Монтейро понял, что именно из-за этого мальчика его сюда и занесло.
Тут монахом завладело непреодолимое желание распахнуть двери этой прекрасной комнаты и направить свои стопы в соседнее помещение. Противиться Монтейро не стал. Кто знает, чем может отплатить иллюзорный мир за неповиновение.
Вот только двери распахнуть не получилось. Они, подобно многим вещам в видениях, преследовавших монаха, были неосязаемы. Пришлось уподобиться призраку и просто-напросто пройти сквозь препятствие.
Новая комната оказалось столь же богатой и опрятной, как и предыдущая. Только в её оформлении преобладали уже не нежно-голубые тона, а желтовато-оранжевые. Это придавало обстановке чуть больше жизни. А может дело было не в самой комнате, а в её обитателях.
У окна в резном деревянном кресле сидел мужчина средних лет. Монтейро он показался красивым. Темные волосы, орлиный нос, волевой подбородок. Но поза мужчины внешности не соответствовала. Как мальчик вжимался в ковер, так он вжался в кресло.
Вторым живым существом, не считая Монтейро, была небольшого роста женщина. Монах немного подумал и решил, что он правильно подобрал определение. Хозяйка дома, а в том, что это именно она, можно было не сомневаться, несколько лет назад вышла из того возраста, когда её следовало именовать девушкой. Но красоты она не утратила, а огню, горевшему в её голубых глазах, позавидовали бы многие.
— Пора принимать решение, — сказала хозяйка.
В голосе её слышался яд. Монтейро уже встречал обладателей подобных голосов. Они приходили охотно на исповедь и честно каялись во всех своих прегрешениях, зная, что монах под страхом смерти не выдаст их тайну. Нет, они не сожалели о своих деяниях. Просто они стремились обмануть Пресветлого, как обманывали всех окружающих.
— Мы себе этого никогда не простим, — отозвался мужчина.
Монах не сомневался, что он уже сдался. Правда, пока не известно чему, но выяснить это вопрос времени.
— Нельзя останавливаться на полдороги, любовь моя.
— Если бы я мог, то повернул бы время вспять.
— Не глупи. Ты же никогда не любил его мать. Она была страшна собой и ужасно невоспитанна.
В дверь раздался стук.
— Заходите! – дала разрешение хозяйка.
— Обед для молодого графа, — произнесла вошедшая в комнату старуха. В руках она держала поднос с супом, жареной птицей с овощами и кувшином с неизвестным напитком.
— Оставьте здесь, — велела хозяйка. – Я сама покормлю графа.
Старуха поставила поднос на стол, поклонилась и вышла прочь.
— Ты готов? – спросила хозяйка и у мужчины.
Он смолчал.
Тогда женщина подошла к шкафу, стоявшему у одной из стен, выдвинула маленький, незаметный ящичек и достала из него флакон с фиолетовой жидкостью.
— Постой! – выкрикнул мужчина, когда хозяйка собиралась проронить первые капли зелья на графский обед.
— Он же даже не твой сын.
— Иногда мне кажется, что я люблю его, как своего.
— А мне иногда кажется, что ты не любишь меня.
— Как ты могла такое подумать?!
— Тогда решайся.
— Хорошо.
Мужчина кивнул и закрыл глаза.
И вновь красок не стало.
Темнота.
Боль.
Сильнее.
Еще сильнее. Уже почти невыносимо.
Становится легче. Можно дышать.
Появился свет.
Начало нового видения вышло неожиданным. Очнувшись, Монтейро обнаружил себя в седле пегого жеребца, который спокойно трусил по дороге, ведущей в джунгли. Монах потрепал гриву лошади, чтобы убедиться в её непрозрачности. Рука ощутила самый обыкновенный конский волос. Проходить сквозь него она не желала.
— Хороший, — обратился Монтейро к коню.
Прежде ему редко доводилось ездить верхом, но сейчас он был уверен, что с ним ничего плохого не случится. Он здесь лишь наблюдатель.
Монах покачивался в седле и глазел по сторонам. Направлять коня он не собирался, да и вряд ли ему такое позволят.
По небу бежали редкие перистые облака. Со стороны Сартоса дул свежий ветер. Доносилось щебетание птиц. Монтейро расслабился, отпустил вожжи и стал наслаждаться единением с природой. По опыту предыдущих видений он знал, что на это занятие ему отпущено от силы полколокола.
Конь медленно, но верно приближался к границе джунглей. Где-то здесь должны были находиться главные герои грядущего представления.
Монтейро прикинул, что будет, если он просто откажется от просмотра. Заткнет уши и отвернется. Зачем портить столь прекрасный день очередной кровопролитной сценой? Стоило всерьез начать обдумывать эту перспективу, как его собственное тело отказалось ему служить. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, ни головой. Глаза смотрели в строго заданную точку.
Но вскоре это оцепенение воли спало. Видение показало митрианцу, кто здесь главный. Его сюда не птичек слушать привели, а на горе человеческое смотреть.
Непосредственным его выражением, видимо, суждено было стать парню, ехавшему на гнедой кобыле в десятке шагов впереди него. Монтейро точно помнил, что еще несколько мгновений назад этого всадника здесь и в помине не было.
Парень, подобно митрианцу, никуда не спешил и наслаждался погожим деньком. Монтейро быстро догнал его. Монах возжелал первым углядеть опасность, подстерегающую его призрачного спутника. Навряд ли это будут разбойники. Парень одет был бедно, взять с него явно нечего. Разве что кобылу, да и на ту редкий грабитель позарится. Больно уж худа. Скорее всего из зарослей выскочит какой-нибудь хищник и загрызет несчастного всадника.
Но и это предположение оказалось ошибочным.
Пред взором путников возник раненый воин, лежащий на краю дороги. Дорогой начищенный доспех несчастного был пробит ударом то ли меча, то ли топора. Из раны вытекло море крови. Странно, что бедняга был еще жив.
Парень соскочил со своей кобылы и бросился к раненому. Тот застонал, увидев приближающегося человека. Спутник Монтейро начал было перевязывать рану куском ткани, оторванным от рубахи, но воин остановил его.
— Я уже покойник, — проговорил он.
Митрианец спешился и подошел поближе. Ему хотелось послушать разговор.
— Не хорони себя раньше времени, — бойко проговорил парень и сжал руку воина. – Я приведу помощь. Тебя вылечат.
Воин закашлялся. Только как-то странно. Внезапно Монтейро понял, что это он так смеется.
— Я повидал много ран парень, — прохрипел воитель. – Меня уже не спасти. А если хочешь мне помочь, выполни мою последнюю просьбу.
— Да, конечно, — кивнул парень. У него в глазах стояли слезы. Казалось, ему было невыносимо больно смотреть, как смиренно принимает смерть этот человек. – Что угодно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});