ярким светом тысячи свечевых ламп в роскошных хрустальных люстрах. Но кончилось все так же внезапно, как началось. Засевшие в отдельном кабинете за партией покера офицеры во главе с самим Белли услышали шум и не без сожаления отложили в сторону карты.
– Какого черта там происходит, господа? – с досадой воскликнул адмирал.
– Да уж, вряд ли это новая песня Колычева…
– За мной!
В отличие от учеников, по крайней мере, у некоторых офицеров имелись при себе браунинги или револьверы. Сообразив, что творится что-то неладное, они, не колеблясь, схватились за оружие и почти бегом направились к танцевальному залу. Однако открывшаяся перед ними картина превзошла все самые худшие и мрачные ожидания. Но самое главное, было не понятно, в кого стрелять.
Первым пришел в себя Белли и, выпалив в потолок, заорал что было мочи:
– Прекратить, вашу мать!
Реакция последовала мгновенно. Послышалась короткая команда старшего из нападавших, и мир вокруг потонул в грохоте и вспышках взрывов. Нападавшие разом применили светошумовые, да еще и безжалостно чадящие какой-то едкой дрянью гранаты, разбросав их повсюду. Зал заполнился густым, ядовитым дымом, от которого слезились глаза, перехватывало дыхание.
Впрочем, видению все это помешать не могло. В отличие от остальных, Колычев отчетливо увидел, как багровые сгустки – энергооболочки его врагов стремительно покидают зал сквозь разбитые высокие стеклянные двери, ведущие на веранду. Некоторые из них пытались прихватить с собой своих раненых и убитых, но, дважды напоровшись на клинок Марта, тут же оставили это бессмысленное занятие и уже без остановок ринулись к ближайшему пустырю, где их ожидал грузовик с заведенным мотором.
Первым побуждением Марта было преследовать уходящего врага, но в какой-то момент он вдруг понял, что у него есть более важные дела. Например, обыскать убитых врагов. И если подумать, проще всего это было сделать в вестибюле, где, в отличие от зала, ему никто не мог помешать.
Бегло осмотрев все еще лежавших там троих покойников, Колычев решительно направился к стойке и, скрывшись за ней, принялся за работу. Первым делом он протер от крови меч, поднял ножны и вложил клинок в них, затем прицепив к подвесу поясного ремня.
– Спасибо, дружище, – прошептал он и, как будто выполняя давно заведенный ритуал, бережно провел по оружию ладонью.
Тот, казалось, ответил ему довольным дрожанием, хотя, скорее всего, это был мандраж после схватки. Тщательные поиски скоро принесли результаты. На убитом нашлась пара коротких клинков, закрепленных на голенях под брюками тонкими ремешками, которые фальшивый швейцар так и не успел достать.
Затем пришел черед спрятанного под рубашкой амулета с затейливым плетением силы и, наконец, серебряный сосуд с даосскими символами, внутри которого оказались сияющие перламутром странного вида пилюли.
«Неужели эликсир жизни?» – покачал головой Март, припомнив легенды, слышанные им о даосских алхимиках[31].
Осторожно открыв плотно навинченный колпачок, он аккуратно выкатил одну «жемчужину» на ладонь и пристально вгляделся в нее через «сферу». Предчувствие не обмануло, внутри таинственной таблетки явно имелось мощное и одновременно какое-то изуверски больное плетение.
«Интересно, не в этом ли причина невероятной скорости нападавших? Надо будет показать Крылову, может, он сообразит, в чем тут дело?»
Приняв такое решение, Март отложил таблетку себе в портмоне. Оставшиеся в тубусе гранулы вместе с амулетом отправились в другой карман. А вот ножи пришлось оставить, чтобы не привлекать внимания полиции к безоружному бандиту.
Из зала, где густой дым под порывами свежего морского бриза уже почти развеялся, доносились чьи-то взволнованные голоса и стоны. Где-то вдалеке слышались сирены, очевидно предвещая прибытие спецслужб и карет «скорой помощи».
Следовало пойти и хотя бы попытаться помочь раненым, но сил не оставалось совершенно. Последний выход в «сферу», чтобы осмотреть таинственное снадобье липового швейцара, дался ему с таким трудом, что хотелось лечь и умереть. Голова раскалывалась от невыносимой боли, все мышцы скрутило, как если бы он целый день таскал камни, а в позвоночник будто вонзили раскаленный штырь. Чувствуя, что вот-вот упадет, он поспешил прислониться к стене и обессиленно сполз вниз.
«Кажется, я перестарался, – подумал Март и попытался расслабиться. – Это ничего, сейчас все пройдет», – приговаривал он, пробираясь сквозь болезненные ощущения. Первое, чему его учил Крылов, было как раз самолечение. И сейчас этот еще до конца не сформировавшийся навык оказался как нельзя кстати.
Но сначала нужно было провести диагностику собственного тела, а она откровенно не радовала. Множественные микротравмы, кровотечения, лопнувшие сосуды, особенно мелкие, сухожилия и мышцы повреждены почти все, да и в голове царил натуральный ад от чудовищной передозировки силы, аномальный уровень которой он сумел пропустить через себя.
Время привычно замедлилось, боль словно отступила и стала далекой и терпимой, что ли, напоминая эффект от мощного обезболивающего, когда ты все чувствуешь, но отстраненно.
Но не успел Колычев приступить к лечению, как обнаружил, что процесс уже вовсю запущен. Волны мягкого сапфирового свечения разливались от лежащего на его груди энколпиона по телу, буквально на глазах исцеляя и заживляя раны. Мудрить Март не стал, а постарался просто повторить эту же схему сам, воспроизводя ее по увиденному образцу. Но еще больше его поразила мощь наследственного артефакта. Он еще раз с благоговением и огромной благодарностью наглядно убедился в безграничной ценности материнского подарка.
Казалось, что прошло немало времени, но на самом деле миновало не более минуты, когда Март, хоть и с осторожностью, смог пошевелить сначала пальцами, а затем руками. Потом пришел черед ног и остальных частей тела. Кажется, дело шло на лад. Боль хоть и не исчезла, но постепенно становилась глуше, пока, наконец, не стала терпимой. Той запредельной муки, которая сковала его недавно, уже не ощущалось.
«Это хорошо, – облегченно выдохнул он. – Можно даже сказать отлично. Однако на будущее надо учесть такие последствия. И тренироваться на пределе и за пределом. С умом и осторожностью. Чтобы прокачивать границы своих возможностей».
Покончив с самоедством, молодой человек медленно взгромоздил себя на ноги и, осторожно шагая, двинулся в сторону зала, чтобы у самого входа нос к носу столкнуться с Черкасовым, державшим на руках окровавленное тело девушки.
– Март, помоги ей! – взмолился приятель. – Я знаю, ты можешь…
– Что случилось? – не смог удержаться от дурацкого вопроса тот.
– Она умирает! – чуть не плача простонал Максим.
– Клади на стол, – начал командовать Колычев. – Нет, голову поднимать не надо! Да, вот так…
Быстро осмотрев барышню, самозваный доктор мрачно покачал головой. Даже будь тут целый капитул хирургов из Московского генерального госпиталя[32], они вряд ли сумели помочь. Проникающее прямо в сердце, тут медицина бессильна. Странно,