– Я звонила.
– И вот ты здесь…
– Ты сделаешь то, что мне нужно?
– Опять? – Он снял ее ладонь со своего плеча и прижал к паху. – Сегодня тебе придется меня в этом убедить.
У него там было много, но, черт, он еще не был готов. Синтия изогнула губы в слабой улыбке и сжала его член.
– Я уговорю тебя. Сначала обещай мне – ты не двинешься с места, пока я не скажу тебе, что уже пора.
Он ничуть не переменился в лице, когда ответил:
– Мадам, вы уже отдаете приказы…
В душе Синтии зашевелился страх.
– Скажи же, – до нужного времени ничего не должно произойти.
Два больших и совершенно неожиданных препятствия на пути исполнения ее плана повергли Синтию в панику. Теперь она поняла, как использовать эти препятствия в своих интересах. Ей нужен был Конрад, но Конрад, которым легко можно было бы управлять.
– Синтия, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. На этот раз несколько разных вещей.
Синтия вздрогнула от нехорошего предчувствия.
– Так и быть.
Его ноздри раздулись.
– Для начала раздень меня, детка.
Она едва удержалась, чтобы не сказать ему, что и так всегда раздевает его.
– С удовольствием. – Она расстегнула ему джинсы. Его невероятный самоконтроль был частью представления. Усилием воли он вызывал полную эрекцию и мог качаться на Синтии часами, не кончая, пока она не начинала молить о пощаде, потом оставлял ее, едва переводящую дух, и скрывался в ванной, чтобы принять душ.
Хоть бы раз ей увидеть, как он отдает то, что хотел сохранить для одного себя!
Его ягодицы были твердыми, как мрамор. Нисколько не упругие. Синтия медленно стянула с него джинсы, поглаживая ягодицы, твердые бедра и икры. Она отбросила джинсы в сторону, запустила большие пальцы поглубже в пах и, сомкнув ладони вокруг его мошонки, приникла к ней губами.
Он тут же возбудился и на несколько секунд потерял над собой контроль. Когда же головка пениса проникла глубоко в рот Синтии, он отодвинулся.
– Встань, – взяв ее за ворот платья, он потянул и одежда затрещала по швам. Синтия попыталась оттолкнуть его руку.
– Ты порвешь мне платье.
– Новое купишь. – Он разодрал лиф на две части. – А я думал, ты этого хотела. Ты разве не говорила, что я никогда не злюсь?
Синтия посмотрела в его лихорадочно блестящие глаза и почувствовала сладостный страх.
Следующим рывком он разодрал лифчик, который она надевала, чтобы доставить ему удовольствие. Ее груди выскочили из чашечек. Конрад рассмеялся, а Синтия ощутила, как внутри у нее все стало мокрым.
– Не надо, – сказала она, притворяясь, что отталкивает его, – ты делаешь мне больно.
– Детка, твои сиськи – это что-то. «Сиськи и задница» – эту песенку надо было написать для тебя.
И вот она уже раздета. И готова. Она сделала движение в сторону кровати.
– Нет, – сказал Конрад, прижимая ее к стене. – Мне выбирать, ты забыла?
Она не успела ответить, а он уже снял крышку с какого-то ведра и погрузил кисти рук в красную краску.
– Что… Нет!
Конрад подошел к ней.
– Не надо. У меня волосы запачкаются.
– Да.
– Конни, перестань. Ну перестань!
– Мне выбирать, Синтия.
– Пожалуйста.
– Ничего-ничего.
Спасения не было. Он легко поймал ее и держал, обхватив за талию.
– Она же не отмоется!
– Конечно, отмоется. Честное слово, детка.
Он водил руками по ее телу, потом макнул руки в краску еще раз и вымазал ее бедра, поднялся к грудям, играя с сосками, пока она не схватила его за руки.
– Терпи, Красная Попочка. Все в свое время. Мы создадим здесь шедевр.
Он принялся за ее лицо.
Синтия визжала и уворачивалась, пыталась его ударить, но промахнулась. Полные пригоршни густой краски растеклись по ее макушке и потекли вниз; его длинные пальцы прочесывали ее волосы, помогая краске проникать глубже.
– Ты с ума сошел! – верещала она.
Конрад встал на колени, обнял ее бедра и пробрался языком в ее заветную щелку. Синтия откинула голову и вцепилась в его плечи.
– Да, да. Да!
У нее закружилась голова, все внутри запылало. Он перестал слишком быстро!
– Не сейчас, Конни! Ну, пожалуйста, Конни, не останавливайся!
– Ваше желание – приказ для меня, леди. Идем.
Он повернул ее к себе спиной, приподнял и вошел в нее с той нежной силой, от которой у Синтии опять все поплыло перед глазами.
Пытаясь удержать равновесие, она обвила ноги вокруг его бедер.
– Чудесно, – сказал он сзади, дыша ей в шею.
Он понес ее куда-то вперед. Ее лицо и груди уперлись в стену, на которой висел холст.
– Что за черт? – Она непроизвольно раскинула руки.
– Не беспокойся, сладкая.
Начались невероятные толчки. Он входил в нее с силой, равной которой она не встречала ни у одного мужчины, за исключением Тобиаса. Когда она не смогла больше держаться, он плотно прижал ее к стене и несколько раз сильно притиснул.
– Ты… меня пугаешь… – простонала она.
– Это поможет, – ответил он.
Он отпустил ее и смазал кожу новой порцией краски. Порыв оргазма захватил ее, еще и еще один.
Когда она уже не могла держаться на ногах, Конрад помог ей лечь на брезент.
– Пойдет. Скажи, что нужно, я все сделаю.
Синтия задыхалась.
– Грязный ублюдок.
Он показал зубы в ухмылке:
– Я? Тебе разве не понравилось?
Она повернулась на бок и положила голову на руку.
– …мать твою! Как, ты думаешь, я теперь поеду домой?
– Что-нибудь придумаешь.
Моргая, она оглядела себя и увидела, что краска высыхает на ее коже.
– Эта дрянь…
– На водной основе. Отмоется. – Он взял банку с какой-то жидкостью и принялся опрыскивать холст. – А отсюда уже будет не отмыть. Никогда.
Синтия, ослабевшая, ощущающая тошноту, с трудом села и посмотрела на стену. Фигуры, видневшиеся на холсте, легко можно было интерпретировать, гораздо легче, чем все предыдущие работы Конрада.
– Больное воображение, – сказала она ему. Смазанный контур одной стороны ее лица, волос, ладоней, грудей, живота, бедер образовывали фреску с как бы двойным изображением. Между ее распростертых бедер отпечатались формы мужских бедер и коленок.
Синтия переводила взгляд с холста на Конрада и снова на холст.
– Ты же сказал, что уже продал этот холст, – она испытывала какое-то замешательство. – Кто же такое возьмет?
– Тот, кому нужна гарантия.
– Гарантия?
– Гарантия, что ты не изменишь свои намерения.
– Но ты не сможешь доказать, что это…
– Ты? Ты хочешь, чтобы я попробовал? Может, ты хочешь, чтобы я пошел к тому, кто тебе платит, или нашел место, где бывает много народу, и выставил эту картину с твоим именем, написанным на ней? Ты думаешь, слухи не пойдут?
– Ты не сделаешь этого.