Первые республиканские УК не воспроизводили механически Основные начала в своих Общих частях и ввиду суверенности, и ввиду непоследовательности Основных начал, некоторые нормы которых оказались многозначными.
УК РСФСР признал себя преемником первого советского УК 1922 г., поэтому назывался: Уголовный кодекс РСФСР в редакции 1926 г. Он состоял из пяти разделов: I – о задачах уголовного законодательства РСФСР; II – пределы действия Уголовного кодекса; III – общие начала уголовной политики РСФСР; IV – о мерах социальной защиты, применяемых по Уголовному кодексу в отношении лиц, совершивших преступления; V – о порядке применения мер социальной защиты судебно-исправительного характера.
Свою крайне отрицательную роль в делах «о приготовлениях к террористическим актам» эта норма сыграет в годы массовых сталинских репрессий.
К достоинствам УК РСФСР 1926 г. надо отнести появление, наконец, нормы о добровольном отказе, который признавался основанием полного освобождения от ответственности начавшего преступление лица, но добровольно его не завершившего, а также нормы о ненаказуемости лица, которое само или его деяние к моменту рассмотрения дела в суде утратили общественную опасность.
Система наказаний в этом УК в основном аналогична УК 1922 г. Из нее обоснованно исключили условное осуждение, ибо оно не является видом наказания. Напротив, неудачным было включение предостережения, которое, как и общественное порицание, не обладает карательной силой уголовного наказания. Не стало наказания в виде возложения обязанности загладить вред.
Неудачным новшеством Основных начал явилась замена термина «наказания» термином «меры социальной защиты», которые подразделялись на три вида: 1) меры судебно-исправительного характера (бывшее наказание); 2) меры медицинского характера; 3) меры медико-педагогического характера. Первые применялись за преступления, вторые – к невменяемым лицам, третьи – к несовершеннолетним в случаях замены наказания этими мерами.
Объяснение новелле, даваемое Конституционной комиссией, сводилось к необходимости якобы отмежевания от буржуазного уголовного права с его пониманием наказания как кары и возмездия. Ряд ученых объясняли тогда позицию Основных начал влиянием итальянской школы, прежде всего проекта Кодекса Ферри, сторонника социологического направления в уголовном праве. Другие проектанты, например Н. В. Крыленко, связывали такую замену наказания мерами социальной защиты с буквальной трактовкой высказывания К. Маркса о том, что «наказание есть не что иное, как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования»[151]. Догматизм от марксизма здесь налицо. Хорошо еще, что отказ от термина «наказание» никак не сказался на других институтах и нормах Основных начал. С середины 30-х годов «наказание» было восстановлено в своем значении и терминологии. Издаваемые уголовно-правовые нормы в санкциях содержали не слова «влечет применение мер социальной защиты», а «наказывается» или «карается».
Изменения в системе наказаний сводились к следующему: условное осуждение обоснованно было выведено из числа видов наказаний, ибо таковым не является; объявление врагом трудящихся сопрягалось с изгнанием из пределов СССР; предостережение выносилось судом при оправдательном приговоре (что неудачно, ибо при оправдательном приговоре нет ни преступления, ни наказания и предостережение не должно находиться в системе наказаний).
Шагом назад следует признать конструкцию неоконченного преступления. Основные начала по неясной причине отказались от четких понятий и терминов УК 1922 г. «приготовление к преступлению» и «покушение на преступление». В ст. 11 говорилось о «начатом преступлении», причем незавершенном не по не зависящим от воли лица обстоятельствам, а «по каким-либо причинам». Такими причинами мог быть и добровольный отказ. Тогда ни приготовления, ни покушения нет. При такой формулировке объяснимо отсутствие нормы о добровольном отказе, охватываемом «начатым преступлением».
Важное добавление последовало в Основных началах в нормы о необходимой обороне и крайней необходимости. Они объявлялись правомерными не только при охране интересов своих и других лиц, но и при защите Советской власти и революционного правопорядка.
