— Все! Конец ему! — здесь было так тесно, что он прокричал это прямо в лицо В., обдав его горячим дыханием.
— Погоди, погоди, — встал опять на защиту В. Аул.
— Чего годить? — кричал Аум, стуча по потолку, который не позволял им разогнуться. — Все! Дальше некуда!
— Постой, погоди, есть еще один выход! — упорствовал Аул.
В. чуть не Обнял Аула за такие его слова.
— Он может отдать что-то дорогое и тем искупить, так ведь? — спросил Аул.
Остальные закивали. «Может, может», — согласились Аук, Аус и Аун. Даже Аум пробормотал что-то вроде «ну да».
Аул обратился к В.:
— Есть у тебя что-нибудь ценное? Какая-нибудь очень дорогая тебе вещь?
Но у В. не было ничего, даже носового платка в кармане.
— Плохо дело, — сказал Аул. — Идти дальше мы не можем. Отпустить тебя мы тоже не можем, потому что если останешься в живых ты, то и беспокойство твое останется и оно так или иначе нас достанет. Что же делать?
В. не знал, что делать. Но Аум знал: он с грохотом выбил опять один из металлических листов и теперь подступал к В.
Но снова Аул выручил В.:
— Стой! Остается еще одно решение, хотя оно уж точно последнее! — и он достал здоровенный тяжелый нож из-за пазухи. В. похолодел.
— Мы вынуждены, понимаешь? — подступал к нему с ножом Аул. — Ты должен отдать что-то дорогое, что-то очень, очень дорогое. Если ты отдашь это добровольно, то не придется брать вдвойне, — Аул навис над В., замахиваясь на него ножом. Остальные бородачи обступили В. В. не мог спастись, не мог… Он пытался сопротивляться, но его схватили и держали так, что он не мог пошевелиться. Аул ухватил В. за руку. Он поднес руку В. к черной дыре в туннеле и занес над рукой нож…
— Не-еее-е-еет! — закричал В.
— Ты отдашь самое дорогое добровольно? — спрашивал Аул. — Тогда нам не придется брать вдвойне!
Но В. даже не понимал, что говорит Аул, он кричал во весь голос и напрягал все мышцы своего тела, но не мог сладить с бородачами.
Аул посмотрел на В. внимательно и тихо проговорил:
— Нет, он не отдаст, он никогда не отдаст самое дорогое добровольно. Придется взять вдвойне.
И тут же Аум ухватил В. за левую руку и приставил ее к правой. Теперь Аул мог одним ударом отрубить В. обе руки.
— Нет, нет, — умолял В., - не надо, пожалуйста, не надо! Только не это! Нет, нет!
Аул пристально смотрел в глаза В.:
— Ты не понимаешь. Мы все умрем из-за тебя, — он приблизил свое лицо вплотную к лицу В. и медленно проговорил: — Ты не понимаешь, и ты никогда не отдашь самое дорогое добровольно.
И больше не мешкая, Аул замахнулся и обрушил нож на руки В.
— А-а-а-а! — кричал В. Словно в страшном сне он видел, как две его отрубленные руки исчезали в черном космосе. — Нет, нет, нет, — только и мог повторять он. Культи его рук заботливо обмотали лоскутами, оторванными от мантии Аула, но В. ничего не чувствовал и ничего не видел. Перед его взором стояли только две его руки, которые он навсегда потерял.
В. не видел, как они шли и стены туннеля расступались. Он не помнил, как они миновали несколько перекрестков. Не помнил, как они подошли к двери, как вышли через нее на свет… Он ничего не помнил, он помнил только две свои кисти, две свои руки, без которых он больше не человек, не человек… Лучше бы ему умереть, лучше умереть, умереть… Он не может, не может этого перенести, он не может… Они все равно что убили его, убили, убили…
* * *
В. казалось, что свет померк. Но на самом деле В. даже не потерял сознание. Он уже перестал кричать, но его трясло. Он не понимал, где он, кто он и кто эти люди, которые заботливо поддерживали его под локти. Они куда-то пришли и В. усадили на стул. Здесь было светло. Пришел какой-то человек. Он стал шептаться с теми, которые привели В. Этот человек казался В. лишь мутным белым пятном, он приблизился к В.
