обернулся и многозначительно сказал.
— Нин...мужика бы себе завела, что ли...
Через пять минут участковый уже был возле дома Виктора Щербакова. Тот появлению Ефима Петровича сильно удивился. Потом удивился, услышав вопрос, где его сын и племянник. Андрюха обнаружился в своей собственной постели, а вот Жорика не было. Тут Виктор удивился в третий раз. Но по другому поводу. Причиной удивления стала мысль, интересно, как ещё до сих пор он не прибил столичного родственника за все его выкрутасы.
Однако, стоило всем выйти во двор, они услышали вдалеке тихие голоса.
— Там кто? — Спросил участковый. Он уже представлял, как утром выпишет любителю отечественной истории по самый не балуйся, но спросить был обязан.
— Не знаю. — Виктор пожал плечами, а потом направился к саду.
Голоса доносились с той стороны. Сказать, что в итоге участкового, дядьку, Настю и Переростка, который бежал следом, ожидала удивительная сцена, это не сказать ничего. Они прошли сад, огород, спустились вниз и увидели, как возле бани, у стола, за которым обычно Виктор наслаждался красотой родных мест, сидел Жорик. Вокруг, размахивая руками, вышагивал Матвей Егорыч. Сбоку, поворачивая башку вслед его движению, развалился Мухтар, пёс председателя. На столе были разложены какие-то камни, шишки, жёлуди и непонятная грязь.
Со стороны этой очень странной компании доносились рассуждения деда Моти. Причем, достаточно громкие. Он явно был вдохновлён беседой.
— И вот понимаешь, Жорик, это — условный враг. — Матвей Егорыч подскочил ближе, схватил комок грязи и шлепнул его об стол. — А это, значится, мы.
Следом такая же участь постигла шишки.
— Не было у нас выбора. Соображаешь? В обход никак. Только напрямую. Ни одного танка поблизости…
При виде организовано шагающей группы, мы с дедом Мотей уставились на дядьку и Ефима Петровича удивлёнными взглядами.
— Вы что здесь делаете?
Участковый спросил это таким тоном, будто на столе лежал труп и мы его разделывали на части, скидывая заодно куски Мухтару.
— Про войну говорим. Вернее, как оно вышло. Я с кобылой своей разругался и пришел сюда. Нервы, так сказать, успокоить. Смотрю, Жорик шурует вдоль пруда. Стал меня про церковь расспрашивать. Ну, и слово за слово, вспомнили войну. Пацан интересуется. Как тут не рассказать…Погоди. А вы чего здесь делаете?
Матвей Егорыч ткнул пальцем в участкового. То есть Настя в ночнушке и накинутом сверху платке, Переросток в одних штанах и дядька в семейных трусах его вообще не удивили.
— А мы… Ты когда с кладбища ушел? — Резко переключил внимание на меня Ефим Петрович.
— Да кто ж его знает…— Я пожал плечами. — Часа два, наверное, назад. Очень интересные развалины. Нашел специальную кладку. Ее ещё до революции делали. Понял, что церковь ваша — древняя. Пока домой шел, соображал, как заняться ее изучением.
— А чего по улице не ходилось? Зачем на пруд поперся? — Прищурился участковый. Сканировал, наверное.
— Так прогуляться перед сном хотел. Красотища-то какая…
— М-м-м-м… — Ефим Петрович перевел теперь взгляд на Мухтара. — А этот что тут делает? Он со двора один никогда не уходит. Если Мухтар на улице, то только или с Николаичем, или с Наташкой. Они его просто так не выпускают.
— Да я откуда знаю. Вы уж совсем… За чужих собак ответственности не несу. — Я развел руками. — Пока шел вдоль пруда, смотрю, Мухтар у воды отирается. Может, сбежал?
— Может и сбежал…— Согласился Ефим Петрович. — И что вы, два часа тут сидите?
— Вот ты даёшь, конечно… Не ожидал от тебя…— Матвей Егорыч с осуждением посмотрел на участкового. — Мы не сидим, Ефим. Мы об истории говорим. Не слушаешь меня совсем? Сначала про церковь. Я вспоминал, что знаю о ней. А потом как-то беседа наша перешла к тому, как немцы город брали. Пусть, один берег сдали, но другой-то отстояли. А я тут был же. Сам знаешь. Пришлось повоевать за родную землю. Ну, вот Жорик заинтересовался, я и рассказываю. Или что? Про войну говорить нельзя?
Дед Мотя спросил это таким тоном, будто следующей его фразой станут слова:" А ну-ка отдайте ваш партийный билет, товарищ участковый".
— Можно. И нужно. Ты что, Егорыч. Конечно. Просто… лучше бы днём. У нас тут ситуация приключилась… Нинка криком половину села разбудила. Говорит, покойники бегали…
— Нинка? Ну, ты даешь, Ефим. Дурная баба. Ее же каждая собака знает.
Мухтар поднял башку и посмотрел на участкового. Выражение морды у него было, ну, ты чего, начальник. Конечно, знаем.
— Ясно. Ладно. Извиняюсь за беспокойство.
Ефим Петрович глянул на дядьку, типа, прости, что разбудил, и пошел к тропинке, собираясь подняться.
— Идите уже спать…Вставать скоро. — Настя широко зевнула, а потом двинулась следом. Дядька просто молча погрозил мне кулаком. Один только братец смотрел с недоверием.
Как только родственники и участковый исчезли из вида, он тут же подскочил к нам с Матвеем Егорычем.
— А ну признавайтесь! Что это было?!
В двух словах мы рассказали Андрюхе всю историю. Он сначала слушал, широко открыв рот, а потом начал ржать.
— Очень смешно…— Я понял, терпеть мне приколы про черта ещё очень долго.
Просто в момент, когда мы с дедом Мотей добежали к бане, сзади послышался топот, а затем последовал тот самый грустный вздох. Я сначала просто охренел. Да ну как вообще это может быть? Но с Матвеем Егорычем было уже не страшно. Можно представить мое состояние, когда, обернувшись, я увидел довольного Мухтара. Реакция была соответствующая.
Поэтому и деду Моте пришлось рассказать правду. Иначе как объяснишь, с чего это я вдруг стал обзывать собаку председателя матом и тащить к воде, чтоб утопить. Эта сволочь, Мухтар имею в виду, каким-то чудом разыскал меня на кладбище. Так как нас с ним, по мнению самой псины, объединяла крепкая мужская дружба, он и бегал следом. Думал, игра такая.
— Ты что, не мог гавкнуть, — Вычитывал я кобелю.
— А ты что? Не мог посмотреть? — Тут же заступался дед Мотя. — Мухтар никогда голос не подаёт. Только если из родного двора кто-то без хозяев выйти пытается. И все.
Но больше всего меня удивили слова, которые, вслед за Матвеем Егорычем, повторил участковый. Потому что появление Мухтара вызвало такие же комментарии у деда.
— Не понял… Он по деревне один никогда не шляется. Значит, где-то неподалеку Николаич. А это вряд ли...
Однако, никого