Кэтрин почувствовала это, сказала ледяным голосом:
— Больше я не намерена выслушивать ваши необоснованные выпады. Прощайте.
Она положила трубку. Вот и поговорили. Выходя из будки телефона-автомата, Варгин чуть не наступил на дворнягу.
— Вы звонить? Пожалуйте, — Варгин приоткрыл дверь будки, приглашая собаку войти. На приглашение человека собака ответила усиленным маханием хвоста.
— Значит, звонить не будем. — Варгин потрепал дворнягу и пошел прочь. Та увязалась за ним. Так они прошли метров сто. Дальше Варгин собирался ехать на такси.
— Ну, псина, пока. Иди домой, иди. Видишь, мне нужно ехать.
Рыжая лохматая дворняга не собиралась идти домой. Варгин стал рыться по карманам, надеясь найти хоть крошку. Собака следила за его движениями, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Ничего съестного, конечно, в карманах не было. Чтобы у собаки не осталось никаких сомнений, Варгин даже вывернул карманы брюк.
— Вот видишь, ничего у меня нет. Так что прощай.
Варгин остановил такси и попросил отвезти его в отель. Через несколько минут он обернулся и увидел, что дворняга рысью бежит за машиной. Она старалась изо всех сил, но не поспевала. Постепенно она стала отставать, и когда подрагивающее рыжее пятнышко стало еле заметным на фоне далеких прохожих, домов и деревьев, Варгин остановил машину и вышел. К отелю человек и собака пошли пешком. У дверей отеля человек сказал:
— Ты меня подождешь здесь. Я быстро, только посмотрю, нет ли чего от министра Глоба. А потом мы пойдем к Жаркомбе. Может быть, она хоть тебя полюбит.
Никакой почты на этот раз ему не поступило. Значит, нужно разыскать министра и напомнить о статье Ремо Гвалты. Кроме того, недурно было бы выполнить главную задачу: выяснить, кто же этот самый Феликс Жижин.
Варгин с трудом уговорил таксиста на провоз четвероногого пассажира: уж больно вид был заброшенный у рыжего пса, да и родословная подкачивала. У самой двери Кэтрин он сказал собаке:
— Ну, была не была, не бойся. Я сам боюсь.
Он позвонил.
— Кто там?
— Мы.
— Ой, какая хорошая собака, — открывая дверь, воскликнула Кэтрин.
Псина завиляла хвостом. По всему было видно, что они понравились друг другу.
— Вот встретил по дороге… — оправдывался Варгин. — Ничего, что она такая лохматая? Зато у нее глаза красивые.
— Сами вы лохматый, — оттаивая, сказала Кэтрин. — Заходите же. Надо ее срочно стирать.
— Ты собираешься ее оставить у себя?
— Конечно. Она ведь ничья, совсем бездомная. Другая ведь к вам не пристанет. — Варгин не спорил. — Как же ее зовут? Кстати, почему ее?
Варгин пожал плечами. Они рассмеялись.
— Я думаю, его зовут Рыжик, — сказал Варгин.
— Рыжик так Рыжик. Пойдем-ка, Рыжик, в ванную.
Пока Кэтрин стирала собаку, Варгин стоял на подхвате, пытаясь выспросить насчет своих дел. Кэтрин не обращала внимания на его вопросы. Она была полностью поглощена своим важным делом.
— Отстанете вы от меня наконец со своим Глобом? Дайте лучше полотенце. Да не это, чистое дайте.
— Чистое, чистое, — бурчал Варгин. — А чем это не чистое, я же вытирался утром…
— Ну, ворчун.
— Годы свое берут, — объяснил Варгин.
Рыжик смотрел на своих мучителей взглядом, полным недоумения. У него хватило терпения выдержать насильственное купание, но вытирание полотенцем было выше его сил. Рыжик выскочил из рук Варгина и занялся сушкой сам.
— У него неплохо получается, — сказала Кэтрин, вытирая лицо. — Пожалуй, лучше запереть его здесь, пока он не высохнет.
Они оставили пса сушиться и вышли в гостиную.
— Теперь я тебе совсем не нужен, — сказал Варгин. — Теперь у тебя есть настоящий друг.
— Теперь у меня есть два настоящих друга, — поправила Кэтрин. Она потрепала Варгина по голове. — Как ваши дела? Встречались вы с этим, как его…
— Унитером, — подсказал Варгин. — Да, встречался.
— Он рассказал что-нибудь о Ремо?
— В общем, ничего особенного. Все, как говорил Альферд Глоб. Что от Матфея, что от Глоба, получается банальная история об интеллигенте, не разобравшемся в реализме действительной жизни. Опять же — мафия или банда оголтелых технократов.
— Вы не верите в это?
— Не знаю. Все вроде бы сходится. Одного только я не понимаю. Зачем надо было на меня нападать…
— Но ведь Глоб же объяснил. Преступники боятся, что после смерти Ремо остались списки.
— Это я понимаю. Но ведь списков-то они не нашли. Почему же они больше не роются у тебя дома?
— Может быть, удалось обезвредить всю организацию? — высказала предположение Кэтрин.
— Может быть, — думая о чем-то своем, согласился Варгин. — Кэтрин, мне нужно связаться с Глобом.
— Глоб сегодня звонил мне в гимназию и спрашивал, где вы. Ладно, не злитесь, — заметив реакцию Варгина, сказала Кэтрин. — Он пообещал отдать статью Ремо завтра перед отлетом. И просил, чтобы вы не пытались его разыскивать. Он уехал в провинцию по срочному делу.
— Так, они уже знают, куда надо звонить, — поморщился Варгин.
— Что поделаешь? От Глоба ничего не скроешь.
— Ты не боишься… — Варгин замялся, — ну, в общем, что я… что мы…
— Это мои проблемы.
Кэтрин встала и вышла. Вскоре она появилась в сопровождении роскошного огненно-рыжего пса. Тот, увидев Варгина, радостно завилял хвостом и сказал:
— Гав.
* * *
В 20 часов 00 минут пятеро обитателей восьмого блока были выведены в коридор подземного сооружения фабрики-прачечной. Громким голосом, так, чтобы было слышно всем обитателям соседних блоков, коридорный зачитал:
— Решением Высшего Специализированного Консилиума УНП группа опасных государственных преступников в составе Натаниеля Рубака (кличка Корень), Хёнеса Халоша (кличка Хлыщ), Жоржа Шабата (кличка Серый), Ласло Чечу (кличка Желудь) за подготовку и организацию побега заключенного Ремо Гвалты (кличка Бычок) с целью нанесения ущерба интересам родины приговаривается к смертной казни. — Коридорный сделал паузу и затем продолжал: — Заключенный Ивон Фарбер (кличка Карлик) за вступление в контакт с враждебными лицами и передачу секретной информации приговаривается к восьмистам пятидесяти годам тюремного заключения строгого режима. Смертный приговор привести в исполнение в течение двадцати четырех часов.
По коридору пронесся тяжелый выдох, наполненный одновременно удивлением и ужасом. Пятеро дикарей были ошарашены услышанным. Сказанное настолько противоречило их представлениям о ходе событий, что на лицах государственных преступников появилось какое-то обиженное детское выражение. Закончив свою речь, коридорный отделил приговоренных к смерти и отвел их в спецблок. Тягостное молчание прервалось странной речью Желудя, который до сего времени больше одной фразы в день не говорил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});