Лиз вытерла щеки дрожащей рукой.
— Не надо было мне убегать.
— Не надо, — согласилась Алтея. — Это была большая ошибка.
Лиз отвернулась и уставилась в пол. Слезы опять покатились по ее лицу.
— Но вы не знаете, что я чувствовала… Вы не знаете, на что это похоже. Как это ужасно! Как унизительно!
— Ты ошибаешься. — Нежно, но твердо Алтея повернула лицо девочки к себе и подняла его, так что их глаза встретились. — Я это знаю. И очень хорошо.
— Вы? — пролепетала Лиз. — С вами такое случилось?
— Когда мне было примерно столько лет, сколько тебе сейчас. И я чувствовала, как будто кто-то из меня что-то вырезал и я уже никогда не стану такой, как была. Я думала, что никогда больше не буду веселой и беззаботной. Не буду сама собой. И я долго, долго плакала. Мне казалось, что жизнь потеряла для меня всякий смысл.
Лиз взяла бумажный носовой платок, который Алтея вложила ей в руку.
— Я все говорю себе, что то была не я. И это действительно так. Но я была так напугана! Это кончилось. Колт все время твердит, что это кончилось. Но все равно страшно.
— Я знаю. — Алтея опять обняла ее покрепче. — Это ранит очень больно, и ранит надолго. Но ты не одна. Помни, что ты не одна. У тебя есть семья, есть друзья. Есть Колт. И ты всегда сможешь поговорить со мной, если захочешь.
Лиз вздохнула и прижалась щекой к груди Алтеи.
— А что вы делали? После этого. Что вы делали?
— Я выживала. — Алтея посмотрела поверх головы девочки отсутствующим взглядом. — И ты выживешь.
В дверях смотровой появился Колт с банками лимонада и коробкой пирожных. Если раньше он чувствовал себя бесполезным, то теперь— совершенно беспомощным. Здесь ему не было места, он никак не мог облегчить эту женскую боль. Его первой и единственной реакцией была ярость. Но на что ее направить? Он положил лимонад и пирожные на стол в приемной. Если он не может утешить ни ту, ни другую, то что он вообще может сделать?
Он закрыл лицо руками и попытался собраться с мыслями. Когда же он опустил руки, то увидел родителей Лиз, выходящих из лифта, и поспешил встретить их. Хоть это он может сделать.
Алтея кончила расчесывать волосы Лиз.
— Хочешь переодеться?
Девочка выдавила из себя подобие брезгливой улыбки:
— Я эту одежду больше никогда в жизни не надену.
— Это правильно. Что ж, может быть, я что-нибудь достану…
Повернувшись к двери, Алтея увидела бледную, изможденную женщину и осунувшегося мужчину. Глаза у обоих были красные.
— Ох, детка! Ох, Лиз! — Женщина первая бросилась вперед, мужчина следовал за ней.
— Мама! — зарыдала Лиз, падая к ней в объятия. — Мамочка!
Алтея отошла в сторону, чтобы не мешать драматической встрече родителей и ребенка. Увидев в дверях Колта, она подошла к нему.
— Тебе лучше остаться с ними. Я перед уходом сообщу доктору Мейлер, что они приехали.
— А куда ты уходишь?
Она повесила сумочку на плечо:
— Переписывать отчет набело.
Она сдала отчет, прежде чем пойти домой и позволить себе понежиться в горячей ванне. Она лежала в воде, пока тело совершенно не размякло. Истощенная физически и эмоционально, Алтея бросилась в постель, обнаженная, и немного поспала, пока ее не разбудил стук в дверь.
Спросонок она накинула халатик и пошла к двери. В глазок она увидела Колта, нахмурилась и открыла дверь.
— Не вижу причин, чтобы не записать тебя как нарушителя покоя. Моего покоя.
Он протянул ей плоскую квадратную коробку:
— Я принес тебе пиццу.
Она, вздохнув, приняла коробку, от которой восхитительно пахло сыром и специями.
— За это ты заслуживаешь прощения. Полагаю, ты хочешь войти вместе с этой коробкой?
— Идея была именно такая.
— Ну что ж, входи. — Бросив через плечо это не слишком любезное приглашение, она пошла в кухню, чтобы достать тарелки и салфетки. — Как держится Лиз?
— На удивление хорошо. Марлин и Фрэнк очень ласковы с ней.
— Так и должно быть. — Она вернулась и поставила тарелки на стол. — Надеюсь, они понимают, что им понадобится квалифицированная консультация психотерапевта.
— Они уже говорили об этом с доктором Мейлер. Она обещала им помочь найти хорошего специалиста. — Он разложил пиццу по тарелкам и продолжал, тщательно подбирая слова: — Первое, что я хочу сделать, — это поблагодарить тебя. И не прерывай меня, Тея. Я действительно должен это высказать.
— Ну хорошо. — Она села и взяла кусок пиццы. — Высказывай.
— Я хочу сказать не только об официальном сотрудничестве, о том, как ты помогла мне найти ее и спасти. Я у тебя в долгу, но это, как ты говоришь, твоя работа. У тебя найдется что-нибудь выпить?
— В кухне есть немного бургундского.
— Я принесу. — Он встал.
— Как тебе угодно.
Она пожала плечами и принялась за еду. Когда вернулся Колт с бутылкой и двумя бокалами, она уже взялась за второй кусок.
— Ах, я от усталости даже не чувствовала, как проголодалась.
— В таком случае не буду извиняться, что разбудил тебя. — Он наполнил бокалы, но не стал пить. — Хочу еще поблагодарить тебя за то, как ты поддержала Лиз. Я думал, что ее спасение получится… ну, вроде игры в белого рыцаря, который тебя так раздражает. — Он взглянул на нее, и она увидела в его глазах новое выражение, которого раньше никогда не замечала. — Но это было не так. Сказать ей, что все хорошо, что все позади, — этого было недостаточно. Ей была нужна ты.
— Ей была нужна женщина.
— И ею оказалась ты. Я не знаю, что будет дальше, но пока что она раза два спрашивала о тебе, после того как ты ушла. — Он покрутил в руке бокал. — Они останутся в городе по крайней мере до завтра, пока доктор Мейлер не получит результаты анализов. Я надеюсь, ты сможешь еще поговорить, с Лиз?
— Ты мог бы не просить меня, Колт. — Она протянула ему руку. — Я уже основательно влезла в это дело.
— Я тоже, Тея. — Он поднес ее руку к губам. — Я люблю тебя. И серьезно. Нет, не вырывайся. — Он крепче сжал ее руку. — Я еще никогда не говорил такого ни одной женщине. Я говорил иначе. — Он слегка улыбнулся. — Например, «я от тебя без ума» или «ты меня обворожила». Но до тебя я никому не говорил «люблю».
Она верила ему. Ей хотелось верить, и это ее пугало. Не спеши, напомнила она себе.
— Послушай, Колт, мы с тобой оба с момента встречи словно несемся с американских горок, а ведь при такой бешеной скорости жизнь воспринимается совсем по-иному. Почему бы нам не отказаться от этого аттракциона?
Он чувствовал, что она взволнована, и его это не удивило.
— Я должен примириться с невозможностью изменить то, что случилось с Лиз. И это тяжело. Я также не могу изменить свои чувства к тебе. Но это уже совсем другое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});