Читать интересную книгу Отрок. Бешеный Лис (Часть 3-4) - Евгений Красницкий

— Его так… — Волхв, пыхтя, изо всех сил растирал себе ноги. Один человек назвал… перед смертью. Провидцем был. Предрек, что если Корзень со Славомиром схлестнутся…

— Не со Славомиром! — Напористо перебил Мишка. — Он другое имя назвал! В Перуновом братстве у вех иные имена, так же, как у Корнея — Корзень. Так и у Славомира…

— Ты!.. — Волхв отшатнулся к стенке сарая и на лице его вновь проступила ненависть. — Ты кто такой?

— У Нинеи спросишь. Если разрешит. — Мишка, на всякий случай извлек из ножен кинжал и демонстративно подбросил его несколько раз. — Поднимайся и пошли, на ходу быстрее разомнешься.

До лаза в тыне добрались без приключений, волхв на непослушных ногах двигался даже медленнее, чем Мишка на костылях. Уже выбравшись наружу, и окончательно поверив в освобождение он вдруг обернулся и обратился к Мишке:.

— Эй, парень! Кукле под одежку напихай чего-нибудь, как будто беременная, и… на-ка вот, Татьяна узнает. — В руке у волхва, неизвестно откуда появилась толстая бронзовая игла, тупой конец которой был изготовлен в виде головы языческого идола. — Сначала вытащи, потом обломи или перекуси клещами. Так правильно будет. От кого Нинее поклон-то передать?

— От Михайлы.

— А по-нашему тебя как?

— Ждан. Только, она меня, все равно, Михайлой зовет. Скажи: скоро навещу, только нога подживет.

* * *

— Михайла! Михайла! — Опять прервал мишкины воспоминания голос старосты Аристарха. — Да что ты сегодня сонный такой? Очнись! Слышишь о чем спрашивают?

— О чем, Аристарх Семеныч?

— Ну, совсем сомлел. Самому-то отцу Михаилу грамота была? Он же на порог прислугу не пустит, мол, нельзя чернецу.

— Была. — Отрапортовал Мишка. — С пастырским увещеванием и разрешением от некоторых монашеских обетов до того времени, как выздоровеет.

— Ага. Ну, тогда ладно. А почему грамоты с тобой передали, а не с Корнеем Агеичем?

— А про отца Михаила секретарь епископа почему-то меня расспрашивал. И еще один монах — Феофан. Он-то мне грамоты и передал, а почему мне — не знаю.

— Ладно, с этим решили. — Староста обвел глазами собравшихся. Вроде бы все, или еще о чем-то забыли?

— Забыли! — Выступил вперед десятник Пимен. — Ты сам намедни обещал.

— И охота тебе, Пиня, впустую время тратить! — Не очень настойчиво попытался возразить староста.

— Не впустую! Дело важное, и от него благополучие всех нас зависит!

— Так, слушайте: — Аристарх повысил голос. — Десятник Пимен и с ним еще… Пимен, сколько вас?

— Еще семнадцать.

— Десятник Пимен и с ним еще семнадцать человек предлагают… как бы это… да ну тебя, Пинька, сам рассказывай!

— Я — десятник четвертого десятка, обозный старшина Бурей и еще шестнадцать человек — все достойные мужи и бывалые воины, а так же крепкие хозяева — хотим, чтобы вы задумались над тем, что сотня наша слабеет. — Начал торжественным голосом Пимен. — Сами сегодня убедились: полных десятков у нас только три, двух десятков нет вообще, еще один докатился до такого позора, что и говорить противно. Трое десятников остались без ратников, а это значит, что и еще трех десятков у нас нет. Терпеть такое дальше нельзя, с этим, я думаю, и сотник наш согласен. Так, Корней Агеич?

— Беды наши любой перечислить может, — отозвался Корней — что предлагаешь-то?

— Но с перечисленным ты согласен?

— Согласен.

— Теперь еще одно. — Продолжил Пимен. — Опять же сегодня вы все убедились: в селе тесно, тын обветшал, надо расширяться…

Кто-то из ратников перебил:

— Так решили же: после Велесова дня, как с жатвой управимся…

— Слыхали? — Пимен повысил голос. — Даже и сроки назначаем, как язычники! Нет, чтобы сказать: после дня поминовения благоверных мучеников Бориса и Глеба! Нас для чего сюда прислали больше ста лет назад? Свет Христианской Веры во тьму языческую нести! А мы что? Дошло до того, что епископ Туровский нас небрежении упрекает! Так вот: Корней Агеич, — Пимен обернулся к сотнику — тебя князь над нами снова поставил. С этим не спорим — князю виднее, но что ты со всем этим делать собираешься?