В. силился разглядеть человека, он словно продирался сквозь белый туман, но с его зрением что-то стряслось. Он никак не мог сфокусировать свой взгляд. Вдруг В. почувствовал на своих глазницах две теплые руки. Потом некто отнял руки и В. смог открыть глаза и пришел в себя. Он вспомнил, кто он и кто привел его сюда. Эксикурсоводы шли с ним по туннелю… И тут В. вспомнил свое горе. У него больше нет рук! Но, может быть, то был только страшный нелепый сон? В., зажмурившись, пОднял свои руки и не мог даже взглянуть на них. Он так боялся что его воспоминание — правда. Но бесконечно медлить было нельзя, и В. посмотрел на свои руки. Он увидел две уродливые культи вместо своих прекрасных кистЕй, вместо длинных и утонченных, но сильных пальцев, которыми он так гордился. Два чудовищных обрубка вместо крепких и ловких рук, которыми он утирал свои слезы, которыми похлопывал друзей по плечу, которыми ласкал женщин. С бесконечным отчаянием В. созерцал свое уродство и думал о том, что теперь он отныне и навсегда — инвалид.
— Не беда, — проговорил мягкий голос.
В. пОднял глаза и наконец рассмотрел того, кто сидел перед ним на стуле. Если бы В. не был в такой печали, он нашел бы истинное удовольствие в созерцании лица этого человека. Спокойные синие глаза, мягкие темные волосы, зачесанные назад, плавные изогнутые линии губ… От него так и веяло спокойствием, теплом и радушием.
— Не беда, — повторил незнакомец и ласково улыбнулся В.
Не беда? Он говорит В., что потеря обеих рук — не беда! Что же тогда беда в понимании этого красавчика?
«Красавчик», как окрестил его В., между тем взял обе руки В. в свои и просто держал их, но так заботливо, что В. сразу стало гораздо лучше. В. чувствовал такое тепло и мягкость там, где его касался этот человек. Как приятно! Боль улетучилась, ее словно и не бывало. В. и думать забыл про свою потерю. Его окутало излучение любви, исходящее от этого человека. В. как будто поднимался куда-то ввысь, туда, где потеря рук действительно не беда, где не может быть никакой беды, никогда никакой беды. Нет ничего неотвратимого, и непоправимого тоже нет… В. вдруг понял: действительно, то, что случилось, не есть беда или горе.
Как легко! Как радостно! Вот что это за чувство — радость, радость, радость! Звенящая танцующая радость! В. и не заметил, как его губы дернулись и сами собой растянулись в улыбке. И сидящий напротив человек тоже улыбался ему. И он знал, как и В., что нет беды и нет горя, но есть только радость, бесконечная бескрайняя радость! Сам собой у В. вырвался звонкий и счастливый смех. И человек напротив тоже смеялся. Наверно, сторонний наблюдатель усомнился бы в их душевном здоровье, но только они двое знали, что их смех — это переливающееся через край неудержимое счастье.
В. забыл о своих руках, но человек, которого В. теперь хотел бы назвать своим другом, не забыл. Он взял руки В. так, что две культИ лежали прямо на его ладонях. В. радостно смотрел на эти забавные манипуляции. Он не был подобен пьяному, он ясно осознавал, что это он, В., лишился рук, и понимал, что это значит для всей его будущей жизни. Но все волшебство было в том, что на радости это не как не отражалось — она ничуть не уменьшалась под влиянием сего прискорбного факта. Друг сказал: «Смотри!» — В. взглянул на свои изуродованные руки и увидел…
Сначала нарисовался серебристый контур, который четко повторял очертания кистЕй В., а потом В. почувствовал легкое щекотание в культях… и контур начал заполняться! Сначала он наполнился только серебристым мерцанием, но потом и чем-то не столь эфемерным, как мерцание — он наполнился плотью. В. видел, как выросли кости и на них появились мышцы и несущие кровь вены, а потом и кожа. Еще мгновение — и обе руки В. были на месте, целые и невредимые! В. согнул и разогнул пальцы. Они слушались беспрекословно.
В. опять посмотрел в глаза своего друга. Да, этот человек, он друг не только для В. Без тени сомнения В. знал — этот человек друг любому живому существу. Ни злость, ни ненависть, ни обида уже не властны над ним. Никакое людское деяние, будь то даже убийство, не сможет погасить в нем этот свет сияющей беззаветной любви. В. вздохнул. Он только сейчас понял, что лицезрит настоящее чудо, и чудом этим было не восстановление отрубленных конечностей В., но чудом был человек, что сидел напротив В. И хотя В. и благоговел перед ним, но почему-то в то же время не чувствовал никакой робости. В. так и не уразумел: то ли этот человек поднял В. до высот, на которых сам пребывал постоянно, то ли В. и сам всегда был таким возвышенным, но только не догадывался об этом. В. чувствовал и в себе этот неугасимый свет любви, что сиял в глазах его друга. И В. знал: они вместе сделали это. Они вместе излечили В.! Но, конечно, без этого человека не было бы ничего. Кто же он? Может быть, воплощенное божество?