мы не проживем, за ручку нас никто выводить не будет.
Серафим продолжал шагать.
— Давай прямо сейчас на стадион зайдем — не съедят же нас? Ну посмеются — пусть…
— Не пойду, — ответил Серафим.
— А я пойду, — сказал Георгий.
В их жизни это был первый случай, чтобы Серафим не послушался…
После того как их приняли на «Серп и молот», материальное положение братьев улучшилось. Работая в прессовом цехе, Георгий зарабатывал до 90 рублей, и чуть меньше получал Серафим как техник-геодезист.
От сестер они переехали за город, в дачный поселок Никольское по Курской железной дороге, где дешево, за 12 рублей в месяц, сняли чердак у одинокой старушки. При желании можно было бы найти какой-нибудь угол и в городе, но Серафим сказал: «В городе не побегаешь», — и Георгий понял, что после успеха в пробеге Химки — Москва брат решил заняться тренировками серьезно. Теперь старшему брату не раз приходилось убеждаться, что ни при каких обстоятельствах Серафим не забывает о спортивном режиме. И Георгий принял этот режим, хотя в делах тренировок и соревнований ему не всегда удавалось быть таким предусмотрительным и аккуратным, как Серафим. С Георгием случалось, что он, к примеру, получал травму только из-за того, что бежал на авось; Серафим — никогда.
Вставали они рано, купались в пруду и, выпив по кружке молока, шли на станцию. От станции и до самой заводской проходной пролегала идеальная, словно для них созданная тропа — слева от железнодорожной насыпи — 17 километров. В те годы перегоны между станциями были совершенно пусты: поля, лесочки. Иногда они пробегали только треть пути и подсаживались на поезд, иногда половину, а в хорошую погоду бежали из конца в конец. Не бегали в дождь — скользко — и когда тропу заносило снегом. Без шапок, в малиновых фланелевых костюмах — лыжных, они появлялись в проходной за полчаса до гудка. Зимой волосы были седые от инея. Шли под душ, переодевались в спецовку, в буфете завтракали булочками с молоком (к молоку они всю жизнь питали слабость) и расходились по рабочим местам.
Чем дольше они работали на заводе, тем больше нравилась им эта новая жизнь.
Нравилось, что все здесь были объединены и уравнены одним — трудом. Нравилось, как сразу замечают хорошую работу и как все уважают особенно хорошо работающих. Это были ударники.
Все делалось по справедливости. Ударники больше зарабатывали, им выдавались красные книжки на продукты и промтовары.
Как раз в те годы на СИМе работал Н. А. Михайлов, избранный позже первым секретарем ЦК ВЛКСМ. В книге о родном заводе он пишет:
«…Построили Дом ударника — это было настоящее событие. Жилье безоговорочно решили Давать только ударникам, да к тому же самым лучшим».
Рабочие подтверждают, что все точно так и происходило.
Но всего дороже ценилось само звание ударника. Решение признать такого-то ударником принималось на общем собрании, но бывало, когда кто-то вставал и говорил: «Нет, он не ударник — вчера на радостях, что премию получил, напился и жену бил».
Общее мнение считалось самым важным.
Знаменские приняли такую жизнь сразу и безоговорочно. Забыв о прежних планах, они теперь желали одного — получить квалификацию, работать у станка. Но оказалось, что от них ждут другого.
Из 5000 заводских тысяча была активными физкультурниками. Братья попали на завод, где в разное время работали люди, которых все мы знаем как футболистов, — братья Аркадьевы, Блинковы, Сергей Ильин, Борис Апухтин, Константин Бесков, Аркадий Чернышев, Сергей Афонин. Фильм «Вратарь» — это почти про то, как футбольная команда СИМа ездила играть в подмосковное Глухово и привезла оттуда Григория Федотова.
Заводская футбольная команда одно время была ведущей в стране, словом, спорт здесь процветал. Интересующиеся спортом стремились работать на «Серпе» у Петра Федоровича Степанова, директора завода с 1924 по> 1938 год. Или на автозаводе у Лихачева Ивана Алексеевича. Многим обязаны мы этим людям, при них заводы не только выпускали прокат, литье и машины, но и давали путевку в жизнь большим спортсменам.
В команде легкоатлетов СИМа насчитывалось 120 человек. Когда Георгию Знаменскому предложили быть у них инструктором, он в первый момент даже оскорбился, словно не мечтал о том совсем недавно. Отказался! Но ему сказали: «Ты что же: сам за нас бегаешь, а других учить не хочешь?» И Георгий с Серафимом сделали для себя открытие, что, оказывается, уже давно, с той поры, как они на заводе, бегают не «за себя», а «за завод». Поздно до них это дошло, зато усвоилось накрепко.
Хороший физкультурник был на заводе общей гордостью, не меньшей, чем ударник.
Как это можно объяснить?
Есть в одном фильме такая сцена: 1918 год, театр, полный «простого люда», а из раззолоченной ложи восхищенно смотрит изящный балет матрос в шапке и жрет воблу. Интерес к культуре и бескультурье налицо. Но через десять лет тяга к практическому овладению культурой была всеобщей.
Физическая культура тоже культура, и осваивать ее нелегко. Нужно, чтобы подали пример, и тот, кто живет и работает, как ты, думает, как ты, — словом, совершенно ничем от тебя не отличаясь, уже умеет точно бить по мячу, бегать красиво и быстро, прыгать далеко и высоко, становится для тебя настоящим героем.
Поразительно интересно читать газеты 30-х годов. Вот письмо девушки:
«Я занимаюсь физкультурой, и у меня появились грубые движения. Меня высмеивают за эти манеры, за твердую походку, а больше за то, что я к ребятам подхожу первая, без стеснения, за мои выражения «стукну», «отколочу», за мою излюбленную гимнастерку. Так неужели бросать?»
Первое поколение людей, осваивающих культуру, нау-. ку, технику, — героическое поколение. Второму, как известно, куда легче.
Вот почему так приветствовали, так любили двух братьев рабочие, так гордились и радовались, когда «свои, заводские парни» одерживали победу за победой…
Их первым противником был динамовец Александр Маляев. В легкой атлетике нередко случается, что борьба за первенство принимает вид поединков, — пример тому многолетний поединок Дьячкова и Раевского, прыгунов с шестом. Знаменские прошли сквозь целый ряд такого рода схваток да, кроме того, сражались еще и друг с другом.
Итак, новички против заслуженного мастера спорта — вот на каком уровне повели они сразу борьбу. А Маляева знали все[4].
Пришла весна 1933 года. В традиционных эстафетах братья выступили отлично, и их заявили на чемпионат Москвы. Встречи Маляева с Серафимом Знаменским на беговой дорожке ждали все. Слово известнейшему в прошлом боксеру, ныне доктору медицинских наук, профессору К. Ф. Никитину:
«Учась в мединституте, я осваивал спортивный массаж, и Маляев был одним