Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня удивляет, что люди предпочитают грешников святым.
— Прошу прощения у Вашего Величества, но весельчаки не обязательно грешники, как и не всегда лишенные чувства юмора — святые… разве что таковыми они считают себя сами, а это не всегда соответствует истине.
— Вероятно, наши собственные мнения о себе редко могут быть истинными.
— Зачастую они бывают предвзятыми и склоняются к нашей собственной выгоде, — согласился лорд Мельбурн.
— Но мы знаем, что нами движет, — ответила королева, — тогда как другие этого не знают. Ах, если бы люди стали чуточку добрее к Альберту, если бы они поняли его.
— Станут, дайте только срок. Сначала ему нужно себя показать. Он уже делает шаги в нужном направлении. — Виктория, казалось, была рада это слышать. — И народ счастлив, — продолжал лорд Мельбурн, — видя, что их королева довольна браком. Вам нужно чаще показываться вместе, а когда родится ребенок, все и подавно возликуют.
— Что возвращает нас к тому, с чего мы начали. Мне бы так хотелось, чтобы Альберт мог приехать на пророгацию в моей карете. — Уверен, это доставило бы ему громадное удовольствие.
— Мне тоже, — ответила королева.
Она сидела за завтраком, когда принесли послание от лорда Мельбурна. Должно быть, очень важное, решила она, если послано в такое раннее время.
Дрожащими пальцами она вскрыла конверт.
Выходило, что Мельбурн сделал открытие. Оказывается, муж королевы Анны, принц Георг из Дании, однажды в схожей ситуации уже приезжал на пророгацию парламента в карете своей жены.
Прецедент был установлен, и следовательно, Альберт имел все основания ехать на объявление пророгации в королевской карете.
— У вас хорошая новость? — спросил Альберт, глядя на нее.
Сияя от счастья, она протянула ему письмо.
Они поехали вместе в парламент: Альберт был с ней рядом, и тогда, когда она зачитала свою речь.
— Дражайший Альберт, — сказала она, когда они возвратились во дворец, — мне было так спокойно от вашего присутствия.
— Мое место всегда должно быть рядом с вами, — сказал Альберт.
Он тоже был несказанно доволен.
Как это удивительно, подумала она, состоять в браке и глубоко любить мужа. Единственная беда в том, что месяца через три ей предстоит такое тяжелое испытание. Чувствовала она себя хорошо, много гуляла и почти совершенно избавилась от недомоганий первых месяцев. Когда ей удавалось забыть об ужасах предстоящих родов — а королевам, как известно, рожать гораздо хуже, чем всем прочим, поскольку это привлекает всеобщее внимание, — она бывала бесконечно счастлива.
Она сообщила баронессе, с каким успехом прошла пророгация.
— Для меня это почему-то было тяжелым испытанием, — сказала она. — Это и еще открытие заседаний парламента. Но на этот раз все оказалось совсем по-другому, потому что со мною был Альберт, такой гордый и такой красивый, что прочесть речь лучше мне еще никогда не удавалось.
— Вы всегда читали свои речи безукоризненно, — кисло ответила Лецен.
Время родов приближалось. Ребенок должен был родиться в начале декабря. Лецен была занята тем, что собирала приданое для младенца; она очень не хотела, чтобы этим занимался кто-нибудь другой. Она предпочла бы запереть королеву на замок и никого к ней не подпускать. Об этом, разумеется, и речи не могло быть, и Викторию даже немного бесило то, что она называла суетливостью Лецен. Она предпочитала не думать о предстоящем испытании.
Отвлекали ее от мрачных мыслей многочисленные события в политической жизни страны.
— Беда за бедой, — повторил лорд Мельбурн. — Причем в дальних владениях Вашего Величества гораздо больше, чем когда-либо внутри страны.
— Хорошо хоть билль об объединении двух Канад прошел спокойно, однако большинство всего в девять голосов при обсуждении нашей политики в Китае — это настораживает.
— Это так, но вам всегда нужно быть готовой к победе оппозиции. Я полагаю, Ваше Величество отдает себе отчет в том, насколько она реальна.
Лицо королевы стало жестким.
— Я молю Бога о том, чтобы этого никогда не случилось.
— Вы же знаете, нелегко принимать законы при незначительном большинстве в парламенте.
— Но ведь какое-то время вам это удавалось.
Лорд Мельбурн скорчил гримасу.
— С помощью Вашего Величества. Если бы не ваш отказ поменять фрейлин, сейчас здесь сидел бы сэр Роберт Пиль.
— Очень и очень в этом сомневаюсь. Он никогда не будет приглашен в голубой кабинет.
Лорд Мельбурн засмеялся.
— Нет, серьезно, — сказал он, — вам следует готовиться к смене правительства. Обсудите это с принцем.
— Альберт склонен восхищаться сэром Робертом Пилем. Я и говорить о нем с Альбертом не хочу, поскольку сразу же начинаю выходить из себя.
— Надо преодолеть эту неприязнь. Нехорошо, когда у королевы неприязнь к известному государственному деятелю.
— Я никогда не полюблю сэра Роберта Пиля, — твердо заявила королева.
Тетя Августа серьезно заболела, и все близкие поняли, что ее дни сочтены. На королеву, которая любила ее семью, это глубоко подействовало. Она была любимицей теток и постоянно их навещала. Они с нетерпением ее ожидали, и она, вступив на престол, была и впредь намерена поддерживать с ними дружбу.
Бедная тетя София! Вокруг ее имени все еще витал скандал, хотя ее незаконнорожденный сын был уже давно взрослым. В последнее время у нее из-за катаракты быстро слабело зрение, отчего она страдала, поскольку любила плести кружева и вышивать, и не одна сумка, расшитая руками тети Софии, была подарена ею Виктории. Для тети Софии визиты ее маленькой племянницы, которая сделалась самой важной леди в стране, были одним из величайших удовольствий. Третьей тетушкой была старенькая Глостер, о которой Виктория всегда думала как о бабушке. Но сейчас все мысли Виктории были заняты бедной Августой.
Виктория всегда была «ее золотцем», и, говоря о ней, тетушка называла ее так.
«Это мое золотце снова здесь?» — говорила она приехавшей навестить ее племяннице. Или: «Я слышала, мое золотце, ты опять блистала на недавнем приеме».
Виктория находила это обращение к ней очень трогательным.
Приезжая к ней в гости, Виктория нередко ей пела — зачастую что-нибудь из собственных сочинений тети Августы, ибо в юности та была весьма талантлива. Не будь она принцессой, она, возможно, стала бы музыкантшей или артисткой. «Но меня не поощряли, — сказала она как-то раз Виктории. — Моя мать, твоя бабушка, королева Шарлотта, считала, что мой долг — гулять с собакой и следить за тем, чтобы ее табакерка была полная. Большая была охотница до нюхания табаку. А твой дедушка, король Георг Третий, считал, что на свете есть только один человек, достойный называться музыкантом, — Гендель».
- Змеиное гнездо - Виктория Холт - Исторические любовные романы
- Роковая женщина - Виктория Холт - Исторические любовные романы
- Таинственный пруд (Том 2) - Виктория Холт - Исторические любовные романы