Читать интересную книгу Месть - Джастин Скотт

— Питер!

Это Ажарату. Он на борту яхты. Как ни странно, укрыт одеялом. Харден открыл глаза. Небо над головой исчезло. Ажарату, одетая в штормовку, сидела у штурвала, положив одну руку на колесо, а вторую на плечо Хардена. Харден пощупал волосы. Они намокли. Он сел, оглядываясь вокруг. Верхушка мачты «Лебедя» тонула в густом тумане.

— Господи! Почему ты не разбудила меня?

— Ты бы не смог ничего сделать.

— Сколько времени я спал? — Харден протер глаза.

— Четыре часа, — тихо ответила она, всматриваясь в туман. — Питер, все случилось очень быстро. Туман как будто упал на нас с небес. Или выпрыгнул из воды.

— Мы добрались до Южной Атлантики, — сказал Харден.

— Неожиданно похолодало. А затем — туман. — В голосе Ажарату слышался испуг.

— Он поднимется, — успокоил ее Харден и взглянул на компас.

Яхта плыла верным курсом. С юго-востока дул сырой бриз. Поверхность моря была спокойной, но иногда катившиеся с юго-запада волны резко встряхивали «Лебедь», словно какое-то морское существо хватало яхту за киль и дергало ее для пробы.

Вокруг них раздавались живые звуки, хотя они находились за сотни миль от ближайшего острова. Где-то в тумане послышался крик одинокой птицы, а рядом с яхтой фыркали какие-то морские млекопитающие. Харден посмотрел в сторону звука разглядел в густом тумане зловещую тушу кита.

— Так странно, — прошептала Ажарату.

Харден вздрогнул.

— Здесь зима? — спросила она.

— Пока нет, но скоро будет, — ответил Харден тихо, зачарованный жуткой тишиной и непроглядным туманом.

Он прошел на бак и поднял стаксель. Яхта прибавила в скорости четверть узла и направилась к невидимому горизонту.

* * *

Южная Атлантика была огромным и пустынным океаном. Яхта много дней плыла по бурным водам. На далеком горизонте — тонкой линии между голубым небом и темной водой — не появлялось ни струйки дыма, ни паруса. Здесь, в отличие от тропиков, воздух был свежим, ясным и прохладным, а небо — таким прозрачным, что казалось, если пристально вглядеться, то можно увидеть черные просторы космоса.

Море, как ни странно, было спокойным, но под гладкой поверхностью воды с юго-запада постоянно катились огромные валы. Харден мрачно глядел на них. Они напоминали ему о том, что ожидает его в тех краях, куда он держит курс.

Бывали штили, бывали ураганы, и эти ураганы — когда ветер часами дул со скоростью пятьдесят узлов — налетали все чаще и чаще. Поскольку ветры дули главным образом с юго-востока, Хардену приходилось все время идти в крутой бейдевинд и терять время. Но все же он предпочитал плыть в открытом море, а не идти галсами вдоль африканского побережья, где встречный ветер был бы не таким сильным.

Он направлял яхту к точке западнее Кейптауна, надеясь, что дальше к югу поймает попутный ветер.

Он опасался, что «Левиафан» догонит яхту у мыса Доброй Надежды, обогнет южную оконечность Африки и направится в Персидский залив со скоростью, которая в два раза превысит его скорость. Харден гнал яхту вперед. Исчерпав возможности судна до конца, он был на грани катастрофы. Самый тяжелый стаксель — парус, слишком жесткий для использования в обычных условиях — подвергался непомерным нагрузкам. Во время ураганов Харден шел под стакселем, хотя инстинкт давно требовал спустить парус. Когда «Лебедь» слишком сильно накренялся и начинал терять ветер, он зарифлял грот и давал большому стакселю нести яхту дальше, рискуя тем, что парус может оторваться.

* * *

Они провели в море уже пять недель, и Ажарату научилась управлять яхтой в любых условиях. Когда крайняя усталость загоняла Хардена на койку, он заменял генуэзский парус двумя небольшими стакселями. С ними Ажарату могла справиться без его помощи.

Однажды утром, хорошо отоспавшись, он поднялся на палубу. Дул ураганный ветер. По морю катились волны, окатывая палубу брызгами. Ажарату, с осунувшимся от усталости лицом, подозрительно глядела на маленький генуэзский парус, который Харден тащил вверх по трапу.

— Ветер крепчает, — сказала она.

— Иди поспи.

— Питер, дует слишком сильно.

— Ничего, справимся.

Харден прицепил страховочный линь — сейчас они постоянно пользовались ими — к лееру, протащил парус по крыше рубки и прикрепил его к штагу. Ажарату направила яхту в бейдевинд, чтобы ослабить давление ветра на стаксель. Харден спустил его и поднял генуэзский парус. «Лебедь» резко накренился, когда Ажарату вернулась на курс. Харден оттащил оба паруса в кокпит, а оттуда — вниз по трапу, потому что из-за накатывающих на нос волн открыть форлюк было невозможно.

