проекты своего предельно краткого, буквально тезисного выступления, а также Постановления Пленума ЦК по данному вопросу. Как уже отмечалось ранее, ряд историков (А. П. Куропаткин, А. П. Артюков[258]) высказали мнение, что в данных проектах премьера особый акцент был сделан не столько на личности усопшего вождя, сколько на непременном сохранении и укреплении марксистско-ленинских принципов «коллективного руководства». Однако их оппоненты (Ю. Н. Жуков[259]) утверждают, что уже изначально речь шла об осуждении именно «сталинского культа», но из-за негативной реакции ряда членов Президиума ЦК в первоначальные проекты были не только внесены необходимые поправки, но даже дана ссылка на известную сталинскую цитату об «эсеровском» происхождении концепции «культа личности».
Как предположил сам Ю. Н. Жуков, среди сторонников премьера «наверняка находились» М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, П. Н. Поспелов и H. Н. Шаталин, а среди противников — все (или почти все) остальные члены высшего руководства страны, в частности Л. П. Берия, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, H. С. Хрущев, Н. А. Булганин, Л. М. Каганович, А. И. Микоян и М. А. Суслов. Кроме того, тот же Ю. Н. Жуков, а также Р. Г. Пихоя[260] предположили, что все эти инициативы Г. М. Маленкова во многом носили превентивный характер, поскольку бурная деятельность Л. П. Берии по пересмотру громких уголовных дел могла рикошетом ударить именно по нему. Но, как известно, «мягкая десталинизация» была отвергнута «узким руководством» страны, и очередной Пленум ЦК так и не состоялся, хотя само имя И. В. Сталина с тех самых дней практически полностью исчезло со страниц партийных газет и журналов.
Тем временем 11 апреля 1953 года во исполнение решения мартовского Пленума ЦК вышло Постановление Совета Министров СССР «О расширении прав министерств СССР». Правда, оно касалось далеко не всех министерств, а только тех, которые непосредственно руководили важнейшими отраслями тяжелой и оборонной промышленности, строительством и транспортом, т. е. персонально знаменитых «сталинских наркомов» — М. Г. Первухина, М. З. Сабурова, В. А. Малышева, И. Ф. Тевосяна, Д. Ф. Устинова и ряда других. Именно они освобождались от необходимости согласовывать или утверждать значительный круг различных вопросов на самом верху, т. е. в Президиуме Совета Министров СССР у Л. П. Берии, В. М. Молотова, Н. А. Булганина и Л. М. Кагановича, а также в аппарате ЦК у H. С. Хрущева.
Между тем сам Никита Сергеевич Хрущев, получивший реальный контроль над аппаратом ЦК и пока сохранявший, как считают ряд историков (В. П. Наумов, Ю. Н. Жуков[261]), видимый нейтралитет в разгоревшейся борьбе за лидерство и единоличную власть, стал очень осторожно, не вызывая особых подозрений у Г. М. Маленкова и Л. П. Берии, перестраивать ключевые структуры аппарата ЦК и рассаживать проверенных товарищей в руководство этими структурами. Во-первых, он сразу же пошел навстречу М. А. Суслову, который предложил преобразовать прежнюю Комиссию по связям с зарубежными компартиями в аналогичный Отдел ЦК. Во-вторых, через Секретариат ЦК он провел решение о слиянии четырех отделов в объединенный Отдел науки и культуры, который возглавил его давний приятель по Украине, бывший секретарь Харьковского обкома, а затем директор Института экономики АН УССР Алексей Матвеевич Румянцев. В-третьих, с его подачи ключевой Отдел пропаганды и агитации ЦК возглавил Владимир Семенович Кружков. И, наконец, в-четвертых, во главе объединенного Отдела административных и планово-финансовых органов ЦК встал Афанасий Лукьянович Дедов, давно слывший креатурой Г. М. Маленкова и H. Н. Шаталина.
Однако, по мнению того же Ю. Н. Жукова, уже к середине апреля 1953 года от хрущевского нейтралитета не осталось и следа, и он однозначно встал на сторону Л. П. Берии, очень опасаясь того, что расследование «Дела Абакумова» неизбежно выявит его крайне неблаговидную роль в деле коллективизации западных областей УССР, а также в борьбе с УПА и бандеровским подпольем в 1944–1949 годах. Видимыми шагами данной политической переориентации H. С. Хрущева стали: 1) ликвидация Отдела ЦК по подбору и расстановке кадров, главой которого был секретарь ЦК Н. Н. Шаталин; 2) назначение новым главой Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов — второго по значимости отдела в ЦК — Евгения Ивановича Громова и установление личного контроля над этой структурой и, наконец, 3) отставка В. Г. Григорьяна, «сосланного» на малозначительный пост в МИД СССР, и назначение новым главой Отдела по связям с зарубежными компартиями М. А. Суслова.
Причем надо заметить, что ряд историков (А. М. Филитов[262]) считают, что последнее решение стало своеобразным компромиссом между Л. П. Берией и В. М. Молотовым. Дело в том, что в последние годы правления И. В. Сталина основные нити управления внешней политикой страны незримо, но все более активно стали перетекать из Министерства иностранных дел СССР, которое тогда возглавлял Андрей Януарьевич Вышинский, во Внешнеполитическую комиссию ЦК, главой которой был Ваган Григорьевич Григорьян, слывший человеком Л. П. Берии. В недрах этой комиссии методы обычной дипломатии начали играть все больше вспомогательную роль, постепенно уступая место «конспиративной» работе с разными (как реальными, так и потенциальными) союзниками во враждебном буржуазном лагере, в том числе через различные международные организации (типа Всемирного совета мира) и форумы (вроде Международного экономического совещания). Теперь же ситуация вернулась в обычное русло, и данное решение относительно В. Г. Григорьяна, ставшего теперь членом Коллегии МИД СССР, устроило обоих «силовых» министров, для которых он стал чем-то вроде «офицера связи по особым поручениям».
Немаловажным фактором быстрого сближения Н. С. Хрущева с Л. П. Берией стали и другие инициативы «Лубянского маршала». Среди таких инициатив многие историки (В. П. Наумов, Ю. Н. Жуков, Р. Г. Пихоя, М. Г. Жиленков, Д. В. Кобба[263]) особо отмечают пересмотр основ национальной политики в ряде союзных республик, где продолжалась упорная и кровопролитная борьба с антисоветским националистическим подпольем. Как известно, незадолго до начала Великой Отечественной войны в состав СССР вошли Литва, Латвия, Эстония, Западные Белоруссия и Украина, Бессарабия и Северная Буковина, где по вполне понятным причинам начался процесс ускоренной советизация. Естественно, довольно твердая политика Москвы вызвала ответную реакцию определенной части коренного населения, которая в годы войны составила костяк антисоветских вооруженных нацформирований, воевавших на стороне нацистской Германии. После окончания войны все недобитые формирования коллаборантов перешли на подпольное положение и продолжили борьбу с советской властью, которая стала предельно жестко подавлять все очаги их сопротивления. Однако, несмотря на очевидные успехи, подавить все эти очаги полностью не удавалось, что серьезно осложняло политическую ситуацию, особенно в Литве, Латвии и на Западной Украине, где