Читать интересную книгу Елизавета в Мире Теней (СИ) - София Карамазова

- Бедный Илорен, ему, должно быть ужасно надоели эти путешествия, слишком часто он в них отправляется.

- Почему часто? - спросила я, подходя - Почему он меняет королев, Верона же будет жить вечно, как мы?

Терхенетар посмотрела на меня своими чёрными глазами, в которых всегда видна только бездна, недоступная для всех, кроме неё. Потом взяла меня за руку и повела в замок, попросив Кармиллу оставить нас, та сделала это с видимым удовольствием. Я понимала, что что-то нехорошее должно случиться с Вероной. Понимала, что сейчас мне будут объяснять, ради чего это нужно и всячески утешать, потому тащилась за уверенной походкой ведьмы, как телёнок на привязи, которого ведут на убой, стараясь отсрочить момент, когда мне придётся узнать какую доплату нужно внести за вечное моё здоровье. Она привела меня в свою любимую башню с витражным потолком, усадила рядом с собой, взяла за руку и стала говорить о том, что Мир Теней имеет только один изъян, принесённый в него смертные, которых привел по своей доброте Илорен. Госпожа медленно рассказывала мне о Паоле, первом межсезонье, о книге и её указаниях, о Жозефине и, наконец, о Кармилле и нашей встрече, которая была, разумеется, не случайна, "так как духи всюду и постоянно нами руководят, даже в малом, ибо из него творится великое".

- Но это значит, что я опять предала Верону - сделала я единственно верный вывод.

- Ты же не могла знать, тут нет ничьей вины.

- Почему же она забрала двоих, ведь к ней пошла только я.

Отчаянию моему не было предела, схватившись за голову, я начала метаться по комнате. Мне хотелось жить, но при этом не хотелось платить за это такую чудовищную цену. Терхенетар не пыталась остановить меня, просто смотрела в ожидании, когда иссякнут мои силы, и я снова сяду. Всегда и до и после мне было очень странно смотреть на это юное хрупкое тело, заключившее в себе столько силы и власти. В конце концов, я вынуждена была вернуться на сиденье рядом с ней и, заглянув в её непроницаемые глаза, спросила, что можно сделать, зная ответ, спрашивая от отчаяния.

- Скрасить своей заботой последние часы, проведённые Вероной среди нас. Здесь она стареет в год на десять лет. Мы не сможем ничего сделать, так для смертных здесь бежит время.

С этим я и ушла тогда. Конечно, сейчас мне кажется, что знай я о возможности Вероны вернуться к нам домой и я бы помогла ей бежать, но всё же сейчас я давно перестала бояться смерти, а тогда само воспоминание о чахотке, разъедавшей тело, вызывало волну паники. А ведь всякий раз, отправляясь в другой мир, мы рискуем жизнью. В любом случае, я не стала больше ничего предпринимать, просто жила себе дальше и ни о чём не думала.

Время здесь кажется бесконечным только по сравнению с миром смертных, а для обитателей королевства, оно спешит и пенится в водовороте мелких бытовых событий, которые прежде заменяли настоящую жизнь. Король с королевой в один прекрасный солнечный день вернулись из своего путешествия, а с ними и разъедающее чувство вины перед сестрой. Встречи с ней я страшилась и не зря: Верона была бледна, под глазами у неё залегли глубокие тени, но когда я поинтересовалась самочувствием королевы, то она, по своему обыкновению, лишь кротко улыбнулась и списала всё на усталость, попросив поводить её в апартаменты. Дождавшись, когда прислуга уйдет, она сразу перестала сохранять видимость покоя и начала негромко жаловаться буквально на всё. И хотя в чём-то я могла её понять, но в основном мне казалось, что моя добрейшая сестра просто была бесконечно ограниченна в своем человеческом счастье и вся эта заботливость и самопожертвование были тем единственным, что заложила в неё природа, единственной доступной ей радостью. Но, увы, рядом с ней больше не было ни жалких, ни ущербных, ни больных и Верона было отчаянно несчастна. И всё же я до сих пор помню окончание её рассказа, относившееся к супругу:

- Урсула, он едва ли не более несчастен здесь, чем я, только его судьба намного хуже, ибо вечна и променять её он ни на что не может, так как связан с жизнью постоянным ожиданием чего-то. Он искренне хотел бы облегчить мои дни здесь, но притворяться не умеет, да и мне бы это было оскорбительно, о чём я сразу же предупредила, видя тягостность той роли, которая ему отведена. Но зачем Илорену это? Он не похож на властолюбца, да и в делах не любит принимать участие.

