— Да. Но это совсем не то…
Стрелецкий раскрыл какой-то том в картонном переплете и прочел вслух:
— «Житие святого Ферапонта, можайского и лужецкого чудотворца…» Эта книга напечатана в 1912 году в Московской синодальной типографии.
Тася подняла другую книгу, лежавшую на траве. Это был часослов, напечатанный типографским способом в 1909 году. Тася еще ничего не понимала, она механически раскрывала одну за другой спасенные книги и убеждалась, что все это была обыкновенная церковная макулатура — псалтыри, часословы, молитвенники, «жития святых», современные, напечатанные в типографиях на бумаге, на русском и церковнославянском языках.
— Этого не может быть! — воскликнул встревоженный профессор. — Эти книги туда попали случайно!.. Давайте! Давайте сюда! — крикнул он милиционерам, выносившим из гробницы новые охапки книг. — Тасенька! Смотрите внимательно! Каждую книгу…
Но Тася убеждалась, что все книги были такие же.
Из подземелья вышел Волошин, а за ним и Руднев. Их, особенно Волошина, трудно было узнать. Испачканные землей и копотью, с обгорелыми волосами, с ожогами на руках и ногах, они, казалось, только что вернулись из самой гущи жестокого боя.
— Ваня! Вы обгорели! У вас ужасный вид! — Тася бросилась к своему другу. — Скорее! К врачу! Бежим!
Но расторопный Анышев уже явился с бинтом и с какой-то мазью. Тася превратилась в медсестру (для Волошина), а Анышев — в «медбрата» (для Руднева).
— Тебе больно? — с нежностью глядя на Волошина и накладывая повязку, спросила Тася, вновь неожиданно для себя переходя на «ты».
— Да нет же, Настенька! Что вы?… Что ты?… Это пустяки!
— Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что ты там, под землей, горишь! — пробормотала Тася и даже всхлипнула под наплывом чувств.
Забыв про свои ожоги и осмелев, Волошин уже два раза поцеловал ее в горячую щеку:
— Настенька! Радость!..
— Тихо… молчи… — строго сказала Тася, ловко бинтуя разбитое колено Волошина.
— Ну, как библиотека Грозного, камрад Березкина? — окликнул ее уже забинтованный Руднев. — Небось не вся сгорела?…
Тася не ответила и с тревогой оглянулась на профессора Стрелецкого. Он стоял на коленях и внимательно просматривал спасенные книги. Тася оставила Волошина и подошла к нему:
— Ну что, Игнатий Яковлевич?…
— Это не то, что мы искали. Безумный старик, найдя тайник пустым, решил, что его разграбили, и за много лет стащил в подземелье все, что попадалось ему под руки… Не иначе… — ответил Стрелецкий.
— Значит, это не библиотека Грозного? — разочарованно спросил Волошин.
— Нет, Ванюша… — ответил Стрелецкий. — Но мы потрудились недаром. Вот здесь я отобрал старинные греческие и славянские рукописные книги, которые когда-то хранились в монастыре. Они очень ценные. Их считали погибшими, а они вот где…
Глаза у Таси ожили:
— Значит, все же что-то нашли?…
— Нашли, Тасенька! Но самое ценное, что мы нашли, — это рукопись Кирилла Белозерского «О падающих звездах»… Это вполне научное, вполне материалистическое объяснение небесных явлений, написанное умным русским человеком в четырнадцатом веке… Существовали только копии этого труда,[8] а сейчас мы нашли подлинник. Это очень, очень ценная рукопись…
Тася взяла в руки пачку сшитых пергаментных листов, и вдруг неожиданно из пачки выпала какая-то бумага. Тася подобрала ее, но прочесть убористую надпись на старинном-русском языке не смогла и подала Стрелецкому:
— Что это, профессор?
Стрелецкий взял в руки листок, поправил очки и сразу взглянул на подпись и дату.
— Семь тысяч восемьдесят четвертый год?… Постойте!.. Где вы это нашли?…
— Вот здесь, — испуганно ответила Тася. — В Кирилловой рукописи…
— Да ведь это же грамота Бориса Годунова о библиотеке Грозного!.. — воскликнул Стрелецкий и затих, читая. — Так вот в чем дело!
Его окружили, заговорили, забросали вопросами.
— Слушайте, друзья мои! В тайнике, который мы нашли, нет библиотеки Ивана Грозного. Но она была здесь! Из найденного нами тайника она вывезена триста сорок лет назад боярином Борисом Годуновым, который потом стал московским царем… Вот его грамота!.. Это его подпись, я ее знаю… Слушайте!..
Все притихли.
— «По повелению великого государя всея Руси Ивана Васильевича, — громко стал читать Стрелецкий, — яз вывез книги грецкие и иных языков, захороненные в святой обители Кирилловен, дабы купно соединить их в книгохранительнице государевой… Боярин Борис Годунов сын Федоров… Лета от сотворения мира семь тысяч восемьдесят четвертое… Майя второго в субботний день, в обители святого Кирилла».
— Врешь! — хрипло крикнул кто-то. — Врешь, сукин сын!..
Все оглянулись и увидели, что Платон Бельский, который до того лежал распростертый и бездыханный на траве, сидит, покачиваясь, упираясь руками в траву и дико ворочая налитыми кровью глазами. Он пытался встать, но не мог. Потрясая худым, костлявым кулаком, старик хрипло закаркал:
— Это подложная грамота! Ее воры положили! Сжечь ее надо бы! Да сдуру я сунул ее в свиток.
Он перевел дух и уже не закричал, а заговорил, как во сне, качаясь, припадая на руку и хватаясь за траву:
— Я нашел старинные книги… Их разворовали… Я много лет собирал… Я нашел их!.. Они мои!.. Только мои! И ничьи больше!..
Старик пополз к разбросанным, истерзанным, как и он сам, книгам, пополз на четвереньках, задыхаясь, плача, как ребенок, и завывая:
— Мое!.. Мое!..
Неожиданно он уткнулся лицом в траву и затих.
Руднев подошел к нему, перевернул на спину и, взяв руку, послушал пульс:
— Умер… — сказал он и осторожно опустил эту большую узловатую руку.
Стрелецкий приблизился к мертвому старику. Сурово сдвинув брови, смотрел он в широко открытые, но уже потухшие глаза человека, который вчера хотел убить его. Но даже на мертвом лице безумного старика лежала печать упрямого фанатизма, такого же фанатизма, который вот уже сорок лет сжигал душу старого профессора и бросал его в погоню за прекрасной и призрачной тенью исчезнувшей библиотеки Грозного…
Стрелецкий склонил одно колено. Он наклонился над огромным распростертым телом Платона Бельского. Он бережно сложил ему руки на груди и прикрыл веками открытые глаза… Затем, встав и увидев, что рядом с ним стоит Тася, взволнованная, готовая расплакаться, Стрелецкий привлек к себе девушку и сказал:
— Полно, Тасенька!.. Это был несчастный человек…
— Как жалко, что она его не нашла!.. — сказала Тася.
Но Стрелецкий уже взял себя в руки. Он оглядел всех внимательно и как-то даже задорно.