VII
— Вы что, заболели?
Джейк поспешно вскочил, когда стрелок, еле волоча ноги, продрался сквозь последние заросли и вышел к лагерю. Все это время Джейк просидел, сгорбившись, перед потухшим костром, держа на коленях истлевшую челюсть, и с несчастным видом обгладывал косточки кролика. Теперь, увидев стрелка, он бросился ему навстречу с таким страдальческим выражением лица, что стрелок сразу же и в полной мере ощутил тяжкое, мерзкое бремя предательства, которое ему предстояло совершить.
— Нет. Не заболел. Просто устал. Весь вымотался. — Стрелок указал на челюсть в руках у Джейка. — А ее уже можно выкинуть.
Джейк тут же отшвырнул кость и вытер руки о рубашку. Его верхняя губа безотчетно приподнялась в жутковатом оскале, но сам он этого не заметил.
Стрелок сел — вернее, чуть ли не рухнул — на землю. Суставы ломило от боли. Мозги как будто распухли. Мерзопакостное ощущение — мескалиновый «отходняк». Между ног угнездилась тупая, пульсирующая боль. Он свернул себе самокрутку — тщательно, неторопливо, бездумно. Джейк наблюдал за ним. Стрелок чуть было не поддался искушению рассказать пареньку обо всем, что узнал от оракула, а потом поговорить с ним дан-дин. Но быстро опомнился и с ужасом отказался от этой мысли. Он даже задался вопросом, а не утратил ли он сегодня какую-то часть себя — часть сознания или души. Открыть Джейку свой разум и сердце и поступить по решению ребенка? Какая безумная мысль.
— Переночуем здесь, — сказал он чуть погодя. — А завтра пойдем. Я попозже схожу, попробую что-нибудь подстрелить нам на ужин. Нам надо набраться сил. А сейчас я немного посплю. Хорошо?
— Ну конечно. Вы вырубайтесь, я тут посторожу.
— Я не понял, что ты сказал.
— Спите, если хотите.
— Ага. — Стрелок кивнул и улегся на траву. Вы вырубайтесь, повторил он про себя. Вырубайтесь — это как умирайте.
Когда он проснулся, тени на поляне стали заметно длиннее.
— Ты давай разожги костер. — Стрелок протянул Джейку кремень и кресало. — Знаешь, как пользоваться?
— Да. По-моему, знаю.
Стрелок отправился к ивовой роще, но замер на полпути, услышав, что говорит мальчик. Застыл, как громом пораженный.
— Искра, искра в темноте, где мой сир, подскажешь мне? — бормотал мальчик, ударяя кремнем о кресало. Чик-чик-чик — словно чириканье заводной механической птицы. — Устою я? Пропаду я? Пусть костер горит во мгле.
Наверное, от меня услышал, подумал стрелок и вовсе не удивился тому, что его руки покрылись гусиной кожей. Казалось, еще немного — и он задрожит, как промокший пес. Ну да, от меня. Наверное, я, когда разжигал костер, проговорил это слух, и сам даже не помню. И мне придется его предать?! Предать этого доброго человечка, в этом недобром мире? И есть ли что-то, что оправдает такое предательство?
Это просто слова.
Да, но хорошие. Древние. Добрые.
— Роланд? — окликнул его мальчик. — У вас все в порядке?
— Да, — сказал он, может быть, как-то уж слишком резко. До него уже долетал запах дыма. — Ты давай разводи костер.
— Ага, — просто ответил мальчик, и Роланд понял, даже не оглядываясь на парнишку, что тот улыбался.
Стрелок не стал углубляться в заросли, а повернул налево, огибая ивовую рощу по краю. Добравшись до открытого места — небольшого пригорка, густо заросшего травой, — он отступил в тень деревьев и замер. Издалека явственно доносилось потрескивание костра. Стрелок улыбнулся.
Он стоял неподвижно десять минут. Пятнадцать. Двадцать. На пригорок выскочили три кролика. Стрелок достал револьвер, подстрелил их и тут же на месте освежевал и выпотрошил. В лагерь он вернулся с готовыми тушками. Джейк уже кипятил воду в котелке над костром.
Стрелок кивнул мальчику.
— Ты, смотрю, потрудился на славу.
Джейк зарделся от гордости и молча вернул стрелку огниво.
Пока мясо тушилось, стрелок вернулся в ивовую рощу — гаснущий свет заходящего солнца еще не померк окончательно. Остановившись у первой же заводи, он нарубил лозы, нависающей над зацветшей, покрытой ряской кромкой воды. Позднее, когда от костра останутся лишь тлеющие угольки и Джейк уснет, он сплетет из нее веревки, которые могут потом пригодиться. Он, впрочем, не думал, что предстоящий подъем будет таким уж трудным. Он чувствовал, как его направляет ка, и это уже не казалось странным.
Когда он возвращался в лагерь, где ждал его Джейк, срезанная лоза у него в руках истекала, как кровью, зеленым соком.
Они поднялись вместе с солнцем и собрались за полчаса. Стрелок надеялся подстрелить еще одного кролика на лугу, но времени было мало, а кролики что-то не торопились показываться. Узел с оставшейся у них провизией стал теперь таким легким и маленьким, что даже Джейк мог нести его без труда. Он закалился и окреп, этот мальчик; заметно окреп.
Стрелок нес бурдюки с водой — свежей водой, набранной из ручья в роще. Три веревки, сплетенные из лозы, он обвязал вокруг пояса. Им пришлось дать хороший крюк, чтобы обойти круг камней стороной (стрелок опасался, что паренька снова охватит страх, но когда они проходили над обиталищем оракула по каменистому склону, Джейк лишь мимоходом взглянул вниз и тут же принялся рассматривать птицу, парящую в вышине). Вскоре деревья начали потихоньку редеть и мельчать. Искривленные стволы пригибались к земле, а корни, казалось, насмерть боролись с почвой в мучительных поисках влаги.
— Здесь все такое старое, — хмуро сказал Джейк, когда они остановились передохнуть. — Неужели здесь, в этом мире, нет ничего молодого?
Стрелок улыбнулся и подтолкнул Джейка локтем.
— Ты, например.
Джейк улыбнулся, но как-то бледно.
— Трудный будет подъем?
Стрелок поглядел на него с любопытством.
— Это высокие горы. Как ты думаешь, трудный будет подъем?
Джейк озадаченно поглядел на стрелка.
— Нет.
Они двинулись дальше.
VIII
Солнце поднялось до высшей точки, на секунду зависло в небе и, не задержавшись ни на единый миг, как это было в пустыне, перевалило через зенит, возвращая путешественникам их тени. Каменистые выступы скал торчали из уходящей вверх тверди, как подлокотники врытых в землю гигантских кресел. Трава опять пожелтела и пожухла. В конце концов они оказались перед глубокой расщелиной с отвесными склонами, преграждавшей дорогу. Им пришлось обходить ее поверху, по короткому лысому кряжу. Древний гранит был изрезан морщинистыми складками, похожими на ступени лестницы. Как они оба предчувствовали, подъем обещал быть нетрудным. По крайней мере на первом этапе. Они взобрались на вершину скалы, постояли немного на крутом откосе шириной фута четыре, глядя вниз, на пустыню, что подступала к горам, обнимая их, точно громадная желтая лапа. Дальше она уходила за горизонт ослепительным белым щитом, исчезая в туманных волнах поднимавшегося к небу жара. Стрелка вдруг поразила мысль, что эта пустыня едва его не убила. Однако отсюда, с вершины скалы, где было прохладно, пустыня казалась хотя и величественной, но вовсе не страшной — не смертоносной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});