Основные начала включили развернутый перечень смягчающих и отягчающих обстоятельств при назначении наказания. Учитывая недостаточный уровень юридической подготовки и профессионализма судей, а тем более народных заседателей, потребность в таких нормах имелась.
К большому сожалению, Основные начала не только сохранили норму о ссылке и высылке лиц, не совершивших преступления, но признанных судом общественно опасными по своей прошлой деятельности и связи с преступной средой, но и усугубили ее ошибочность, распространив этот институт на оправданных лиц и увеличив срок высылки с трех до пяти лет (ст. 22). Эта норма уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик входила в явное противоречие с преамбулой Основных начал, которая основанием уголовной ответственности признавала исключительно совершение преступления[152].
§ 5. Уголовное законодательство в период грубейших нарушений законности (1927–1941 гг.)
Уголовное законодательство 30-х годов XX в. принадлежит к наиболее мрачным периодам российской истории. Именно оно как наиболее репрессивное из всех правовых средств стало использоваться в нормотворческой и правоприменительной деятельности как орудие массовых репрессий в отношении противников режима личной власти И. В. Сталина, становления и упрочения командно-административной системы государственно-партийного социализма. Уголовная политика стала базироваться на глубоко ошибочной сталинской концепции усиления классовой борьбы по мере строительства социализма.
В. И. Ленин называл тремя главными врагами советской власти взяточничество, безграмотность и комчванство. И. В. Сталин объявил тремя врагами государства верхушку буржуазной интеллигенции в промышленности, кулачество в деревне и бюрократические элементы в аппарате[153].
С конца 20-х годов начался демонтаж ленинской модели социализма и его подсистемы – уголовного права. В это же время прошла серия судебных процессов со смертными приговорами в отношении «врагов» в промышленности. В 1928 г. по так называемому «шахтинскому делу» осуждены «вредители» в каменноугольной промышленности Донецка. В приговоре говорилось: «Следствием установлено, что работа этой контрреволюционной организации, действовавшей в течение ряда лет, выразилась в злостном саботаже и скрытой дезорганизаторской деятельности, в подрыве каменноугольного хозяйства методами нерационального строительства, ненужных затрат капитала, понижения качества продукции, повышения себестоимости, а также в прямом разрушении шахт, рудных заводов и т. д.»[154].
Как нетрудно убедиться, типичная бесхозяйственность произвольно превращалась в контрреволюционные преступления. И такие «шахтинцы», по уверению главы партии и государства, «сидели» во всех отраслях промышленности.
По другому делу – «промпартии» – в 1930 г. еще одна большая группа крупных специалистов обвинялась в контрреволюционной деятельности в виде вредительского планирования народного хозяйства, связи с зарубежными организациями и подготовки к диверсионным актам. Громкий процесс состоялся в 1931 г. По нему были осуждены члены контрреволюционной организации, которые «вредительствовали» в Госплане, ВСНХ, Госбанке, Наркомате труда, Центросоюзе и т. д. и т. п. Такие процессы прокатились по всей стране со стереотипными обвинениями во «вредительстве», в создании контрреволюционных организаций, подготовке террористических актов, антисоветской агитации и пропаганде.
Кулачество, понятие которого оказалось растяжимым, нормативно не определенным и потому часто охватывающим середняцкие слои крестьянства, за исключением действительно опасных преступников, совершающих террористические акты, уничтожение колхозного имущества и другие тяжкие преступления, преследовалось по статьям о контрреволюционных и общеуголовных преступлениях. Вот как об этом писал Краткий курс истории ВКП(б): «В ответ на отказ кулачества продавать излишки хлеба по твердым ценам, партия и правительство провели ряд чрезвычайных мер против кулачества, применили 107 статью уголовного кодекса о конфискации по суду излишков хлеба у кулаков и спекулянтов, в случае их отказа продавать эти излишки государству по твердым ценам»[155].
Для борьбы с кулаками, или, как их еще именовали, «кулацко-зажиточными элементами», широко применялись статьи УК об уклонении от уплаты налогов, ростовщичестве, нарушении правил о трудовом законодательстве.