Читать интересную книгу Дорога жизни - Александр Тамоников

Он вспомнил старенький аэропорт родного города. Капитан увидел, как спускается по трапу самолета, ощутил, как полной грудью вдыхает воздух, наполненный чем-то восхитительным, бесценным, пахнущим далеким беззаботным детством.

С тех пор как Павел поступил в Рязанское училище, навещать родной город ему удавалось не чаще одного раза в год. А ведь он в нем родился и прожил более семнадцати лет.

Капитан вспомнил дорогу, ведущую из аэропорта в город, прикрыл глаза и представил, как едет по ней в такси. Вот он выбирается из машины, остановившейся напротив добротной сталинской пятиэтажки. Заходит в знакомый тенистый двор, наполненный визгом резвящейся детворы. Поднимается на третий этаж по щербатым ступеням лестницы, унимает торопящееся сердце и звонит в дверь.

Спустя некоторое время в прихожей слышатся неторопливые шаги. Дверь открывает его постаревший отец.

Родители Павла родились и выросли в городе, расположенном на берегу великой русской реки.

Отец окончил политехнический институт и работал ведущим конструктором на оборонном заводе. Человеком он был начитанным, всесторонне развитым, с хорошим чувством юмора, сразу становился душой и центром внимания в любой компании.

Мама служила в театре драмы. В тридцать пять лет она стала заслуженной артисткой РСФСР и наряду с актерской работой начала преподавать на театральном факультете консерватории. Мама была талантливым человеком. Она имела неплохой голос, прекрасно танцевала, обладала феноменальной памятью.

Семья обитала в просторной квартире старого, но добротного и красивого сталинского дома. Монолитное серое строение отгораживал от улицы уютный дворик с фонтаном, лавочками и цветочными клумбами. В соседях были уважаемые и заслуженные люди – ветераны войны, профессора, врачи, те же артисты.

Родители меж собой ладили, вели семейную жизнь в любви и понимании. Вечерами они собирались за столом и за ужином обсуждали прошедший день, в выходные отправлялись за город, гуляли по паркам или на набережной Волги.

К сожалению, ничто на земле не вечно. Закончилось тихое счастье и в семье Андреевых.

Мама скончалась в областной больнице неожиданно и скоропостижно. Ей не было и сорока пяти. Павел тогда учился в Рязани, получил известие о маминой смерти и тут же примчался в родной город. В последний путь ее провожал весь коллектив драматического театра, студенты и преподаватели театрального факультета консерватории.

Павел понимал, что рано или поздно это случится, однако не был готов к смерти мамы. Он стоял у свежей могилы и едва сдерживал слезы. На его отца, осунувшегося и как-то сразу постаревшего, было страшно смотреть.

После похорон Павел снова отправился в Рязань. Отец вернулся на завод, но стал регулярно прикладываться к рюмке. Изредка приезжая домой в очередной отпуск, молодой человек обнаруживал в квартире беспорядок, горы немытой посуды и грязного белья.

Лишь спустя пять лет отец частично преодолел затянувшийся кризис. Он стал меньше пить, снова начал следить за собой и убираться в квартире. Однако прежней веселости и оптимизма Павел в нем больше не замечал.

Встречаясь с отцом, Павел каждый раз пытался увидеть в его глазах те заветные озорные искорки, которые так нравились ему и маме. Сын всячески старался отвлечь отца от гнетущих мыслей. Он возил его на рыбалку, ходил с ним по магазинам, где покупал новую одежду и обувь, отправлял на лучшие курорты.

Отец вроде бы пришел в себя после смерти любимой супруги, но смысла дальнейшего пребывания на этом свете так и не обрел. Он просто доживал свой век.

Они часто сиживали за тем же старым столом, за которым много лет назад семья собиралась в полном составе. Отец с удовольствием окунался в далекое прошлое, вспоминал свою молодость, рассказывал, как учился в политехе, начинал трудовую деятельность, познакомился с мамой.

Павел слушал все это и с невыносимой грустью осознавал, что ничего изменить уже невозможно. Его пожилой отец тосковал не о распавшемся Советском Союзе, не об утраченной работе в конструкторском бюро и не о низких ценах на коммунальные услуги. Он тосковал по ушедшей молодости, растраченному здоровью и той святой безмятежности, позволявшей не думать о том, сколько еще недель или месяцев отпущено тебе Господом Богом.

– Чего приуныл? – спросил Жилин и толкнул капитана в бок.

Он только что проснулся, обнаружил, что вертолет подлетает к базе и ополоснул лицо водой из фляжки.

