Однако в ситуации превосходства над германскими войсками наше военное руководство не сумело грамотно и эффективно распорядиться своими силами. Противнику удалось создать на направлениях главных ударов значительное превосходство. У Вермахта было отлично отработано взаимодействие различных видов войск, хорошо функционировала связь. Успешно применялась тактика «танковых клиньев». Сказывался и накопленный в ходе военных действий в Западной Европе боевой опыт.
Наступление германских войск велось одновременно на трех направлениях. Группы армий «Север» (командующий фельдмаршал фон Лееб), «Центр» (фон Бок), «Юг» (фон Рундштедт) наступали в направлении соответственно Ленинграда, Москвы и Киева. Наши войска, особенно пограничники, на целом ряде направлений первоначально мужественно сопротивлялись, однако героизм многих рядовых бойцов и командиров не мог заменить четкую и продуманную систему обороны и руководства войсками, которая давала большие сбои.
Первый удар немецкой авиации рано утром 22 июня привел к уничтожению 890 наших самолетов (668 на земле, 222 в воздухе). Германские ВВС потеряли при этом 18 самолетов. К концу дня наши потери составили 1811 самолетов, немецкие — 35 сбитых и 100 поврежденных самолетов. В первый же день войны были выведены из строя узлы и линии связи, уничтожены и захвачены склады вооружения и боеприпасов, которые были слишком близко пододвинуты к границе. Когда стало достоверно известно, что Гитлер начал полномасштабную войну, Сталин был потрясен. А. Микоян вспоминал: «Когда на рассвете 22 июня война все-таки разразилась, мы, члены Политбюро ЦК, сразу же собрались в кремлевском кабинете Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным»[177]. Похоже, он понял, что Гитлер его опередил.
Но потрясения Сталина продолжались. «Находясь в полной уверенности, что проводимые с 1917 г. воспитательные мероприятия с русским народом, главным из которых было постоянно проводимое массовое истребление этого народа, окончательно превратили его в оболваненную, бессловесную массу, годную только для перемолки в лагерную, а теперь и окопную пыль, товарищ Сталин был потрясен тем сюрпризом, что ему преподнесла любимая армия»[178]. С Западного фронта, которым командовал Герой Советского Союза генерал армии Д. Павлов, поступали трагические сообщения, которые иначе, как катастрофу, расценить было нельзя.
Противник применял отработанную форму оперативного маневра — двусторонний танковый охват (2-я танковая группа Гудериана и 3-я танковая группа Гота) с последующим окружением основной группировки сил Западного фронта, которые безуспешно пытались отразить наступление противника. Против 2160 танков противника было задействовано 6400 наших танков. Против 1610 самолетов противника у нас было 4900 самолетов. Против 18 900 орудий и минометов противника с нашей стороны имелось 37 800. Однако огромный Западный фронт развалился в считанные дни.
Потери войск Западного фронта к концу операции составили 417 729 (безвозвратные — 341 012, санитарные — 76 717). В плену только западнее Минска оказалось около 329 тыс. военнослужащих, в качестве трофеев противнику достались 3332 танка и 1809 артиллерийских орудий. Практически все соединения фронта, дислоцировавшиеся западнее Минска, были потеряны со всем своим вооружением. Потери войск фронта по личному составу составили около 70 % от первоначального состава. Потери соединений группы армий «Центр» (не считая больных) к концу операции составили около 400 человек на каждую дивизию и были восполнены за счет личного состава резервных батальонов соединений, т. е. общее число потерь составило около 22 тыс. чел. (в том числе около 6 тыс. убитых и пропавших без вести). Потери в танках составили около 50 %. Потери войск Западного фронта по личному составу составили около 1 млн человек против около 77 тыс. человек в войсках группы армий «Центр»[179].
28 июня, спустя всего неделю после начала войны, пал Минск. В начале июля командование Западного фронта во главе с генералом Павловым было арестовано, осуждено и расстреляно.
Однако стремительное германское наступление продолжалось. И красноармейцы вынуждены были погибать или отступать, потому что было мало командиров, способных взять на себя ответственность и приказать остановиться и обороняться. В итоге наша армия платила тяжелую цену за растерянность и некомпетентность высшего военно-политического руководства. Несколько миллионов красноармейцев и офицеров оказались в плену. Сталин не нашел ничего лучшего, как издать приказ № 270 от 16 августа, согласно которому все попавшие в окружение и сдавшиеся в плен объявлялись изменниками.
