холл.
Спустилась вниз, к аппарату с соком и водой. Тут же стоял другой, с кофе, но я ни взяла ничего. Опустилась на кожаный диван, внезапно поняв, что не могу сделать даже шага. Переживания последних дней и физическая усталость оставили меня совсем без сил. Всё-таки, по сравнению с Мишей я была размазнёй. Не удивительно, что мечта поехать на Олимпиаду так и осталась мечтой. На другом диване, у входа, сидел Иван. Поймав мой взгляд, он встал и двинулся в мою сторону.
– Проводить вас до палаты, Анастасия Сергеевна? – спросил он, подойдя. – Вы выглядите уставшей.
– Спасибо, – отозвалась я, с благодарностью приняв помощь.
Опираясь на его руку, я добралась до палаты. Никита уже спал, обняв мягкого слонёнка. Мой маленький мальчик. Если Мише нужна была мама, то ему – папа.
Только я хотела лечь, увидела на тумбочке чашку. Когда я уходила, её не было. Зажгла ночник. Рядом с чашкой лежала маленькая горькая шоколадка, под ней – записка. От чашки пахло травами. Прежде, чем взять записку, я отпила чай. Села на постель, развернула шоколадку и отломила кусочек. Только потом взяла бумагу. Почерк был твёрдым, хорошо мне знакомым. И слова тоже были твёрдыми. Несколько слов, читая которые, я словно слышала голос мужа:
«Спокойной ночи, Настька.
P. S.: Ты не уйдёшь от меня. Никогда. Я запрещаю тебе уходить»
Глава 16
Настя
В отличие от первых, результаты дополнительных анализов были готовы уже на следующий день. Как только мистер Бильман с несвойственной ему порывистостью вошёл в палату, я всё поняла. Возбуждённый, он держал в руках папку и смотрел на меня так, словно сорвал джекпот. По сути, так оно и было, только на кону стояла жизнь.
– Операция будет назначена на самое ближайшее время, миссис Воронцова, – даже голос его звучал громче обычного. – Вы подходите. Невероятно… – он махнул картой. – Просто чудо!
С этого момента всё завертелось. Взявшиеся за руки страх и надежда не оставляли меня ни во время подготовки, ни во время взятия материала. Когда же Мишу забрали на операцию, я почувствовала какое-то опустошение. До этого от меня зависело многое, теперь же не зависело ничего.
– Мам, а правда, что теперь Миша станет здоровым? – спросил Никита, прижавшись ко мне.
Притихший, он сидел рядом на постели. Словно губка, впитавший мои переживания, в последнее время он вёл себя совсем по-взрослому. Ни капризов, ни требований.
– Пока не знаю, – перебирая отросшие волосы возле его шеи, отозвалась я. Поцеловала его в голову и, на миг закрыв глаза, вдохнула запах шампуня. Обняла сына и проглотила вставший в горле комок.
Что пережил за этот год Женя, представлять даже не хотелось. Мне хватило считанных дней, чтобы впустить в себя ад, выжить в котором было возможно только благодаря вере и любви. Я обняла Никитку ещё крепче.
– Если он выздоровеет, – заговорил Никита ещё тише, – мы сможем играть на улице. И в мячик сможем. И на самокате. Я его научу.
Я вздохнула, борясь с подступавшими слезами. Мой взрослый, серьёзный мальчик. Я приласкала его, поцеловала снова. Было достаточно поздно, и он уже засыпал. Я тоже хотела спать, но знала, что не усну, пока не дождусь хоть каких-нибудь новостей о Мише. Несколько минут мы просидели, обнявшись. Никита стал зевать, и я уложила его в свою постель. Из клиники мы так и не уехали. Так было удобнее, и, признаться честно, не очень-то мне хотелось в гостиницу. Чувствовала я себя сносно, и всё-таки время от времени появлялось головокружение, да и слабость давала о себе знать. Были бы мы в России, я бы, конечно, предпочла клинике дом, а так…
Только я уложила Никитку, в палате появился Женя. Без предупреждения и стука – просто вошёл.
В руках его был букет белых роз. Я затаила дыхание.
– Новостей пока нет, – предупредив вопрос, сказал он тихо, заметив, что Никита спит. Подошёл и, сев рядом, положил цветы мне на колени.
– Что бы ни случилось, Насть, спасибо.
– С Мишей всё будет в порядке, – выговорила я твёрдо, хотя сама всего минуту назад не была уверена в этом.
Я подняла голову. Женя мягко обхватил её руками и чуть ощутимо коснулся моих губ своими. Потом ещё раз. И ещё, поддразнивая, но не переводя поцелуй в страстный. Нам обоим это было ни к чему.
Я услышала его выдох, лицо его выглядело измождённым.
– Иди поспи, – посоветовала я ему. – Когда ты спал нормально в последний раз?
– Потом посплю.
В палате раздалось жужжание. Вибрировал его телефон. Он проверил вызов, но трубку не взял.
– Это не важно, – ответил он на мой немой вопрос. – Работа. Подождёт до завтра.
– Тебя ещё не потеряли в Москве?
– Там достаточно людей, чтобы решить текучку. Сейчас для меня важен только Мишка. – Сказал он и замолк ненадолго. Посмотрел на причмокнувшего во сне Никитку, на меня. – Мишка и вы.
– Жаль, что ты понял это только сейчас. – Я коснулась лепестков роз.
Никита вытянул руку. Пошевелился и затих. Женя некоторое время смотрел на него, потом снова заговорил:
– Когда мы только сюда приехали, ты спросила, почему я забрал Мишу, но не интересовался Никитой. Я сказал, что у Никиты была ты. Это не совсем так, Настя. – Я напряглась. Интуиция подсказывала, что то, что он скажет, мне не понравится. – Ты знаешь, что Литвинова выперли из политики?
В последнюю нашу встречу он что-то говорил об этом. Но тогда я была слишком занята другими проблемами и не придала этому значения. А сейчас смотрела в глаза мужу и понимала – зря. Интуиция всё настойчивее подавала сигналы.
– Это ты об этом позаботился?
– Я, – подтвердил он. – Незадолго до аварии я нажал на последний рычаг. Дверь в политику для него захлопнулась. Я был готов раздавить его, Настя.
– Как вижу, это ты и сделал, – сказала я раздражённо. Хотела сбросить цветы на пол, но не стала.
– Я много чего сделал, – отозвался он с задумчивой досадой. – И не сделал тоже, – он посмотрел мне в глаза.
Появилось ощущение, что он хочет сказать ещё что-то. Не касательно Литвинова, а касательно нас с ним, но он ничего не сказал.
– Выходит, Мишу ты забрал из чувства