Почувствовав его взгляд еще раз, она почти прокричала властным, не ее голосом:
«Раздень меня!». Пауза, которой он ответил, отнюдь не обидела ее. Вдруг, неожиданно, без слов, он подхватил ее сильными руками и понес наверх в одну из тех больших комнат, которые любили супружеские пары или любовников, останавливающиеся в этой тихой гостинице.
Свет он так и не включил. Повинуясь ей, он расстегнул ее шелковый сарафан и он медленно и бесшумно упал на пол. Как ни была она одурманена, но и он чувствовал ее страсть, тепло ее рук, проворность ее пальцев, расстегивающих его пуговицы.
Они стояли совсем рядом и тела их словно светились. Ее хрупкая и грациозная фигурка сводила его с ума. Длинные пышные каштановые волосы, чувствительная шея, упругая высокая грудь… Он чувствовал ее волнующие прикосновения и не мог больше выдержать и доли секунды еще. Ее большие и горячие губы коснулись его носа, шеи, его глаза закрылись и он лишь ощутил, как ее бесконечно нежные руки дотрагиваются до его груди, скользят по всему его телу. Она почувствовала, как он проник в нее целиком и она слилась с ним и… Ощущения каждого из них были стали совсем неземными, они были как одно неразрывное целое…. Женственность и чувственность всегда были ее природными качествами. Когда она кричала «Раздень меня»! — он знал, что это значит «Люби меня и будь моим», «Делай со мной все, что хочешь!». Ей хотелось отдаться, сразу, и этом не было требовательности, долга друг перед другом. Сейчас ей эти слова были не понятны, как впрочем и ему.
Чуть ощущаемые пряные восточные духи, запах свежего тела так дразнили его, как и красивые губы всего несколькими часами раньше, за столиком. Ее нежность словно море теплого парного молока обволакивала и поглощала его и он готов был утонуть.
Они не боялись быть нестандартными и могли делать все. Ему так нравилось, когда она не стесняясь ласкала себя. Ничего зажигательнее таких ласк для него просто не было. Она чувствовала это и дразнила его. После накопившимся одиночества они выплеснули все. Раскрыли друг друга, растворились в блаженстве. Не нужно было ничего, чтобы разжечь костер, который лишь тлел в ней, а теперь разгорелся в невероятной силой, и он не мог отойти от этого огня…
Они уснули перед самым рассветом, обнявшись. Огромное, безмерное счастье объединяло их эти несколько прошедших часов и сейчас они ни за что не хотели бы их остановить.
Первый утренний лучик пробился через листву и упал на ее глаза. «Ох, зачем я опять пила вчера. Зачем я буду жить сегодня, завтра, я всего лишь хочу остановить этот прекрасный сон» — подумала она. ТЫ, именно Ты, был в нем промелькнуло в ее голове и она чуть-чуть приоткрыла глаза. Но….
Рядом с ней, под одним покрывалом, мирно спал ОН. ОН, о котором она так долго грезила, кого не могла забыть, о ком думала, что не увидит, без которого не представляла и минуты своей жизни и он был здесь. Внезапно, она вспомнила все:
Как сидела за столиком вчера, как подсел ОН, рассказывал, что не у него не получилось с той, о которой она никогда не сможет вспомнить без содрогания.
«Господи, как она могла любить этого человека, смогла бы она забыть его?» подумала она. «Нет».
Через минуту она уже была одета и бесшумно выходила из номера, выходила, чтобы никогда не вернуться, унося с собой только вечную боль в своем сердце.
Неизвестный автор — Последнее искушение Мне нравится ходить в церковь. Раньше терпеть не могла, а теперь люблю. В воскресенье утром встаю с постели в приподнятом настроении, не нежусь, как обычно, лениво потягиваясь, а нагибаюсь, скрестив руки берусь за подол, и одним движением через голову сбрасываю ночнушку на пол, и бегом в ванную.