По оценкам германского командования, низкая эффективность действий наших войск объяснялась их плохой профессиональной подготовкой, низкой обученностью личного состава. В этом главная причина громадных потерь Красной Армии. Очевидно, что считавшиеся достаточными для успешности наступательных действий тактические плотности, обеспечивающие трехкратное превосходство над противником, были совершенно недостаточны при обороне.
Именно низким уровнем подготовки танковых экипажей можно объяснить, например, результаты контрудара войск Западного фронта под Оршей 5–9 июня двумя свежими механизированными корпусами (5-й и 7-й). Имея в своем составе около 1500 танков против 100 германских и превосходство в артиллерии над врагом, его удалось только остановить и незначительно потеснить. Потерявшие около 50 % танков мехкорпуса пришлось отводить для восстановления боеспособности. Это следствие того, что подавляющее большинство танковых экипажей вступило в войну, не отстреляв ни разу из пушки, так как на год отпускалось всего 6 снарядов на машину, которые к тому же принято было расходовать перед итоговой проверкой. Аналогичное положение было и в авиации. К началу войны средний налет на каждого нашего летчика составил около 4 часов против 300–350 часов у немецких летчиков[180].
В Красной Армии и в Вермахте было различное отношение к людям, прежде всего к простым солдатам. Физиологическое состояние личного состава войск противника, судя по мемуарной литературе и по нашим официальным данным, поддерживалось за счет регламентации продолжительности активных боевых действий. Ночью, как правило, личному составу немецких частей предоставлялась возможность для отдыха. Марши осуществлялись с использованием автомобильного и гужевого транспорта. Немцы хорошо умели устраивать свой быт и материальное обеспечение в полевых условиях.
Бойцы же Красной Армии по ночам совершали марши, наскоро занимали и оборудовали новые рубежи обороны, вели тяжелейшие бои, что приводило к физическому истощению командиров и красноармейцев. Так, Ставка 9 июля 1941 г. потребовала от командующих армиями, командиров соединений и частей организации и широкого применения ночных боев против танковых и моторизованных войск противника, останавливавшихся на ночь в населенных пунктах или на дорогах. Тем самым ночная атака как эффективное средство при решении частной тактической задачи была возведена в оперативный принцип действий войск. Значительное отставание по показателю подвижности наших войск от противника и так накладывало высокие физические нагрузки на личный состав при маневрировании в соответствии со складывающейся обстановкой[181].
При всей внезапности нападения германские войска должны были быть остановлены хотя бы на Днепре. Почему же Красная Армия, имея значительное превосходство, особенно в танках, не смогла отсечь и уничтожить вырвавшиеся вперед танковые группы Гота, Гудериана и Клейста, опередившие свою пехоту на два суточных перехода? Почему уже в сентябре 1941 г. пришлось телами необученных ополченцев закрывать бреши разваливающегося фронта? Почему всего через год немецко-фашистские войска уже были на Кавказе и на Волге?
Первым попытался ответить на эти вопросы писатель И. Бунич. В своей книге «Операция Гроза» он нарисовал картину, как огромный Западный фронт разваливался на глазах. Отчаянное сопротивление отдельных погранзастав, частей и гарнизонов не могло скрыть от командования совершенно невероятного поведения армии. «Такого история войн еще не знала. Полтора миллиона человек перешли к немцам с оружием в руках. Два миллиона человек сдались в плен, бросив оружие. 500 тысяч человек были захвачены в плен при различных обстоятельствах. Один миллион откровенно дезертировали. 800 тысяч человек были убиты и ранены. Примерно миллион человек рассеялся по лесам. Оставшиеся в панике откатывались на восток. Таково было положение на сентябрь 1941 года»[182].
Как и Суворов, Бунич в чем-то тенденциозен. Но приведенные им цифры близки имеющимся в официальных источниках. Вызывает сомнение лишь число наших воинов, перешедших на сторону противника. Хотя известно, что в феврале 1942 г. во вспомогательных и так называемых национальных частях Вермахта числилось 1,2 млн бывших советских военнослужащих. Вполне допустимо, что в сентябре 1941 г. их было 1,5 млн человек. Даже по данным исследования современных российских военных историков «Гриф секретности снят», безвозвратные потери Западного фронта за первые 17 дней войны составили 341 тыс. человек, из которых не менее 60 %, т. е. порядка 200 тыс. человек, оказалось в плену. Причем эти цифры вполне совпадают с немецкими сводками, в соответствии с которыми в ходе сражения в районе Минск — Белосток Вермахт захватил 288 тыс. военнопленных.