— С чем «с этим»? — Глосс деда был холоден, как лед.

— Повторю еще раз, мне не трудно. — Пимен обернулся к своим сторонникам, словно ища поддержки, и Мишка понял, что чувствует себя десятник вовсе не так уверенно, как хочет показать. Тем не менее, говорить он продолжил вполне бойко. — Ратная сила уменьшается, жилье и крепость наша ветшает, вера православная ослабевает. Так и будет дальше или ты как-то все это исправлять собираешься? Если собираешься, то как?

— А сам что-нибудь предложить можешь? Или только беды перечислять способен? — дед в точности повторил свой предыдущий вопрос, только слова местами поменял.

— Могу. — Пимен снова оглянулся на свой десяток. — Для пополнения воинской силы — звать воинов со стороны. Для содержания в порядке села — допускать на сход всех мужей, имеющих в селе свое хозяйство, а не только ратников. Для укрепления веры — не селить язычников внутри села, а построить посад за тыном.

— Все? — Голос деда по-прежнему был совершенно лишен эмоций.

— Все, Корней Агеич. Если можешь предложить что-то получше — говори, а если не можешь, тогда давай то, что я сказал, сделаем.

— Что скажете, честные мужи сотни ратнинской? — обратился дед ко всем собравшимся.

Шум, постепенно нараставший по мере того, как Пимен излагал свое мнение, грянул в полную силу. Дед спокойно сидел в седле, давая эмоциям выйти наружу в криках и спорах.

«Пимен абсолютно прав, по крайней мере в том, как он перечислил недостатки. Можно подумать, что он сдает зачет по управленческим патологиям.

Во-первых, десинхронизация. Необходимые решения недопустимо запаздывают: либо не принимаются вообще, либо дело затягивается.

Во-вторых, деструктуризация. Всего три полных десятка, вместо десяти, как должно было бы быть. Плюс: существенная часть мужского населения занимается чем угодно, только не основным делом — несением ратной службы.

В-третьих, дисфункция. Сотня фактически перестала исполнять ту роль, ту функцию, для которой, собственно, и была создана.

Все вместе — дезадаптация — неспособность адекватно реагировать на изменения обстановки, и отвечать на вызовы времени.

Все признаки рефлексивного метода управления, когда способ разрешения очередной проблемы придумывается не в соответствии с какой-то концепцией, а „на ходу“, после того, как событие уже произошло.

А вот с предложениями Пимен подкачал. По крайней мере, с двумя из трех. Ратников со стороны не набрать, даже если мужики согласятся нарушить сложившуюся традицию. Хорошие воины — все при деле: в княжеских дружинах, в боярских, в бандах, в конце концов — а плохих нам и не надо. Так что, для реализации первого предложения просто-напросто нет ресурсов.

Выселение холопов, упорно не желающих креститься, „за периметр“, и вовсе даст результат „с точностью до наоборот“. Это как бы узаконит существование в Ратном двух общин — христианской и языческой. Распространению христианства — выполнению основной функции — это не только не поможет, но и помешает.

А вот с допуском к решению хозяйственных вопросов всех хозяев, Пимен, пожалуй, прав. Дискриминация по признаку годности к строевой службе — полная дичь. Тот же Илья куда как умнее и практичнее Пентюха, например.

Интересно: что дед ответит. Это же прямой наезд на него, как на сотника: ты власть, ты и решай проблемы, а мы тебя будем критиковать. Любимая позиция „дерьмократов“.

Но Пимен против деда — сопляк. Во-первых, почти вдвое моложе — тридцати еще нет. Во-вторых, сторонников у него вдвое меньше, чем у деда. Выручать нас Лука тридцать восемь человек привел, а Пимен выступает от имени семнадцати. Не определившихся меньше десятка, погоды они не делают. В-третьих, Пимен либо трусит, либо поет с чужого голоса, не даром же все время на кого-то оглядывается».

— Ну, наорались? — Дед приподнялся в седле. — Молчать! Слушать сотника!

Шум утих быстро, все — люди военные, к дисциплине приучены, да и приказать Корней умел.

— В должность сотника — дед притронулся рукой к золотой гривне — я вступил только сегодня. По обычаю, любой недовольный или желающий сам стать сотником может о том сказать, и тогда дело решается поединком. Десятник Пимен потребовал с меня отчета! Десятник! С сотника! Доставай меч, Пинька!

Дед соскочил с коня и обнажил клинок.

«Блин! Как он пеший на протезе-то будет?»

— Корней Агеич, да ты что? — Пимен явно не ожидал такого оборота.

— Доставай меч!