Харден как раз вернулся в кокпит и закрыл главный люк, когда в генуэзский парус ударил сильный порыв ветра. Яхта легла на бок прежде, чем Харден успел прицепить страховочный линь.

Харден выпал из кокпита и перевалился через комингс — ограждение люка. Размахивая руками, он ухватился за грота-штаги, но тут же оказался по пояс в холодной воде. Он услышал резко оборвавшийся испуганный крик Ажарату и увидел ее голову в кипящей пене рядом с яхтой. Потом ее накрыла волна, и она пропала.

Харден кинулся к штурвалу, схватился за него и, развернувшись, стал искать шкоты, оказавшиеся под водой. Мачта лежала на поверхности моря; паруса были наполнены водой, но в любую секунду вес киля мог начать поднимать яхту. Когда это произойдет, придется освободить шкоты, чтобы ветер снова не перевернул яхту.

Шли секунды. Мачта начала подниматься. Харден нашел стаксель-шкот и рывком отцепил его от кипы. Паруса шумно поднялись из воды, и «Лебедь» рывком выпрямился, неистово раскачиваясь. Харден потянул за страховочный линь Ажарату.

Она появилась на поверхности, задыхаясь и отплевываясь. Харден втащил ее в кокпит. Ажарату схватилась за штурвал. Харден пристегнул страховочный линь и поспешил к мачте. Тяжелый генуэзский парус хлопал под жестокими порывами ветра. Харден поспешно спустил его, вытащил парус из воды и затащил в кокпит.

Ажарату, все еще задыхаясь и кашляя, смотрела на Хардена затуманившимися глазами.

— Прости, — произнес он, — выливая воду из складок паруса. — Ты была права.

Ажарату направила яхту по ветру, наполнив им грот, а затем вернула ее на прежний курс.

* * *

— Дни бежали один за другим. Харден регулярно измерял высоту солнца в зените, вычисляя свое положение, и линия, прочерченная на карте карандашом, тянулась все дальше и дальше к югу. Он продолжал держать курс на точку к западу от Кейптауна, но приходилось учитывать направление ветра и надеяться на то, что западные ветры погонят яхту на восток.

Иногда ветер стихал, и «Лебедь» попадал в воздушный мешок, горячий и неподвижный, как в тропиках. И пока паруса хлопали, лишившись ветра, и самый легкий из них опадал как мокрая тряпка, яхта уныло качалась на нескончаемых невидимых валах, которые двигались под поверхностью воды. Валы поднимались, опускались, поглощали друг друга, спеша из далеких антарктических штормовых морей к широким заливам и редким бухтам юго-западной Африки.

Однажды они увидели на горизонте дымок корабля. Харден немедленно убрал паруса и рефлектор радара, словно беглый преступник, опасающийся, что его местонахождение может быть раскрыто. Это был единственный увиденный ими корабль, потому что в поисках попутного ветра они удалились далеко на запад от судоходных линий. Но к облегчению примешивалось одиночество: казалось, что Ажарату этого не замечает, но Харден в конце концов сдался. Используя свои фальшивые позывные, он направил вызов Майлсу через международную радиорелейную станцию в Кейптауне. Израильтянин откликнулся на рассвете.

Харден спросил Майлса о том, где находится «Левиафан». Оказалось, в сотне миль к западу от его обычного маршрута, что было очень кстати; но на самом деле он просто хотел услышать голос Майлса как доказательство того, что они с Ажарату все еще существуют на свете и что из-за ошибок в навигации их не занесло в море мрака на краю земли.

Глава 15

Главный инженер проснулся в темноте, хватаясь за края матраса и не понимая, что изменилось в его мире. По его спине побежали мурашки, и он потянулся к выключателю.

— Боже! — выдохнул он вслух.

«Левиафан» качался.

Корабль наклонился на один бок, затем на другой — движение едва ощутимое, но ошеломляющее одним своим фактом. Главный инженер провел на борту танкера двенадцать дней, и корабль впервые перестал быть равниной, плоской и прямой, как горизонт.

Спутники погоды, как всегда, оказались правы. Шторм, зародившийся около мыса Горн, стремительно мчался через Южную Атлантику. Он был достаточно силен, чтобы поднять в океане такие волны вдали от своего центра.

Когда колокол подал сигнал к завтраку, «Левиафан» качался уже ощутимее, и длинные коридоры в жилой надстройке поднимались и опускались, как качели. На пути в обеденный салон главному инженеру пришлось подниматься по склону, который постепенно становился ровным, а затем превращался в спуск.