Командир и штурман решили, изменяя курс полета, найти менее мощные слои облачности, чтобы скорее выбраться к солнцу.
В поисках лучшего варианта Валерий Павлович с Александром Васильевичем выдавали мне множество различных курсов. Ведя самолет вслепую, я насчитывал уже более 12 изломов маршрута, когда внезапно в разрыве облачности увидел фантастически грозную вертикально торчащую скалу среди безбрежного арктического океана льдов и снегов.
Командир и штурман, держа в руках карты, быстро определили, что это острова Северной Земли. Но снова, как занавес на сцене, облака закрыли картину.
В 8 часов Беляков радировал: «Все в порядке. Находимся Северная Земля».
Циклон продолжался, а уклоняться от основного курса теперь уже было нельзя. Мы решаем пробивать облачность вверх. Вылезли к солнцу на высоте 4 тысячи метров и пошли прямым курсом на бухту Тикси. Скоро вновь очень высокие облачные горы встали на пути «АНТ-25», и опять слепой полет и обледенение тревожат экипаж. Командир, усталый и озабоченный, обнимает меня сзади за плечи и кричит на ухо:
— Снижайся, Егор, снижайся, уж больно опасно раскачивается хвостовое оперение! Того и гляди оборвутся ленты стабилизатора… Того и гляди.
Сбавив обороты мотору, резко снижаюсь, и мы вскоре видим мозаичную окраску прибрежных льдов Хатангского залива.
Беляков все это время бессменно нес вахту штурмана более 19 часов. Циклон выбил нас из графика. Чкалов сменил меня за штурвалом самолета, а я Белякова на вахте штурмана.
Валерий набрал высоту 4300 метров.
Беляков, очень усталый, тут же немедленно растянулся и уснул прямо на днище самолета.
Дав отдохнуть Александру Васильевичу часа два, я разбудил его и передал ему вахту.
В 10 часов 10 минут он радировал:
«Все в порядке. Находимся на побережье к востоку от Нордвика».
А в 14 часов 10 минут Беляков передал в эфир:
«Все в порядке. Высота 4 тысячи метров. Находимся: 72°20 широты, 123°40 долготы — около бухты Тикси».
Постепенно начали входить в график вахтенных смен.
Примерно в 15 часов я снова сел на штурманское место, уложив Белякова спать.
Длительный полет на высоте более 4 тысяч метров начал сказываться на всем экипаже. Нужно бы применить кислород, но, посоветовавшись с экипажем, командир решил, что шестичасовой запас кислорода будем беречь к концу полета, когда после Камчатки начнем пересекать Охотское море и пробиваться к Хабаровску. Там, возможно, потребуется выход на высоту 6 километров, а усталому экипажу без кислорода выполнить такой полет будет весьма затруднительно.
Наступил третий день — 22 июля 1936 года.
Конечно, экипаж чувствовал усталость, тем более что из-за кислородного голодания к пище почти не прикасались. Немного шоколаду и больше всего чая и воды.
Я сменил командира на пилотском месте.
Он очень любил посидеть возле Белякова и посмотреть, как аккуратный и педантичный профессор замеряет угол сноса или берет высоту небесного светила, а затем быстро высчитывает истинный курс.
Окутанная густой курчавой шапкой облаков, справа торчит Корякская сопка, а дальше, как видит глаз, вся Камчатка и Охотское море прикрыты толстой пеленой облаков.
«АНТ-25» идет на высоте 4200 метров. Показался Тихий океан, внизу Петропавловск-на-Камчатке. Сбрасываем вымпел и, сделав круг над городом, ложимся курсом на Сахалин, через самое бурное море на нашей планете.
Мы за полсотни часов непрерывного полета узнали в жаркой схватке со стихиями, что такое «АНТ-25» и его ни на секунду не умолкающий мотор АМ-34Р.
Шли самые напряженные часы, последние часы перелета.
Обширный циклон, сопровождавшийся густой облачностью, дождями и туманами, встретил нас над Охотским морем.
Снова полет только по приборам.
Погода в районе Сахалина и Приморья крайне неблагоприятная — так же облака, дожди и туманы.
В 6 часов 38 минут меня сменил Чкалов. Вместе с Беляковым мы стали оценивать обстановку.
Предложили командиру до подхода к острову Сахалин спуститься вниз, под облака, чтобы войти в устье Амура до наступления ночи, а дальше в темноте лететь над рекой до Хабаровска.
Валерий Павлович согласился с нашим предложением и круто пошел вниз.
Из облачности выскочили на высоте 50 метров над бушующим Охотским морем. От штормовых порывов ветра крылья и хвостовое оперение самолета опасно вздрагивали и беспомощно вибрировали.
Мне никак не удавалось вызвать по радио Николаевск-на-Амуре.
Дождь стал настолько сильным, что определить расстояние до воды становилось очень трудно. Вот где пригодился тот не всегда одабриваемый бреющий полет именно чкаловского стиля, когда до поверхности остаются считанные сантиметры.
Валерий буквально впился в штурвал, напряженно всматриваясь в туманную мглу.
Мелькает восточное побережье Сахалина. Мы точно вышли на маршрутный пункт, намеченный еще в Москве.
Но недолго земля помогала командиру вести гигантский корабль на бреющем полете. Остров кончился, и мы увидели свирепые седогривые буруны волн.
Летим уже 55 часов.
Погода в море становится все хуже: расстояние до воды определить невероятно трудно. Вдруг слева мелькнула огромная темная масса. Очевидно, это была гора мыса Мечникова.
Мы поняли, что в таких условиях врежемся в прибрежные сопки прежде, чем войдем в устье Амура.
Чкалов мгновенно принимает совершенно правильное решение: вверх! И тут же набирает высоту, разворачивая «АНТ-25» на восток. Облака скрывают все, высота быстро увеличивается, а температура воздуха резко понижается.
На 1500 метрах сплошное мерзкое и холодное молозиво тумана, и, конечно, наступает интенсивное обледенение. Особенно быстро покрывается льдом стабилизатор и его несущие стальные расчалки.
Идут напряженные, опасные секунды. Самолет уже на высоте 2500 метров, но обледенение продолжается.
Я сидел за передатчиком, вызывая Николаевск, когда почувствовал резкие удары и сильную тряску самолета. Это уже весьма опасно, так как самолет может разрушиться.
Радирую в Хабаровск и Николаевск о сильном обледенении «АНТ-25».
Чкалов срочно убавляет обороты мотору, и обледеневший гигант идет на снижение. Удары становятся меньше и реже.
Из облачности выскочили метрах в 15 над волнами штормующего моря, покрытого сеткой густого дождя и тумана.
Видимость уменьшается еще и потому, что световой день оканчивается и наступает темнота.
Идем на посадку на остров Удд
Еще раз пытаюсь вместе с Беляковым связаться с Хабаровском. И вот мы слышим непрерывные слова: «Приказываю прекратить полет, сесть при первой возможности. Орджоникидзе».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});