Плюс ко всему я вдруг понял, что на мое настроение благоприятно повлияло само общение с Кронауэром. Я почти ощущал окружавшую его положительную ауру. Поразительно было уже одно то, что этот человек меня так поражал. Я всегда считал себя мастером двойной игры, блестящим генератором искусственного поведения. Никогда я не встречал никого столь же искусного в этом деле… до сих пор. Но Кронауэр меня уделал. Такого умелого вруна я встречал впервые, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как восхищенно наблюдать за каждой синтезируемой им улыбкой. О, а таковых у него было множество! Я уже стал свидетелем по меньшей мере семи, каждая из которых имела собственное назначение и была столь отточена, что перехватывало дыхание.
Помимо мастерства, перед которым я испытывал благоговение, были в Кронауэре безмолвная величественность и властность. Работали они безупречно: я постоянно ловил себя на мысли, что хочу ему угодить. И это, что странно, совсем меня не смущало.
Я не способен испытывать чувства. Не способен любить и поклоняться. Никто в этом мире не заботит меня больше, чем Декстер Морган. Однако Фрэнку Кронауэру удалось за очень короткое время заслужить мое уважение, что не удавалось еще никому, за исключением Гарри, моего отчима.
На первый взгляд это немного глупо. Ведь Гарри не только спас, но и создал Декстера, научил управлять своим даром; благодаря ему я полюбил свою жизнь (по крайней мере любил до недавних пор). Гарри был моим Творцом, мудрым наставником, создателем единственной карты Темного пути, которого я знал многие годы. А с Кронауэром я познакомился совсем недавно и в его обществе провел от силы час. Я почти ничего о нем не знаю, лишь то, что он столь же бесчувствен, сколь я сам, – и то понаслышке. Однако в глазах у этого человека я видел проблески Темной пустоты. Он безжалостный хищник, яростная акула, которая набрасывается просто так и рвет на части, потому что любит это делать и создана такой. Именно этот врожденный инстинкт мне и импонирует.
Более того, Кронауэр на моей стороне, а еще, как всем известно, он никогда не проигрывает. Наркобароны, кровожадные диктаторы, серийные убийцы… Ради своих клиентов Кронауэр пойдет на все, что бы они ни совершили. Благодаря ему на свободе гуляют самые изощренные, жестокие и беспощадные чудовища. И, если все пойдет по плану, я окажусь в их числе. Да здравствует его величество Кронауэр!
Я расслабился в кресле, наслаждаясь дорогой. Эстакаду я преодолел меньше чем за четверть часа. К собственному сожалению, ведь я хотел, чтоб Дебора прождала подольше. Но на шоссе И-95 движение снова замедлилось до черепашьей скорости, которая едва отображалась на спидометре. Я плелся вперед, за пять минут преодолевая один-два квартала. Самое раннее у Деборы я окажусь через полчаса.
Разумеется, не все водители пытались позлить своих так называемых сестер, а потому не разделяли моего энтузиазма. Большинство из них не радовались пробке и, сигналя, потрясая кулаками и средними пальцами, не стеснялись выражать свое недовольство тем, что другие водители столь нагло мешают им добраться до дома. Всё как всегда, но с особым исступлением, что не могло меня не радовать. Я к этому гневному пиршеству присоединяться не стал и просто наблюдал в сторонке, тихо гордясь своими искренне злобными сотоварищами.
К моему удовольствию, при въезде на шоссе НВ-10 движение почти остановилось. Впереди я разглядел помятый «ягуар» с откидным верхом: он врезался в грузовик с морепродуктами, отчего вокруг воцарился полнейший хаос – разбитые стекла, искривленные бамперы… и богатое разнообразие свежих морепродуктов. Рыба, устрицы, кальмары, осьминоги и омары громоздились у «ягуара» на капоте и в роскошном кожаном салоне, куда при столкновении выпали из кузова переднего авто. Водитель грузовика мог быть спокоен: вместе с морепродуктами наружу вывалилось столько льда, что стухнуть им не грозило.
На пассажирском сиденье «ягуара» сидела ухоженная женщина по грудь во льду и морепродуктах и неистово вопила, водители автомобилей у всех на виду обменивались не самыми любезными выражениями, а оттого что дело происходило в Майами, двое молодых людей и одна женщина, выскочив из трех разных машин, тем временем сгребали в охапку свежую рыбу, которой без стеснения намеревались сегодня поужинать.
Это расчудесное происшествие прилично меня задержало, поэтому к коттеджу Деборы в Корал-Гейблс я подъехал без минуты восемь. То был скромно отделанный домик с неухоженным садом, для ухода за которым у моей бывшей сестры не хватало ни времени, ни терпения. Трава на участке, огороженном осыпавшейся каменной оградой, кишела перезревшими плодами фруктовых деревьев. На подъездной дорожке перед домом стояла машина. Я припарковался позади нее и вышел на улицу.
Меня вдруг охватили сомнения. Я не стремился видеть Дебору, не желал выслушивать ее несправедливые, колкие, презрительные замечания. Не хотел видеть тот взгляд, которым она одарила меня в изоляторе. Словно я – нечто омерзительное, заразное… ходячее несчастье… грязь, в которую она вляпалась… вонючее дерьмо енота на помойке.
Я стоял возле своей машины и глядел на входную дверь. Мне было все равно, что Дебора обо мне думает, и все же… И все же глубоко в душе я хотел добиться ее расположения. Она никогда со мной не помирится, никогда… Она ясно дала понять, что ненавидит меня всем сердцем, а такая ненависть не проходит. Так почему бы просто не войти в дом и не покончить с этим мучительным ожиданием?… Зачем трястись и волноваться в ожидании ее насмешки?… Незачем. Пора покончить с этим и ехать по своим делам: заняться собственной жизнью, которая намного важнее любой сестринской ненависти.
Я оперся о капот машины и замер. По улице медленно проехал темно-синий автомобиль, кажется, джип. В полумраке разглядеть было сложно, но это была новая модель, универсал, черт знает какой марки – они все на одно лицо. Не суть. Я взглянул на небо. Почти чистое. Тоже не суть. Потом снова на входную дверь дома. Если Дебз сейчас выглянет в окно, то увидит, как я нерешительно топчусь у нее на лужайке. Возомнит еще, что я не клал большую кучу на ее мнение, – этого еще не хватало! Мне ведь плевать. В самом деле. Могу пойти и постучаться в любую секунду. Если захочу.
В этот миг, как часто со мной бывает, мой желудок решил высказать собственное мнение и напомнил, что жизнь продолжается и нет на свете ничего важнее хорошего ужина. Решив не злить свою пищеварительную систему (которая в моей жизни значила гораздо больше бывшей сестры), я выпрямился, сжал в руках бумаги на опекунство и поплелся к крыльцу.
Дверь отворилась после первого же стука. Дебора уставилась на меня с таким холодным и жестким выражением, точно подготовила его заранее и теперь оно застыло у нее на лице. Она не произнесла ни слова. В гостиной за ее спиной мерцало пурпурное свечение телевизора и шумел какой-то мультик. Я вдруг узнал один из голосов – голос утконоса из того единственного мультфильма, который любили и Коди, и Эстор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});