и подпольщицы прекрасно знали, на что шли, они не обманывали себя, не рассчитывали на традиционное русское «авось пронесет». Они пришли в подполье, чтобы бороться с врагами своего государства, своего народа, своей семьи, близких и друзей, себя лично, наконец. Пришли, чтобы бороться и побеждать, но готовы были и к худшему… Как готов к этому каждый солдат накануне боя.
По счастью, по молодости мысли о собственной смерти, даже вполне реальной, легко отторгаются и не отравляют сознание дурными предчувствиями и ожиданиями, от которых у человека в более зрелом возрасте порой опускаются руки, а самообладание может уступить место безысходности и отчаянию. Бурная молодая энергия, помноженная на сознание своего долга, требует выхода в поступках и действиях. И неудивительно, что занимаясь тихим делом — разведкой, ребята не могли удержаться от того, чтобы при случае не устроить хоть и маленькую, но диверсию.
К примеру, Шура Лясоцкий и Толя Апатьев обнаружили, что обыкновенная баня при городской больнице превращена немцами, чрезвычайно и обоснованно опасавшимися всяческих инфекционных заболеваний и, следовательно, того, что на языке медиков называется педикулез, а если попросту — вшивость, в самый настоящий военный санпропускник. Через него в обязательном порядке (исключений не делалось ни для кого) прогонялись все подразделения, следующие через Людиново на фронт, и особенно тщательно солдаты, отводимые с передовой на отдых, переформирование или перебрасываемые на другие участки. При бане, естественно, был устроен склад чистого обмундирования и белья.
Конечно, в те дни, когда в баню доставляли очередную роту, или хотя бы взвод, и речи быть не могло, чтобы сунуться сюда, но в «пустые» дни и по ночам санпропускник и склад фактически не охранялись, и ребята решили, что совершить здесь диверсию особого труда не составит.
Чтобы немцы не заподозрили, что пожар вызван поджогом, ребята решили устроить в помещении короткое замыкание, с чем Анатолий Апатьев», уже овладевший многими маленькими хитростями профессии электромонтера, успешно и справился.
Санпропускник и склад — а ребята выждали некоторое время и устроили замыкание в ночь, последовавшую за днем, когда сюда завезли два грузовика с бельем и новым обмундированием — сгорели полностью.
Немцы провели следствие, их специалисты быстро выяснили, что пожар возник из-за замыкания в изношенной, старой электропроводке. Виновников, естественно, не обнаружили, потому как и не искали.
В очередном донесении об этом эпизоде было упомянуто всего двумя строчками:
«В ночь с 5 на 6 мая уничтожен склад с обмундированием и санпункт обработки немецких войск. «Орел».
К весне 1942 года уже отлаженно действовала вторая городская подпольная группа, впоследствии получившая название «врачебной». Примечательно, что о прямой связи Азаровой с партизанским отрядом знала — и то не с первых дней — лишь Олимпиада Зарецкая. Еще две медсестры — Мария Ильинична Белова и Евдокия Михайловна Апатьева (мать Анатолия), а также оба военнопленных врача: Лев Михайлович Соболев и Евгений Романович Евтеенко о том только догадывались. Однако это не мешало всем им признавать негласное старшинство Азаровой, как нечто само собой разумеющееся.
Партизаны нуждались прежде всего в медикаментах и перевязочных средствах. И не только для лечения раненых, но и болевших обычными, «гражданскими» болезнями, которые в условиях лесной жизни в холоде, зачастую в отсутствие горячей пищи, а то и вовсе мало-мальски чего-нибудь съедобного, протекали в особенно острой форме. Командир отряда Золотухин вспоминал, что иногда из-за отсутствия дезинфицирующих средств партизанской медсестре Каиитолине Калининой приходилось обрабатывать раны… трофейным немецким бензином.
Клавдия Азарова добывала медикаменты, даже обыкновенную марганцовку, с превеликими ухищрениями. Женщина-врач, которой в административном отношении подчинялась Азарова, выдавала таблетки по счету, на учете был каждый флакончик йода и лоскут от разорванных на полосы старых хлопчатобумажных простыней, которые после кипячения и проглаживания использовались как бинты. А в отряде, в котором уже насчитывалось свыше 200 бойцов, нужны были и ланцеты, и хирургические иглы, и шелковые нити для сшивания ран, и инструменты для удаления больных зубов — о лечении их мечтать уже и не приходилось.
Рискуя вызвать на себя вполне обоснованное подозрение Азарова прекрасно понимала, что среди персонала больницы может быть секретный осведомитель полиции (таковой имелся и на самом деле), — она с помощью других медиков доставала все, что только было возможно, и переправляла в отряд.
Более того, она и ее товарищи исхитрялись под, казалось бы, всевидящим оком администрации лечить в больнице раненых и больных беглых военнопленных, а порой и партизан, подделывая учетные карточки, а затем выписывать их… прямиком в лес.
На Азаровой лежала еще одна обязанность: отец Викторин был слишком на виду и у немцев, и у русской администрации, чтобы поддерживать с партизанами непосредственную связь.
Поэтому свои донесения «Ясный» переправлял по назначению через Клавдию Антоновну либо сестру Олимпиаду. Азарова еще до войны поддерживала приятельские отношения и с Викторином Александровичем, и с его женой. Полина Антоновна к тому же помогала ей обновлять ее достаточно скромный гардероб. Потому тот факт, что сестра-хозяйка больницы время от времени навещает семью Зарецких, сам по себе никакого подозрения вызывать не мог. Тем более естественны, разумеется, были визиты к священнику его родной сестры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});