Стал царь вспоминать вдруг прошлые годы. Вспоминает опричнину, казни. Эх, эх, сколько извел людей. Ох, ох, жить самому недолго. Простит ли Господь суровость?
Задумался.
«Может, Господь и простит. А люди?»
Решил царь вернуться к делам казненных. Пересмотреть суровые свои приговоры. Приказал отписать, то есть занести в специальные списки, фамилии тех, кто подлежит прощению.
Стоят приближенные, называют царю фамилии.
– Князь воевода Горбатов-Шуйский. Тот, что Казань…
– Помню, помню, – перебивает царь. – Отписать.
– Князь Владимир Андреевич Старицкий.
Вспомнил Иван Грозный двоюродного брата:
– Прости меня, грешного. Отписать.
Продолжают называть приближенные казненных царем людей.
– Боярин Иван Петрович Федоров-Челяндин.
Вспоминает царь, как заставил тогда Челяндина сесть на царский трон.
– Отписать.
– Дьяк Иван Висковатый.
Вспомнил Грозный, как добивали ножами Висковатого.
– Отписать.
– Воевода Никита Козаринов-Голохвастов.
Вспомнил, как посадили Голохвастова на пороховую бочку и подожгли фитиль.
– Отписать.
– Кабардинский князь Михайло Темрюкович.
Вспомнил, как сажали на кол Темрюковича.
– Отписать.
Идет фамилия за фамилией. Все тише и тише Иванов голос.
– Отписать.
– Отписать.
– Отписать.
– Отписать.
Кто-то вспомнил и о Елисее Бомелее, бывшем царском лекаре, любимце царя Ивана:
– Еще, государь, Елисей Бомелей.
Посмотрел царь на сказавшего. Как в былые годы, глаза вновь налились свинцом.
– Не бывать сему, – произнес Иван Грозный. – Вор. Лихоимец. За измену карать и впредь.
Все новые и новые идут имена.
И снова Иванов голос:
– Отписать.
– Отписать.
– Отписать.
Последний день
Царю Ивану снился тяжелый сон. Куда-то стремительно вперед за даль, за синь уходит большак-дорога. Люди справа, слева стоят от дороги. По дороге, как по коридору, проходит царь.
– Слава царю, слава! – раздаются приветственные голоса.
Но тут же, разрезая кинжалом воздух, оттесняя, опережая радостные крики, несутся слова другие:
– На плаху его, на плаху!
И вот уже бежит к царю палач. Сажень в плечах. Пудовый замах. Топор в руках.
Иван вскрикивал и просыпался. Тупо вглядывался в ночную темноту. Судорожно водил рукой по кровати. Казалось, что-то искал. Сердце билось тревожно. Царь, успокаивая себя, произносил:
– Пустое, пустое.
Переворачивался на другой бок. Опять засыпал. Однако сон возвращался. И справа, и слева гремело снова:
– Слава царю, слава!
– На плаху его, на плаху!
Промучился царь всю ночь. Утром ходил подавленный, раздраженный.
Тут Куземка было бросился к царю, закричал:
– Сгинь, нечисть. Не трожь Ивашку!
Но получил по шее.
Еще больше изменился царь Иван за последнее время. Постарел. Телом обмяк. Ссутулился. Морщины на лице глубокой бороздой легли, словно пахарь прошелся плугом.
Шли последние дни царя. А вот и самый из них последний.
Мылся в бане в тот день Иван. Мылся долго. Плескал на тело водой лениво. Погружен был в мысли свои государь. То ли о Боге, о жизни загробной думал, то ли о здешних, земных делах.
Кто-то из злых языков шепнул:
– Грехи государь смывает.
Из бани Иван вернулся к себе в покои. Приказал принести шахматы. Любил Иван Грозный эту игру. Хоть и по-прежнему запрещенными были в те годы в России шахматы, хоть и считались сатанинским делом.
Расставил царь на доске фигуры. Крикнули слуги ему напарника.
Сидит за шахматной доской царь Иван. Вот оно, поле боя. Пешки, офицеры, другие фигуры. А вот и королевы и король.
Оживился, глядя на доску, царь. Двинул фигуры вперед, в атаку. Глаза на секунду прежним огнем сверкнули. И вдруг качнулся, упал Иван. Бросились слуги. Нагнулись. Мертв государь.
Бояре боялись народной смуты. Захлопнулись враз ворота Кремля. Застыла у стен, у входов, у выходов грозная стража.
Однако весть уже поползла по Москве.
– Царь умер!
– Умер!
– Умер!
И вот:
– Умер! – подтверждая смерть Ивана Грозного, ударили московские колокола.
«Вижу! Вижу!»
Прошли годы тяжелым шагом, словно медведь по цветам и травам.
Хватала за горло людей война. Измотали поборы боярские, истощили подати царские. Пожар плясал по селу. Мор накатил на жителей. Оголил недород поля. Все возможные и невозможные беды, казалось, на них обрушились. Разорено село и разрушено. Все живое навек приглушено.
