Никогда бы не подумала, что ты любишь дешевые фарсы.
— А что, по-твоему, я должен любить?
— Вестерны, где в перестрелках доказывают торжество правосудия.
— Ты права, это я тоже люблю. А ты? Тебе нравится театр? Культуру в целом копенгагенцы одобряют, но большинство их внутри этого здания так никогда и не побывали.
— Я люблю оперу. А ты?
— Ну… музыка ничего, а сюжеты просто дурацкие.
— Никогда об этом не думала, — улыбнулась Тильде, — но так и есть. А как насчет балета?
— Балет? Не вижу в нем смысла. И костюмы такие странные! Честно говоря, меня смущают трико у мужчин.
Тильде опять рассмеялась.
— Ох, Петер, какой ты смешной! Но мне все равно нравишься.
Смешить ее он не собирался, но комплимент принял с удовольствием. В руке Петер держал снимок, который забрал из спальни Поуля Кирке: Поуль и Карен сидят на велосипеде, Поуль в седле, а Карен на раме, оба в шортах. У Карен потрясающие длинные ноги. Оба на снимке так счастливы и полны сил, что Петер пожалел даже на мгновение, что Поуля больше нет. Пожалел и тут же строго одернул себя: Поуль сам преступил закон и выбрал стезю шпиона.
Фотография требовалась, чтобы узнать Карен. Девушка привлекательная, с широкой улыбкой и целой копной кудрей, полная противоположность круглолицей Тильде с ее мелкими аккуратными чертами. Кое-кто в управлении поговаривал, что Тильде фригидна, потому что с ходу пресекала все ухаживания.
«Но мне-то знать лучше», — думал Петер.
Ни словом не обмолвились они о неудачной ночи в отеле на Борнхольме. Петеру было неловко даже поднимать эту тему. Извиняться он и не думал — это еще унизительней. Но в уме зрела задумка столь неожиданная, что он предпочитал держать ее на задворках сознания.
— Вот она, — встрепенулась Тильде.
Петер посмотрел через площадь. Из дверей театра выходила группа молодых людей. Он тут же выделил Карен. На голове лихо сидит соломенная шляпка-канотье, широкая юбка горчично-желтого летнего платья соблазнительно пляшет вокруг колен. Черно-белая фотография не передавала ни разительного контраста между белой кожей и огненно-рыжими волосами, ни зажигательности, которая была очевидна даже на расстоянии. Казалось, девушка не просто спускается по ступенькам, а выходит на сцену.
Молодые люди группкой пересекли площадь и свернули на Строгет. Петер и Тильде встали с места.
— Прежде чем мы уйдем… — начал Петер.
— Что?
— Ты придешь ко мне на квартиру сегодня вечером?
— Какой-то особый повод?
— Да, но я предпочел бы не объяснять.
— Хорошо.
— Спасибо.
Петер заторопился за Карен. Тильде следовала за ним, держась на расстоянии, как они и договорились.
Строгет — узкая улочка, кишащая покупателями и автобусами, часто запруженная незаконно оставленными автомобилями.
«Удвоить штраф, и проблема решена, — подумал Петер, не выпуская из виду соломенное канотье Карен. — Господи, только бы она не домой!»
Одним концом Строгет упиралась в Ратушную площадь. Тут компания разбежалась в разные стороны. Карен осталась с одной из девушек, они шли, оживленно болтая. Пройдя сад Тиволи, остановились, вроде бы чтобы распрощаться, но продолжали беседу, такие хорошенькие и беззаботные в послеполуденном свете.
«О чем еще можно разговаривать, ведь весь день провели вместе», — в нетерпении рассуждал Петер.
Наконец подружка Карен пошла к Центральному вокзалу, а Карен в обратную сторону.
«Что, если у нее свидание с кем-нибудь из подпольщиков?» — размечтался Петер, спеша за ней.
Увы, Карен приближалась к Вестерпорту, пригородной железнодорожной станции, откуда идут поезда до родной деревни Карен, Кирстенслот.
Так не годится. У него осталось всего несколько часов. Ясно, что на явочную квартиру она его не приведет. Придется форсировать ситуацию.
Петер перехватил Карен у входа в вокзал.
— Простите! Мне нужно с вами поговорить.
Глянув на него равнодушно, она не остановилась.
— В чем дело?
— Мы можем поговорить минутку?
Карен вошла в здание и начала спускаться по лестнице, ведущей к платформе.
— Мы уже разговариваем.
Он изобразил, что взволнован.
— Я ужасно рискую уже потому, что подошел к вам!
Это подействовало. На платформе она остановилась, нервно огляделась.
— О чем вы?
Глаза у нее просто чудесные, необыкновенно чистого зеленого цвета.
— Это касается Арне Олафсена.
В зеленых глазах мелькнул страх, и Петер возликовал: «Инстинкт меня не подвел. Она что-то знает…»
— А что с ним? — тихо, но отчетливо проговорила Карен.
— Вы ведь его друг?
— Нет. Но я с ним знакома, дружила с его приятелем. С ним же знакома шапочно. А почему вас это интересует?
— Вы знаете, где он сейчас?
— Нет.
Голос ее звучал твердо, и Петер недовольно признал, что, кажется, она говорит правду. Но сдаваться не хотел.
— Вы не могли бы передать ему сообщение?
Карен помешкала, прежде чем ответить. У Петера подпрыгнуло сердце.
«Раздумывает, солгать или не солгать», — понял он.
— Может быть, — сказала она наконец. — Точно не знаю. А что за сообщение?
— Я из полиции.
Карен отшатнулась.
— Нет-нет, я на вашей стороне! — Он видел, что девушка сомневается, можно ли ему верить. — К службе безопасности я не причастен, занимаюсь дорожным движением. Но работаем мы рядом, и порой я слышу,