– Да так… – Капитан улыбнулся. – Вспоминаю родной город и гадаю, когда его снова увижу.

– Увидим, Паша. Мы не раз еще вернемся в свои родные города!

– Хорошо бы.

Транспортный вертолет выполнил последний разворот. Теперь он снижался, находясь на посадочном курсе.

«Да, парни здорово устали. Никто из них не жалуется, однако по внешнему виду и поведению ясно, что всем нужен серьезный перерыв, – размышлял Андреев, любуясь багровым солнцем, сиявшим над бескрайним Средиземным морем. – Сейчас вертушка коснется колесами взлетно-посадочной полосы и весело побежит в сторону стоянки. Там наверняка уже стоит медицинский автомобиль, а рядом прогуливается полковник Северцов, куратор группы, очень крутой и строгий мужик. К тому же он наделен большими полномочиями, при необходимости имеет право взять на себя командование авиационной базой. Правда, и ответственности у него хватает. Он обязательно встретит наши группы и пожмет каждому руку. Потом хлопнет Жилина по плечу и по пути к гостевому модулю попросит вкратце рассказать о ходе операции. Серега это сделает и обязательно опять посетует на усталость бойцов».

Именно так все и случилось.

«Восьмерка» лихо зарулила на стоянку и тормознула. Двигатели затихли. Когда лопасти отмотали последний круг, к левому борту вертушки подкатил «уазик» с красным крестом. Бойцы помогли раненым товарищам спуститься по трапу и загрузиться в чрево санитарки.

Рядом топтался полковник Северцов.

Санитарка умчалась в направлении медсанчасти. А вот дальше события вдруг пошли не по плану, спрогнозированному Андреевым.

– Жилин, постройте сводную группу! – приказал полковник.

– В одну шеренгу становись! – скомандовал майор.

Бойцы побросали ранцы на бетон и выстроились вдоль края стоянки. На их лицах проступало удивление. Обычно куратор группы провожал их до модуля, а любые построения и мероприятия назначал только на следующий день.

– Поздравляю вас, товарищи, с успешным выполнением задачи, поставленной перед вами командованием, – сказал Северцов и добавил: – За участие в последних операциях вся сводная группа, включая снайперов, будет представлена к правительственным наградам. От имени командования выражаю вам благодарность.

– Служим России! – недружным хором ответили бойцы.

– Вопросы есть?

– Когда домой, товарищ полковник? – поинтересовался кто-то из спецназовцев.

– Точной даты отправки назвать пока не могу. Сегодня разговаривал по этому поводу с Москвой. Приказали несколько дней подождать.

Последняя фраза была сродни выстрелу в голову. Бойцы дернулись, кто-то из них даже сплюнул.

– Не опять, а снова, – тихо проворчал Грид. – Когда же мы наконец-то доедим этот пирожок с гвоздями?

– Я как человек высочайшей культуры и душевной организации тоже не понимаю всей этой фигни, – поддержал недовольного друга Суров. – А ты, Валера, донимаешь меня вопросом, когда я женюсь. Да никогда при таком графике работы!

– Может, оно и к лучшему?..

Однако память толпы быстротечна. Прошло полминуты, и все было забыто. Это все равно что объяснить киевскому мэру суть теоремы Пифагора и попросить его, чтоб он повторил все то, что сейчас услышал.

Спецназовцы с ранцами и оружием дружно вышагивали в сторону модуля. В предвкушении скорого отдыха бойцы шумно обсуждали меню ужина, столбили очередь в душ и размышляли, где бы разжиться горячительными напитками.

Крепкий алкоголь на войне столь же необходим, как и боеприпасы с медикаментами. Только он позволяет солдату по-настоящему расслабиться, позабыть на время о тяжелом нервном напряжении, наконец, просто провалиться в глубокий и здоровый сон, восстанавливающий силы.

Увы, в Сирии с качественным алкоголем было трудно. Да и вообще с любым. К примеру, во многих заведениях общественного питания употребление спиртного полностью запрещено. Водку можно найти лишь в барах или ресторанах, принадлежащих христианам. Таких забегаловок здесь не так уж и много.

Вот местного пива хоть завались. Но, во-первых, оно своеобразное и непривычное на вкус. Во-вторых, пивом нервы лечатся дольше и далеко не так успешно, как водкой.

Есть в Сирии и неплохое красное вино здешнего производства. Стоит оно дешево – всего пятьсот пятьдесят сирийских фунтов за бутылку, то есть где-то сто шестьдесят пять наших рублей. Но это опять же ни разу не водка. Да и продается оно далеко не в каждом магазине.