«К черту самоубийство… — прошептали внутренние демоны. Какие-то неправильные демоны. — Займись делом. Очнись…»
«Пошли все на хрен, — отозвалась я на их речи. — Мне решать, что делать…»
— Что там… ангелы запели… — пробормотала, приходя немного в себя и снова проваливаясь в галлюцинации. — Такими… злыми… голосами…
— Тсс… — шепнул грек и направил тоненькие струйки душа мне прямо в лицо. — Это видения… они из-за снотворного. Скоро все пройдет. Успокойся. И говори, если не трудно, на английском. Твои русские песнопения вгоняют меня в ужас.
Четко слышала каждое слово Кавьяра, но по-человечески пошевелить языком не могла. Впрочем, как и конечностями. Меня, словно тряпичную куклу, приподняли, ополоснули и вытащили из ванны. Затем грек укутал в огромное полотенце. Стало нечем дышать, и в паническом приступе я судорожно всхлипнула. Глаза вновь закрылись, а когда очнулась, обнаружила себя лежащей все в той же постели.
— Пить… — сипло сорвалось с моих губ. — Дайте… воды…
Но никто не отозвался, что означало: я осталась одна. Огромных усилий стоило приподняться. Голова все еще кружилась из-за действия сильного снотворного, а тошнота подкатывала и подкатывала…
В конце концов я оказалась на полу, больно шарахнувшись лбом о дверцу тумбочки. Так и не успев добраться до туалета, наблевала прямо в спальне и, тяжело дыша, отодвинулась от «места происшествия». Прямо как котенок нашкодивший — натворил дел и «слинял». Впрочем, «слинять» не удалось, потому что не было сил.
Но пить захотелось пуще прежнего. Подобрала под себя ноги и, ухватившись за покрывало, встала. Странно, но в вертикальном положении мне немного полегчало. Или это из-за того, что желудок освободился… хотя… не было от чего его освобождать.
Не ела уже бог знает сколько времени.
В ванной долго не решалась посмотреть на свое отражение. Склонившись над раковиной, прямо из-под крана пила воду, ассоциируя себя с загнанной лошадью. Как-то не так работал мой мозг. Я чувствовала внутри болезненную отрешенность и пустоту, словно из меня высосали все жизненные силы. Так и было. От былого веселья и оптимизма не осталось и следа. Впрочем, мне это лишь казалось, потому что, прислушавшись к себе повнимательнее, поняла, что как бы там ни было, а умирать не хочется. Разве это не оптимизм?..
Где-то есть люди, у которых нет будущего только потому, что некто невидимый решил лишить их всего. Они страдали и не имели не малейшего шанса на существование. Будто этим несчастным отказали в праве на жизнь. Бездомные, инвалиды, смертельно больные… можно перечислять до бесконечности.
Плевать на мнение того же Марио, неусыпно за мной наблюдающего. Ведь док никогда не понимал милосердного отношения к окружающим, которое было заложено во мне. Кто-то считал меня истеричной, кто-то решил, что я избалована. ПЛЕВАТЬ. Я никогда не требовала внимания к себе и не хотела получать покровительство Кавьяров. Глаза бы мои их больше не видели. Клио начал эту игру, и ни за что в жизни мне не забыть всего того, чем это обернулось.
Почему он не убил меня еще в Касабланке? Почему не пристрелил, прилетев в Чикаго? Что за хрень? Когда меня оставят в покое? Когда, черт подери?..
Умывшись и нахлебавшись холодной воды, выпрямилась и уставилась на зомби, смотрящее на меня из зазеркалья. Я ли это? Что от меня осталось? Тусклые впавшие глаза, резкая линия подбородка, тонкие пересохшие губы.
Ненавижу себя и все, что окружает мой тесный мирок. Ненавижу всех, кто насрал мне в душу…
Нужно было поплакать, но пожалеть себя не получалось. Скорее, жутко хотелось поиздеваться над собственными чувствами, поковыряться в воспоминаниях, чтобы раз и навсегда вытолкнуть эту грязь из себя. Если «прорвет» — рухнет стена.
Ничего не выходило. Раз за разом прокручивала в голове момент изнасилования, но что-то блокировало картинки, откидывая меня в приятные светлые эпизоды юности.
Не отрываясь от своего отражения, наблюдала за лицом. И ни-че-го. Абсолютное безразличие. Хотя бы один мускул дрогнул или глаза заслезились, но нет — мне было все равно. Апатия — лучшая блокировка жутких воспоминаний. Ею защищаются все жертвы насилия. Я знала это. Нам нужно было проходить короткий курс психологии, когда проживали в казарме. В некоторой степени, собственная осведомленность радовала, но, в целом, это невыносимо мешало, потому как я принималась ковыряться в себе.
Марио раскусит меня, если надумаю уединиться. Теперь он и Кавьяров настропалит наблюдать за мной. И не надоест же греку носиться с моим потасканным телом. О душе промолчу…
Надеялась, что надоест. Рано или поздно…
В доме стояла тишина. День клонился к вечеру. Розоватые отблески заката яркими полосами расползались по мягкой цветастой ковровой дорожке, постеленной в коридоре второго этажа. Приоткрытое окно впускало в помещение приятные запахи лета. Монотонное тиканье часов странным образом успокаивало. Странным образом, потому что я ненавидела часы. Всегда избегала грохочущих механизмов, стараясь приобретать что-нибудь тихое или беззвучное.
На первом этаже было заметно прохладнее из-за распахнутой настежь входной двери. На мгновение я остановилась в небольшой прихожей, глядя на яркую зелень, разбившуюся по ту сторону входа. Но заглушив болезненные ощущения в теле, вышла на крыльцо. Из-за легкого полумрака в доме мои глаза ошалели от света, ударившего в лицо. Только в этот миг поняла, что все шторы задернуты. По крайней мере на тех окнах, мимо которых я проходила.
Поэтому, оказавшись на крыльце, дважды чихнула и прищурилась. Не будь я мысленно в аду, смогла бы с точностью заявить, что оказалась в настоящем райском уголке.
Пестрые краски цветов, аккуратными пятнами высаженные в виде круглых клумб; осыпающиеся маки; зеленая листва деревьев, густо разросшихся у самого крыльца. В принципе, крыльцом-то и нельзя было назвать эту плоскую низкую ступень. Но именно так оно в моей голове и отпечаталось — крылечко. Слева от входа, прямо под окном, рассыпался ряд розовых пионов. Дальше шла лужайка, плотно скрытая деревьями: низкорослый можжевельник и что-то лиственное. Не разбиралась в названиях растительности.
Справа от входной двери стоял низкий стул и какие-то корыта, а сама ступень была укрыта полосатым половиком. Что-то деревенское и совсем не европейское проскакивало в этой обстановке. Вероятно, поэтому меня притащили именно сюда. Видимо надеялись на скорейшее восстановление… бред…