Росла когда-то при селе у дороги на зависть округе груша. Большая, ветвистая. Любили все место у старой груши.
Соберутся ребята. В игры свои играют: в салки, считалки, скакалки, сиделки, гуделки, сопелки, догонялки.
Весело здесь ребятам:
– Догони!
– Догони!
– Догони!
Соберутся и взрослые возле груши. Разговоры об урожае, о недороде, о дожде, вообще о погоде, о барах, боярах, о податях и налогах, о сенокосе, о медосборе, об опоросе, об Юрьевом дне, о свадьбах, крестинах, о колдунах и всякой нечистой силе, о конце света, о грозном царе Иване.
При самой дороге груша. Пронеслись над селом, над округой, над всей Россией лихие ветры. Погибла, засохла и старая груша.
Не слышно здесь больше детского смеха.
Не слышно речей крестьянских.
Не присядет на отдых под грушей путник.
Не укроется конь в тени.
И вдруг… Дело было как раз по весне. Прибежали как-то, резвясь и играя, дети Викулка и Дуняша по старой памяти к старой груше.
Поравнялись. Остановились. Замерли.
– Видишь? – тихо спросил Викулка.
– Вижу, – так же негромко в ответ Дуняша.
Стоят они притихшие, смотрят на грушу. Не верят своим глазам. Ожила вдруг груша. Будто проснулась. Листочком брызнула.
– Видишь? – уже громче спросил Викулка.
– Вижу! Вижу! – кричит Дуняша.
Схватились за руки дети. Бегут они к людям:
– Ожила!
– Ожила!
– Выжила!
Радости нет конца.
Налетел вдруг весенний ветер. Подхватил он Викулку. Подхватил Дуняшу. Оторвал от земли. Высоко над полями поднял. Летят они чистым небом. А под ними лежит Россия – реки, озера, леса, села и города.
Ищут ребята родное село и грушу. Вот они! Вот они! Вон он – на груше листочек брызнул. На груше листочек брызнул!
Нет у жизни, видать, конца.
Небывалое бывает
Издавна русские считались хорошими мореходами. Они совершали далекие плавания и торговали с другими народами.
Но враги стремились отнять у России выходы к морю. Северными берегами Черного моря завладели турецкие захватчики. Берега Балтийского моря и прилегающие к ним земли латышей и эстонцев захватили шведы.
В то время Швеция была очень сильным государством. Ее армия считалась одной из лучших в мире. Кроме того, Швеция имела большой, хорошо вооруженный флот.
В 1700 году умный и деятельный русский царь Петр I объявил войну Швеции. Война со шведами длилась двадцать один год и закончилась полной победой русских. В истории она получила название Северной.
Для России Северная война началась неудачно. Под шведской крепостью Нарвой русские потерпели поражение. О том, как и почему это случилось, а также о том, что понадобилось предпринять для будущих побед и о самих первых победах, вы и узнаете из повести «Небывалое бывает».
Глава первая на реке Нарове
Поход
Идет русское войско в дальний поход. Через старинные русские города Новгород и Псков к шведскому городу Нарва. Царь Петр I ведет своих солдат сражаться за выход к Балтийскому морю. России нужно море, ой как нужно!
Поход нелегкий, дальний. Идут солдаты по размытым дождем дорогам, вязнут по колено солдатские ноги в грязи.
Устанут, промокнут солдаты за день, а обогреться негде. Села попадались редко. Ночевали все больше под открытым небом. Разведут солдаты костры, жмутся к огню, ложатся на мокрую землю.
Вместе со всеми шел к Нарве и Иван Брыкин, тихий, неприметный солдат. Как и все, месил Брыкин непролазную грязь, нес тяжелое кремневое ружье – фузею, тащил большую солдатскую сумку, как и все, ложился спать на сырую землю.
Только робок был Брыкин. Кто посмелее, тот ближе к костру пристроится, а Брыкин все в стороне лежит, до самого утра от холода ворочается.
Найдется добрый солдат, скажет:
– Ты что, Иван? Жизнь тебе недорога?
– Что жизнь! – ответит Брыкин. – Жизнь наша – копейка. Кому солдатская жизнь надобна!
Исхудали солдаты, оборвались в пути, болели, отставали от войска, помирали на дальних дорогах и в чужих селах.
Не вынес похода и Иван Брыкин. Дошел до Новгорода и слег. Начался у Брыкина жар, заломило в костях. Уложили солдаты товарища на обозную телегу. Так и добрался Иван до Ильмень-озера. Остановились телеги у самого берега. Распрягли солдаты лошадей, напоили водой, легли спать.
Дремал и Брыкин. Среди ночи больной очнулся. Почувствовал страшный холод, открыл глаза, подобрался к краю телеги, смотрит – кругом вода. Дует ветер, несет волны. Слышит Брыкин далекие солдатские голоса. А произошло вот что. Разыгралось ночью Ильмень-озеро. Вздулась от ветра вода, разбушевалась, хлынула на берег. Бросились солдаты к телегам, да поздно. Пришлось им оставить обоз на берегу.