Читать интересную книгу Твердые реки, мраморный ветер - Бодхи

– Ну… я буду отдавать себе в этом отчет, – неуверенно сказала Джейн, не зная что добавить.

– Когда начнешь? Как часто будешь это делать? Какими инструментами? – Забросала ее вопросами Фосса.

– Фрагменты! – Воскликнула Айрин.

– Фрагменты, – подтвердила Фосса. – Твоя проблема в том, что к выкапыванию ямы ты относишься всерьез. Для тебя это некоторая вполне предметная, осмысленная деятельность, поэтому ты легко можешь составить план и следовать ему. А отдавание себе отчета в какой-то ясности – это для тебя нечто несерьезное, ты так привыкла, но я предлагаю привыкнуть к другому, что именно эта деятельность и есть самое серьезное, что может быть. Без ямы ты проживешь, или в крайнем случае ее выкопает кто-то другой, кого ты попросишь или наймешь. Но гниющую в тебе ненависть никто кроме тебя не выкопает, тут не попросишь никого об услуге и не наймешь. Это, возможно, вообще самое серьезное дело в твоей жизни. Много ли творческих идей возникнет на почве гниющей ненависти? Много ли озаренных восприятий, интенсивных, ярких, сочных может возникнуть, когда негативный фон отчуждения покрывает все мертвой пленкой? Так что, если ты всерьез хочешь отнестись к этой проблеме, решать ее необходимо конкретными действиями, понятно?

– Да.

– Например, есть практика "декламации". Каждые десять секунд, посреди любой другой деятельности произноси вслух фразу, которая является выражением какой-то ясности, или которая предназначена для формирования определенной позиции, состояния, например фраза "я люблю ебаться", многократно повторенная, приводит к тому, что эта фраза начинает появляться во внутреннем диалоге, способствуя устранению неловкости, застенчивости. Если ты будешь произносить фразу "чсу – отчуждение – ненависть", то каждый раз она будет напоминать тебе о достигнутой сейчас ясности, и таким образом эта ясность будет впитываться, проникать в тебя, закрепляться, влиять на твои действия, желания. Поэтому эту практику мы еще называем "впиндюриванием ясности". Один фрагмент – пятнадцать минут декламации.

– Тоже вслух?

– Желательно тоже вслух.

– А почему все же именно "хреносечение", почему слово "хрен"? – Не унималась Айрин.

– Так повелось, – ответила Фосса. – Так придумал Бодх, и мне нравится – резонирует с игривостью. Урок закончен.

Собирались всем составом нечасто, максимум два раза в день, так как у всех были свои дела, поэтому Томас, Флоринда и Фосса иногда давали конкретные задачи индивидуально, информация о чем потом постепенно расползалась по остальным членам группы.

Вечером к ним в комнату пришел Томас, и они с Айрин стали обсуждать что-то, связанное с минералами. Попялиться на камни Джейн любила, и возможностей для этого было очень много – во многих местах базы можно было встретить в каком-нибудь уголке стеклянный шкаф со множеством полок, на которых лежали самые разные минералы. То тут, то там попадались крупные морды окаменевших стволов, превратившихся в агат или яшму, огромные кварцы и лабрадориты. Рядом с центральным прудом лежал, сверкая немыслимыми переливами в солнечном свете, гигантский лабрадорит весом в две тонны. Но именно минералогия как наука ее интересовала довольно слабо, и предоставив Томасу и Айрин возможность обсуждать эти вопросы, сама она уткнулась в ноутбук, пытаясь пробиться через джунгли генетических терминов. Генетика, вопреки первоначальным страхам, оказалась довольно интересной. Энди оказался прав – первоначальный шок от обилия сложных терминов прошел. Постепенно Джейн узнавала все больше и больше информации, которая складывалась в значительные фрагменты. Сейчас перед ней были последние новости с фронта эпигенетики, которой уделялось тут, на базе, большое внимание. Тема была интересна и сама по себе, но, судя по всему, интерес, который к ней проявлялся среди ученых базы, не был отвлеченным – каким-то образом он был увязан с главными целями, относительно которых у Джейн не было ясного представления. На самом деле она даже не была уверена, что он есть – этот "главный интерес", настолько разнообразными, разносторонне направленными были направления исследований. Прямые вопросы, задаваемые Энди или Томасу или кому угодно другому, внятного ответа не находили. В конце концов ей пришла в голову простая мысль, состоящая в том, что соответственно акцентам, расставленным среди всевозможных интересов, будет соответствовать лабораторная инфраструктура, так что надо посмотреть – какие лаборатории занимают доминирующее место на базе, хотя бы по размеру помещений или количеству занятых там людей, и кое-что, возможно, удастся понять. Но и этот подход оказался бесперспективным, поскольку на одну чашу весов можно было положить строящуюся огромную генетическую лабораторию, а на другую – десяток человек, которые тихо ходят то тут, то там, то запираются у себя в кабинетах, то вообще исчезают хрен поймешь где, чтобы потом неожиданно появиться на нижних уровнях – и что тут перевешивает? Чем занимаются эти люди, куда они исчезают?