Пи-пи, потом душ, по быстрому, не так, как обычно, без всяких игр подмылась, освежилась и все. Расхаживая из спальни в ванную, на ходу чищу зубы, немного больше внимания прическе и косметике (совсем скромной, правда). Надеваю лифчик и трусики, кладу в них прокладку — ведь придется сидеть, а я сегодня такая возбужденная, что в любой момент потеку, как сучка. Пояс, темные, плотные чулки, блузка с длинными рукавами, длинная ниже колен юбка. Сверху шерстяная кофта и туфли на низком каблуке — ну чем не монашка?
В церкви я как примерная, скромная овечка, стыдливо, но без жеманства здороваюсь со всеми нашими знакомыми, стою потупив глазки, чуть сбоку от мужа, пока он обменивается новостями с друзьями.
— «Ах, какая у вас замечательная жена, такая молодая и такая скромная!», восхищенно шамкает старая седая церковная активистка, льстя моему мужу. Тот розовеет от самодовольства, улыбается старухе в ответ, и надувается как индюк, от самодовольства.
— «Плыви, плыви, божий одуванчик», про себя шепчу я, еще больше опуская глазки. Наконец все рассаживаются, и начинается служба. Высокий, стройный, лет так 35-ти, с густой седой (нет, скорее крашеной под седину) бородой пастор нашей «Первой пресвитерианской церкви», выходит и заводит свой обычный религиозную волынку: не убий, не укради, не возжелай жены ближнего.
В первом ряду сидит его пасторша, еще совсем не старая, но уже измученная многочисленными родами, сухая и плоская, как стиральная доска. Широкие рукава пасторской сутаны раскачиваются в такт его словам, и я погружаюсь в дремотное состояние, все еще слышу его голос, но уже издалека, и уже не понимая смысла его речей:
Днем в будни, в здании церкви почти никогда никого нет, дверь не запирается и я иногда от скуки приезжаю сюда. Церковь старая, красивая, внутри специфический церковный запах и прохлада. Всегда свежие цветы и незажженные свечи в массивных подсвечниках на столе, где стоит большой золоченый крест.
Странно выглядят пустые скамьи, пение хора не нарушает тишину и покой — бог отдыхает от трудов своих.
Вдруг, шальная мысль приходит мне в голову. Я подхожу к столу, ложусь на него, лицом вниз, развожу руки широко в стороны и крепко хватаюсь за края стола. Моя грудь расплющивается на твердой, гладкой поверхности, соски твердеют. Я закрываю глаза и предаюсь сладостным мечтам. Я представляю себя Девой Марией, и что святой дух сейчас вот-вот овладеет мною. Я задираю юбку до пояса, обнажая (летом трусы я не ношу) свои белые, немного полные ягодицы и снова хватаюсь руками за кромку стола. Я представляю себе, как святой дух входит в меня, заполняя собой все мое естество, я неимоверно разгорячена, желание так невыносимо, что я начинаю переступать с ноги на ногу, двигаю задом навстречу воображаемому Святому духу. Вульва распухла и сочится, так что мокро почти до колен. Но я не могу кончить, мне чего-то не хватает.
Но что это? Святой дух материализовался! Я слышу шорохи и дыхание у себя за спиной, я замерла, закрыв глаза, затаилась и почти не дышу. Вот он уже рядом со мною, вот он уже опустился на колени позади меня, я слышу его тяжелое дыхание у себя на ягодицах. Боже, что делает он! Он молится на мой обнаженный зад, как на икону! Я слышу молитву святой и непорочной Деве Марии. Его губы и язык жадно погружаются в мою расплавленную, раскрытую, как роза, промежность. О! Как жадно он лижет и сосет мне вульву и анус, словно голоден две тысячи лет— сейчас не выдержит и вопьется зубами. Я вся твоя, бери меня, рви зубами мою нежную, чувствительную плоть, пожирай, как дикий голодный зверь.