было заживо испечься, пот заливал глаза, поэтому, схватив колодезное ведро с водой, опрокинул его целиком на себя. Прохладные, живительные брызги с лихвой окатили и подошедшего на мой зов полковника.
– В городе было два полка, половина состоит из ополченцев, сформированы из окрестных деревенских смердов. Горожан распустим, а смердов всех собери в пустующих боярских хоромах. Будем из них настоящих воинов земли смоленской делать! Всё ясно?
– Так точно! Разреши исполнять приказ?
– Да, свободен пока, – ответил я, а затем обратился к ротному: – Веди меня к княжьим подстилкам, хочу на них посмотреть.
– Следуй за мной, государь!
Когда мы вместе со Злыдарем, ротным, в сопровождении телохранителей, вернулись в терем, то застали там самую настоящую вакханалию. Ратьеры… Нет, в них проснулось их истинное альтер-эго, от пролитой крови они снова превратились в дружинников, а потому даром времени не теряли – набились сюда как сельди в бочке и творили кто во что горазд. Кто-то занимался мародёрством, кто-то бражничал, кто-то пользовал княжеских челядинок. Повсюду слышались ор, вопли, громкий смех, отпускались сальные шуточки. Прямо на моём пути следования дружинник завалил визжащую и брыкающуюся боярыню (судя по одежде), засунув ей под юбки свои руки. Получив плашмя мечом от Злыдаря, молодой дружинник поспешил убраться с дороги, при этом не забыв перехватить за волосы и ноги свою захлёбывающуюся в плаче добычу, поволок её в неизвестном направлении.
Еле сдерживаясь от бешенства, я ещё раз окинул взглядом творящуюся вокруг бесприглядную картину, затем молча и быстро зашагал в женские комнаты, по пути гадая, что на женской половине делают пехотинцы. Но там, к моему несказанному облегчению, мы застали островок спокойствия и благополучия. Пехотинцы, взявшие под караул теперь уже вдовую семью князей, спокойно стояли, сидели, прохаживались по коридорам. Здесь чувствовалась прививаемая мной дисциплина, все драгоценности и иные материальные ценности были свалены в одну кучу, никто не безобразничал и не творил непотребств. Княгини с малыми детьми были заперты в чулане, по стойке смирно их покой охраняли трое ратников.
– Глянь, Злыдарь, на моих пехотинцев! Любо-дорого на них посмотреть! Приказа «вольно» им никто не отдавал, потому они и продолжают нести ратную службу, действуя по Уставу, в отличие от твоих отморозков, – произнёс я громко, чтобы все слышали. – Иди и приведи в чувство своих дружинников! Какого хрена они без моего приказа начали пировать и бесчинствовать? Быстро наведи там такой же порядок, какой видишь здесь!
– Слушаюсь, государь! – побагровевший от стыда и досады Злыдарь чуть ли не бегом пустился обратно.
Воевода уже успел понять, что юный правитель не очень-то любит от души повеселиться со своими дружинниками, зато страсть как полюбил «дицыплину», будь она неладна! И прививает эту ромейскую науку во всём ему послушным смердам-пешцам, а те рады стараться. Оно и понятно, почему эта наука так легко ложится на них, ведь откуда этим в недавнем прошлом землепашцам-лесовикам знать, что такое молодецкая удаль и боевой угар. А Изяславич, хоть он и не по годам разумен, сам в сече ни разу не побывал, лишь наблюдал её со стороны, а потому ещё и не переживал то состояние боевого сумасшествия, что нападает на дружинников во время жаркого боя. Хотя Злыдарь был вынужден признать, что в этот раз дружинники в деле почти совсем не участвовали, всю работу за них выполнили пешцы, поэтому и веселиться во взятом на копьё городе им вроде бы и не с чего. Наоборот, веселиться должны бы в первую голову пешцы, а они, как назло, блюдут государеву дицыплину, подставляя тем самым дружинников в глазах Владимира.
Что делать с женой князя и двумя юными вдовами его старших сыновей, долго голову я не ломал, определив их в женские монастыри. Хотя поначалу была мысль отдать баб в гнёздовские бордели. Но повели они себя смирно, проклятиями в мой адрес не сыпали, эти обстоятельства в конечном итоге и сыграли в их пользу.
Решив женский вопрос, вернулся в гридницу. Порядок Злыдарь восстановил быстро! Многие дружинники, хотя нет, теперь уже снова ратьеры (прям не люди, а оборотни), красовались свежими, наливающимися под глазами фингалами.
– Государь, победу над ворогом будем праздновать? – всё-таки не удержался от вопроса бывший сотник, ныне ратьерский ротный Малыть. – В городе полно всяческих припасов.
– То, что надо для пира, возьмите. А остальные долго хранящиеся припасы грузите на суда, пойдём дальше вверх по Днепру вырезать удельных князей.
– Как скажешь, государь, – задумчиво проговорил Малыть.
– Да… Чуть не забыл! Перед отплытием надо будет пробежаться по усадьбам местных погибших под Смоленском бояр-изменников. Все ранее принадлежащие им сёла я заберу себе. В отдалённых больших усадьбах создадим новые княжеские погосты, а мелкие присоединим к уже существующим. Поэтому надо ещё раз бояр-перебежчиков допросить, узнать местоположение таких дворов. Ну и тиунов погостных и огнищан соберём, введём их в курс дела, а на освободившиеся вакансии назначим новых.
– Бронислав, – обратился к полковнику, подумав, что от ратьеров и их командиров в этих делах будет мало толка, – возьмись за это моё поручение да назначь по этим вопросам ответственных среди ротных.
– Так точно, Владимир Изяславич! – гаркнул полковник и тут же меня озадачил старой проблемой на новый лад: – Что прикажешь делать с вдовами и отпрысками этих бояр?
– Всех похолопить и доставить в Смоленск, там разберёмся! Этим делом займутся купцы. И скажи им, чтобы на обратном пути привезли сюда советника Порохового отдела Клепика и его людей. Будем здесь закладывать бурты.
В других городах княжества, подконтрольных Смоленску, селитряницы начали закладывать ещё с прошлого года. В счёт налогов народ вполне охотно и активно сдавал отходы органического происхождения. И даже окрестные смерды везли в пункты приёма благоухающую органику в своих телегах.
– Слушаюсь! Злато-серебро княжеское тоже, государь, прикажешь на смоленский двор свезти? – уточнил полковник.
– Конечно! – ответил я как о чем-то само собой разумеющемся, хотя об этой финансовой стороне дела и вовсе позабыл. – Боевые будете латунной монетой получать! И ещё, найдите мне, наконец, священников, нужно горожан привести к присяге!
Пир с запечёнными на вертеле в полный размер быками, поросятами и гусями по случаю победы очень быстро перерос в обычную русскую пьянку – бессмысленную и беспощадную.
На следующий день, терзаемый похмельем, я принимал специально вызванного в Дорогобуж чеха Матея Лукашича, руководителя местных шахт. Меня прежде всего интересовала добыча по-настоящему стратегически важных каолиновых глин и пирита.
– Владимир Изяславич, белую глину мы сейчас поднимаем с глубины около шестидесяти метров. Эти глины подстилают собой угольный пласт толщиной полтора-два метра, и сами они залегают мощным слоем не менее двух метров.