Возможно тот, кто нес его, держал правое запястье Нэта Кэллоуэя за руку, поэтому оно и вывернулось. Он не мог знать наверняка пока перед ним не окажется тот человек, который это сделал, и которого можно было допросить. А если бы этот человек стоял перед ним, он бы явно задал не этот вопрос.
— Подобные картинки рассказывают историю таким людям как ты, — из двери раздался тихий голос Иды. И Хикс поднял на нее взгляд. — Но ты здесь уже около часа, Хикс, поэтому полагаю, они не говорят с тобой, дай им время, глянь на них еще раз утром. И может тогда они будут готовы рассказать свою историю.
— Надеюсь, Ида, но меня беспокоит, что они хотят сохранить свои секреты, и мне придется найти способ вырвать их на свободу.
— Может тебе стоит попытаться тогда, когда ты не будешь выглядеть так, будто тебя сбил грузовик, — посоветовала она.
Еще один хороший совет от Иды.
— Да, — ответил он.
Она махнула головой в сторону общего помещения.
— Мне пора возвращаться.
— Прежде чем ты уйдешь, — позвал он, когда она начала разворачиваться. — В городе пошли слухи?
Она кивнула.
— Слухи определенно пошли. Шокированные. Люди обсуждают шепотом. Многие испытывают печаль, даже не будучи знакомыми с семьей. Мы не привыкли к такому в Глоссопе. Терра из «Гида» звонила уже дважды. Мы с Ривой отклоняли ее. Вечером приходил Блатт. Сказал, что пересечется с тобой позже.
Редактор газеты и бывший шериф, вынюхивающие вокруг, не были неожиданностью, а городские разговоры неизбежны.
И тем не менее.
— Мы должны сделать все возможное, чтобы слухи не пошли дальше, — сказал он ей. — Они могут и будут говорить, но моя команда должна спокойно выполнять свою работу, а не разбираться с жителями, которые вышли из себя. Ничто не указывает на то, что это случайность. В штате не происходило преступлений с похожим почерком. Сейчас мы знаем одно, у нас единичный случай, и мы должны понять, кто сделал это. Вот и все.
— Я постараюсь со своей стороны, Хикс, обещаю, — заверила она.
И она, правда, так поступит. Ида работала на горячей линии, включающей самоубийства и сексуальные нападения, а это означало особую подготовку, чтобы выполнять работу, не теряя головы.
— Возвращайся к работе, — ответил Хикс. — И я закончу на сегодня.
— Хорошо. Спокойной ночи, Хикс. Попытайся отдохнуть.
Он сомневался, что получится. И все равно улыбнулся ей, как надеялся, ободряюще.
Ида вернулась к своему столу. Он выключил свет и направился к своему «Бронко».
Ему нужны были ответы. И бурбон.
И ведя автомобиль, он понял, что направляется не в свою квартиру. Он направлялся в дом Греты.
Было уже далеко за девять часов вечера, когда он подъехал к обочине и увидел, что Грета не внутри, не смотрит телевизор или красит ногти, или что-то в этом роде. Она сидела на крыльце с включенным светом, а на коленях у нее лежал ноутбук.
Она так же смотрела на его «Бронко».
Она перевела взгляд на Хикса, когда он обогнул капот, прошел по дорожке, затем поднялся по ступенькам к ее крыльцу и встал перед плетеным креслом, в котором она сидела. Но как только он остановился, ее взгляд опустился на кресло, затем вновь вернулся к нему.
Он принял ее приглашение и опустился в кресло, ссутулившись, потому что на другое у него не было сил. Он устремил свой взгляд на тихую улицу.
— Тебе нужно пиво, дорогой? — мягко спросила она.
— А у тебя есть бурбон? — спросил он улицу.
— Да.
Он больше ничего не сказал, но в этом и не было необходимости.
Он услышал, как Грета отложила ноутбук в сторону, и увидел, как она вышла из его поля зрения, заходя в дом.
Он уставился на улицу, а затем поднял обе руки и провел ими по лицу. Черт. Он устал.
Его руки лежали на подлокотниках, когда Грета вернулась.
Хикс поднял одну руку, чтобы взять большую порцию бурбона, которую она держала перед ним.
