— Оставьте — отрезал — давайте покончим с этим. Доставайте монету. Мой орел.
Сотник бросил монету. Выпал орел…
— Заряжайте, господа. Думаю, господин Голицын не сможет сам зарядить. Для равенства пусть и мой пистолет зарядит мой секундант.
Голицын что-то напевал.
Зарядить пистолеты нынче просто. Вставляешь магазин, досылаешь патрон в патронник, достаешь магазин. Все. Это раньше — порох, да пули…
— Условимся, господа — шестьдесят шагов от барьера. С места.
Я пожал плечами.
— Согласен.
Шестьдесят шагов от барьера — по меркам прошлым это было много, когда-то и с десяти шагов стрелялись. Но и оружие нынешнее — не чета тому. С шестидесяти шагов я попаду из хорошего пистолета в любой глаз, на выбор.
— Бросаем?
Второй раз бросил принц Хусейн — и для меня вышло неудачно. Стрелять придется вторым. Правда придется ли? Голицын хороший стрелок — но когда трезвый. Сейчас же, витая в облаках алкогольного дурмана…
— К барьеру, господа. Правила напоминать имеет смысл?
Голицын смотрел веселым, удивительно трезвым взглядом — если не считать этой самой неуместной и неуемной веселости.
До чего дожились то…
Повернувшись друг к другу спиной у брошенной казачьей шинели стоим — и слышим, как бьется сердце другого из нас. Я — точно слышу. Мы с Володькой… да лет тридцать уж точно знакомы. Дожились до дуэли…
— Расходимся.
Шаг за шагом — по речному, нетвердому под ногами песку. Кровь свирепо колотится в висках, каждый шаг — как удар метронома. Пистолет — на согнутой левой руке, поддерживается правой — чтобы не задрожала правая, когда придется стрелять.
Черта… Даже отсюда вижу, как гуляет мушка на пистолете Голицына — он и в самом деле вдребезги пьян. А держится так — потому что привык.
Выстрел гремит, когда я устаю ждать — и пуля берет настолько левее, что это уже не смешно. Даже не чувствую ее смертельный полет, поднятую ею воздушную волну. В дамских романах обычно пишут «волосы шевельнула» или нечто в этом роде.
Оба — и Хусейн, и незнакомый мне сотник качают головой.
Эх, Володька, Володька…
Отвел назад затвор пистолета — и короткий, толстенький, бочкообразный патрон выскочил мне на ладонь — тяжеленький, блестящий. Подбросил его на ладони, раз, другой — да и закинул со всего размаха в неспешно текущий Тигр. Блюмкнув метрах в двадцати от песчаного берега островка патрон ушел на дно. И черт с ним…
— Возвращаемся, Ваше высочество…
— Сударь! Я требую удовлетворения! — ударил нам в спину высокий, негодующий голо Голицына.
Не оборачиваясь, я ускорил шаг к ждущему нас плоту — келеку.
— Сударь…
Я обернулся. Слов уже не было — подходящих слов. Хотя нет — были. Простонародные, так разговаривали только нижние чины — но как нельзя лучше подходящие к этой паскудной ситуации.
— Да пошел ты!
05 июня 2002 года.
Виленский военный округ, сектор «Ченстохов». Дорога
Они возвращались в ПВД — очередная «набойка» на склад со спиртом оказалась туфтой. Или не туфтой, просто не успели. Землянка была там, где и показал на карте осведомитель, и следы свежие — тоже там были. А вот результата не было — ни спирта, ни стволов.
Бывает, конечно, всякое, и в работе разведчика большая часть это ожидание, часто бесплодное — но настроения пустая ходка казакам не прибавила. Хорошо, не было с ними «бешеной польки» с ними не было — осталась в близлежащем селе и даже не попрощалась. Верней, попрощалась — хлопнув дверью.
А сейчас казаки возвращались — досыпать, и готовиться к очередному ночному выходу.
— Господин сотник — за рулем в этот раз был Певцов.
— Ну?
— А бабе этой, ей его надо?
— Которой?
— Ну… майору этому. Таможенной службы.
— У нее и спроси. Меня то что спрашиваешь?
— Ну, она… то ли смотрит… как бык на красное… а то нормальная вроде.
— Психованная она. Больная головой.
На обочине стоял человек, в шляпе и с кошелкой усиленно махал рукой. Почему-то именно кошелка привлекла внимание Велехова.
— Ну, тормозни около этого…
Егерь затормозил на обочине, подняв облако пыли. Сотник, сам еще не понимая, что привлекло его внимание, вышел из машины, поправил автомат, пошел навстречу странному путнику с кошелкой…
— Добри дан, пан сотник.