Тут Елизавета вопросительно посмотрела на веду, давая понять, что также заинтересована нынешним мнением, сложившимся уже за столетия жизни здесь, Урсула поняла этот немой вопрос и, кивнув, продолжала:

- Его держит Терхенетар. Только ей выгодно, чтобы все правящие круги были на стороне ведьмы и вед. Люди склонны нас бояться, а это значит, что в случае любых потрясений мы станем первыми жертвами террора, как со стороны масс, так и со стороны элит, готовых на устранение любой организованной силы, способной им помешать в стремлении к абсолютной власти. Знать давно пытается прибрать корону то в одни, то в другие руки, но выступать против Создателей здесь всегда считалось зазорным, несмотря на все сомнения в их подвигах. Добровольное отречение - это единственный путь, который мог бы удовлетворить абсолютно всех для того, чтобы можно было начать интриги, подкупы и предательства в борьбе за власть. Не знаю, правда, долго ли ещё все это выдержит.

Моя сестра потихоньку сдавала, не понимая, что с ней происходит. Она знала о том, что жизнь королевы не вечная, но не знала насколько. Со временем у неё ухудшалось зрение, слух, она всё чаще жаловалась мне на слабость и плохое самочувствие, но внешне она оставалась такой же юной красавицей. Однажды я пришла к Вероне перед сном, чтобы по обыкновению пожелать ей спокойной ночи, но она уже не узнала меня. Должно быть тоска, постоянно владевшая ей, довела до потери разума, которая случается в старости с некоторыми людьми. Я рассказала об этом Терхенетар и под покровом ночи её перевели в самую отдалённую от дворца башню замка. Там Верона доживала свой короткий век под нашим присмотром. Бедняжка просилась к родным и довольно часто она умоляла меня отпустить её к младшей сестричке, больной чахоткой, которая не может сама позаботиться о себе, на все мои попытки доказать что это и есть я, она приходила в отчаяние и чудовищно ругалась, призывая на голову самозванки и тюремщицы кару небес. В другие дни она могла расслышать мужской голос, что-то прокричавший на дворе, и представляла, что это Арман пришёл спасти её из заточения, и начинала громко звать его, пытаясь добраться до высоко расположенного окна, ломая ногти. Верона билась в дверь, нанося себе травмы, которые я обмывала потом под звук её стенаний и проклятий. С каждым днём оставлять её одну было всё опасней. Что творилось в этом разрывавшемся от несправедливости и тоски сердце, когда она в бессилии смотрела в мои глаза и со слезами рассказывала обо мне же, умирающей без неё где-то там. Что творилось в моём сердце, когда я смотрела в эти глаза, полные слёз и недоумения и никак не могла помочь ей, прояснить помутневшее навсегда сознание, застрявшее в далёком прошлом. Через несколько месяцев этих мучений, когда за ней присматривал кто-то из замковых слуг, Верона смогла сбежать. Кто забыл запереть дверь, и почему она осталась без опеки выяснить так и не удалось. Я пришла утром, чтобы, как обычно, занять свой пост до самого вечера и увидела пустую комнату, бросившись вниз по лестнице, мне пришлось задержаться на распутье, размышляя, куда она могла отправиться и услышала её отчаянный крик, призывавший Армана. Голос раздавался с замковой стены. Когда я выбежала за ней, несчастная сумасшедшая, затравлено оглянувшись, бросилась вниз, не издав больше не звука.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});