Он оторвал взгляд от улицы, чтобы увидеть, что в ее другой руке большой винный бокал стильной формы, наполненный красным вином, а сама она устроилась в кресле рядом с ним, скрестив под собой ноги.
Как же это похоже на Грету. Вежливость настолько укоренилась в ней, что она даже не могла позволить ему пить в одиночку.
Как только она уселась, ее внимание сосредоточилось на нем.
— Фэйт одна из моих клиенток, — мягко проговорила она.
— Верно, — пробормотал он.
— Я видела несколько полицейских сериалов, поэтому, полагаю, ты не можешь обсуждать дело, — заметила она мягким тоном.
— Да, Грета, я не могу его обсуждать.
— И не надо, малыш, — прошептала она. — На твоем лице и так написано, что у тебя был очень плохой день.
— Да, милая, — подтвердил он. — У меня был очень плохой день.
Она наклонилась к нему, протянула руку и обхватила его бицепс, утешительно сжав его, прежде чем отпустить и сесть обратно.
Когда она резко отодвинулась, он заявил:
— Говорил тебе, что не хотел переезжать из Индианаполиса.
— Да, ты рассказывал, — ответила она.
— Это хорошее место, чтобы растить детей, — поделился он.
— Согласна.
— Хотя таким как я, кто занимается такой работой, выбор не велик.
Она повернулась в кресле так, чтобы быть обращенной к нему, не сводя с него взгляда, и это говорило о том, что она слушает.
— Я не хочу преступлений. Никто не хочет, — заявил он.
— Конечно, — проговорила она. — Никто этого не хочет.
— Но это то, чем я занимаюсь. Этим я хотел заниматься, даже будучи ребёнком.
Она ободряюще кивнула.
— А здесь мне казалось, я мало чем могу помочь. Никому. Ничем стоящим. Потому что, надо признаться, мне глубоко наплевать, кто нарисовал граффити на сарае Мортимеров. Это не банды. Просто у этих двоих привычка выводить людей из себя. Они злые как змеи. Черт, пару месяцев назад Луэлла застрелила соседскую собаку, когда та вырвалась на свободу и пробралась на их участок.
— О, Боже мой, — вздохнула Грета.
— Собака выжила, — сказал он ей. — Но счета от ветеринара были астрономическими. Они отказались их оплатить. И я ничего не мог с этим поделать. Это их земля. У них есть куры. Но их курятник укреплен лучше, чем Форт Нокс, и собака была далеко от него, когда Луэлла стреляла. Но она отстаивает свои права, говоря, что защищает свои средства к существованию, разряжая огнестрельное оружие, а у меня нет средств правовой защиты. Они такие как есть, и в этих краях люди не испытывают к ним особой доброты. Поэтому неудивительно, что кто-то набрался наглости и разозлил их в ответ, нарисовав нелестные фигурки на боку их сарая, пока они отдыхали на выходных.
— Мммм, — пробормотала она.
— Но такова моя работа в этих краях, — сказал он ей. — Найти того, кто это сделал, и зайти так далеко, насколько Мортимеры, используя закон, могут заставить меня. А с этими двумя можно быть уверенным, что они пойдут далеко.
— Хикс, — прошептала она, но больше не сказала ни слова.
Поэтому Хикс продолжил говорить.
— Уже много лет я чувствовал, что не имею никакого значения. С моим опытом. И моими навыками. А моя работа заключается в том, чтобы привести в порядок человека, который слишком много времени проводит с бутылкой «Джим Бима» и недостаточно следит за своими коровами.
— Ты имеешь значение.
— Нет. А сейчас мужчина мертв, и его пятилетний сын, вероятно, не будет хорошо помнить его, когда вырастет. И самым уродливым способом я понял, что предпочел бы разговаривать с владельцами магазинчиков в округе о покупке аэрозольной краски. Я мудак, что не считаю это нужным, уж не говоря о том, что мне не нравятся жители, ради которых я это делаю.
— Ты не мудак, Хиксон.
Хикс посмотрел на улицу и сделал это, глотнув почти половину бурбона, который она налила для него. Во рту загорелось, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы побороть это ощущение. Но вскоре в груди и животе разлилось тепло, и оно того стоило.
— Ты же не хотел, чтобы мужа Фэйт убили, потому что тебе было скучно, дорогой, — осторожно начала она.