Человек поднял голову — и сотник осознавал, что видит перед собой Радована. Того самого Радована, командира сербских четников.
— И тебе добре… Подвезти али как?
— Подвези, коли можешь. Только не в тут сторону.
— А в какую надо?
Серб поднял кошелку.
— Вон там, за поворотом — съезд с дороги в лес. Поклон[107] тебе там, рус.
— Поклон, говоришь… Это хорошо. А кланяться то кто будет?
— Да ты не бойся, пан сотник. Мы к русам — други навеки.
— Навеки. Ну, пошли в машину, тогда.
Это была проверка. Если бы впереди была засада — серб ни за что не согласился бы сесть в машину, чтобы погибнуть вместе с остальными. И серб ее прошел — спокойно подхватил кошелку, пошел к машине.
— Грибам вроде не сезон… — с намеком сказал Велехов.
Серб отодвинул полог на кошелке.
— Поесть[108] несу.
Каравай хлеба, аппетитно пахнущее соленое мясо…
— Угощайтесь, други.
— Да нет… Мы до базы потерпим… — за всех отказался сотник.
Зря? Это только кажется. До тех пор кажется, когда собственными глазами не удивишь то, к чему это может привести. Например, не увидишь вырезанный экстремистами блокпост, солдаты на котором в знак дружбы бутылку приняли от кого-то из местных. Вот как увидишь — головы отрезанные рядком в пыли лежащие… так до костей проберет, век будешь помнить, что ни есть ни пить не пойми что нельзя.
— Сворачивай.
Сотник кивнул, Петров повернул руль и машина, съехав с ведущей по окраине поля ухабистой дороге в лес, на едва заметную тропинку. Трясти перестало, но двигатель начал работать натужнее — дорога уходила в гору.
— Мы тут пройдем?
— Пройдешь, рус. Мы же прошли…
Подниматься в гору пришлось чуть ли не километр. Верней, не в гору — подъемы сменялись спусками, по ободранным ветвям и колее становилось понятно, что дорога используется. Сотник нервничал — случись что даже машину в такой тесноте не развернешь.
— Долго еще?
— Скоре, рус. Вон там видишь?
За стеной деревьев что-то мелькало. Правильные геометрические формы — таких не бывает в лесу.
— Машина стоп! — скомандовал сотник.
Певцов остановил машину.
— Дальше пешком пойдем.
— Как скажешь, рус… — пожал плечами серб.
Покидая машину, сотник сделал незаметный знак, означающий «быть настороже и занять место у пулемета». Мало ли…
— Пойдем тут, рус… Срежем путь — серб прошел, не проломился а именно прошел через придорожный кустарник, канул в лес как рыба — в воду…
Радован действительно умел ходить по лесу — почти как казаки. Тихо и быстро сразу было видно, что местный лес он знал.
— Осторожно! Сюда не вступай! — предостерег он в одном месте своего спутника.
Что там было — сотник предпочел не спрашивать.
Идти пришлось совсем немного — полянка была рядом. Прямо в лесу, ухоженная, чистенькая, даже валежника на ней не было. По центру — черная клякса кострища. Размер — сотник прикинул, как раз чтобы обеспечить посадку среднего транспортного вертолета, вряд ли это простая случайность. Машина — небольшой развозной ФИАТ — полуторатонка, старый. Как он сюда проломился… а вон дорога, почти незаметная даже, выходит из чащи под острым углом, специально прорубленная. Грамотно сделали, молодцы, кто-то изрядно учил диверсионной премудрости.
Около машины стояли двое, молодые…
— Добри дан[109], рус — поздоровался молодой, высокий и крепкий, с длинными волосами парень стоящий у машины.
Сотник внимательно смотрел на серба.
— Доброго дня и тебе…
— Это мойе… — Митрич запутался, подбирая слова — син… сын брата…
— Племянник.
— Да, да. Тачно. Племянник. Его Божедар зовут. А это моя Драганка.
Сотник изумленно пригляделся, и вдруг понял, что стоящая чуть поодаль, в камуфляже, с измазанным камуфляжным гримом лицом — женщина! Точнее даже девушка — молодая, коротко постриженная, форма мешком висит — но все же девушка. И глаза сверкают, ну сущий чертенок.
— Добри дан, рус… — голос у девушки оказался молодым и звонким.
Сотник смотрел на них — на изгнанников, на людей у которых нет родины. Они не выглядели какими то несчастливыми — наоборот, оба они, и Божедар и Драганка весело и открыто улыбались. Потому что рядом были русы, казаки, воины с оружием в руках как и у них те, кто приютил их в тяжелую годину, дал им землю и попытался дать Родину. Но Родину человеку, увы, может дать только Господь.