В конце концов, бесплодность попыток разобраться во всем этом разочаровывала, и Джейн продолжала заниматься своими делами.

Марта подбадривала Джейн, как могла, давала ей литературу, приглашала на обсуждения, в которых она пока мало что понимала, но мало-помалу основные вопросы эпигенетики стали для нее привычными и понятными, и вообще тема была увлекательной. Почему Марта была заинтересовала в привлечении Джейн, ей было не совсем понятно – может общая доброжелательность, а может она предполагала, что Джейн сможет оказать им какую-нибудь помощь? Она стремительно преодолела Перфекционизм, который чуть было не уничтожил интерес Джейн – она решила, что прежде всего ей нужно "овладеть основами", и, взяв в руки здоровенный талмуд в трех томах по генетике она стала его штудировать. Интерес пропал уже дня через три, что немедленно было замечено Мартой. Узнав, чем занята Джейн, она обматерила ее по-дружески, и утащила к Джерри. Тот, носясь из края в край двухэтажного футбольного поля, на котором размещалась новая лаборатория, на ходу прочищал ей мозги.

– Это глупый перфекционизм, малышка, – увещевал он ее. – Представь себе, что будет, если прежде, чем начинать исследования, ты решишь пройти весь путь, что прошла генетика и физиология за двести лет. Ты что же, начнешь читать Мечникова и Павлова? Пастера и Коха? Это очень интересно, спору нет, и я уверен, что со временем ты прочтешь и их и многих других, о которых сейчас и не слышала, с огромным интересом, но нельзя ставить это в качестве обязательного предисловия. Нельзя начинать знакомство с наукой с учебника, в котором параграф за параграфом изложены современные представления о науке. Ни в коем случае, это смерть! Это цианистый калий! Если ты хочешь увлечься наукой – иди непосредственно в центр циклона, в самое сердце исследований. Вторгайся в святая святых, говори с первопроходцами. Плевать, что ничего не понятно. Ты разбирайся, задавай вопросы, открывай те же самые учебники и бери из них то, что хочется, что интересно. Вот взять эпигенетику…

Джейн и не сомневалась, что слово "эпигенетика" появится уже на второй минуте их разговора:)

– Это – новая молодая отрасль генетики, малоизученная. Мы делаем первые шаги, и что же, ты откажешь себе в удовольствии делать эти шаги вместе с нами? Только потому, что у тебя нет знаний по классической генетике? Чушь! К тому времени, когда эти знания у тебя появятся, мы будем уже далеко впереди. Ты пропустишь массу интересного, и пока будешь наверстывать упущенное, мы уйдем еще и еще дальше – это порочный круг. Нет, надо соваться в самое пекло и постепенно подтягивать свой профессиональный уровень – вот тогда дело пойдет.

– Ну и кроме того, – добавил он, останавливаясь и пристально глядя на нее, – ведь ты физик. У тебя голова работает как у физика, а не как у генетика. Это значит, что ты в любой момент можешь подсказать неожиданный для нас подход к развитию проблемы, у тебя может проскочить искра идеи, которая у нас не проскочит никогда – просто из-за того, что наши мозги работают в некой привычной колее, понимаешь?

Она понимала. Ей нравилось чувствовать себя тем, кто может оказаться полезным, от кого можно ожидать интересных идей и неожиданных подходов. Это поддерживало энтузиазм, с которым она пыталась разобраться в пресловутой эпигенетике. И только значительно позже она узнала, что Джерри разбирается в физике не хуже Поля, и не хуже Эда – высокого мужчины лет пятидесяти, который заведовал одной из физических лабораторий, в которой занимались непонятно чем.

Вообще, эпигенетика по сути оказалась и в самом деле довольно простой наукой. Она исследует то, что раньше казалось невозможным – передачу наследуемых изменений в фенотипе или в экспрессии генов не через последовательности ДНК. В лабораторных условиях такие изменения могут оставаться видимыми в течение нескольких поколений разных живых существ.