— Шпионы?
— А ты думала, я в лаборатории духи создаю? — он расхохотался. — Что ж, видимо, мне удалось всех убедить, что я безвреден! Как бы то ни было, не он сам, так девка эта ради своего выродка сживет меня со свету. Поэтому нужно нанести удар первыми. И для этой почетной роли мы выбрали тебя — ты единственная сможешь подобраться близко и усыпить его бдительность.
— Погоди! — потрясенно прошептала я. — Так это ты пытался отравить Касикандриэру?
— Поторопились, ты права, — племянник кивнул. — Хотя сработано было отлично! Мы лишь добавили в маркамзан яд, который должен был сработать через определенное время, разогревшись от тепла тела. Шили платье в перчатках, прикасаться к нему голыми руками никому не позволено по их обычаям — идеально! Помешала случайность.
— Сестра принцессы.
— Маленькой мерзавкой я еще займусь, — Тайтэн встал. — Когда подрастет. С ней я не буду нежным, как сегодня с тобой, тетя! — его улыбка заставила меня вздрогнуть. — И если ты хочешь, чтобы твой любимый мальчик и дальше оставался ласковым, то найдешь способ добавлять это в еду или питье Деметрия — ровно десять дней. Затем у него будет инсульт — по симптомам. А традиционное лечение приведет к обширному кровоизлиянию и все будет кончено. — Он достал из кармана пузырек и кинул в мой подол. — Думаю, моральных метаний не будет, ты ненавидишь сына столь же сильно, как и его отца.
Тебя я теперь тоже ненавижу!
— Вставай, тетушка, — Тайтэн протянул мне руку, но я ее проигнорировала и поднялась сама. — Придется торопиться — свадьба уже скоро. Иди ко мне, пожалею! — он попытался притянуть меня к себе, но я ускользнула в сторону и, шатаясь, пошла к дому, сопровождаемая его смехом.
Но и там не было покоя. В холле стояла Ирия и эта предсказательница, кахара. Пришлось спрятаться за колонной и надеяться, что сестра не увидит меня в таком плачевном состоянии — в разорванном грязном платье, с подтеками крови на ногах.
— Ты хорошо сыграла, я довольна! — раздался ее звонкий голос. — Держи. — Я осторожно выглянула и заметила, как она протягивает старухе мешочек — видимо, с вознаграждением за разыгранный спектакль.
— Я сказала правду, госпожа. — Предсказательница отвела ее руку в сторону. — Договор был об обмане. За правду плату не возьму.
— Как хочешь. — Ирия растерянно посмотрела вслед ей, ковыляющей прочь, и пожала плечами.
Когда тварь поднялась по лестнице, я вернулась в свои покои. Теперь можно дать выход эмоциям. Но слезы не шли — ненависть, жгучий яд, что наполнила меня до краев, выжгла их. Я отомщу всем. Одному за другим. И буду наслаждаться каждым мгновением!!!
Глава 19 Саяна Свобода
Сво-бо-да! Неужели правда? Одна-одинешенька! Все во мне дрожало, пока я бежала по темному колумбийскому городку, захлебываясь от смеха и счастья и распугивая редких прохожих. Вот что значит — попой чувствовать правильность совершенного поступка! Не знаю, любила ли Алекса раньше, но если и любила, то сейчас во мне не осталось и следа того чувства! И пусть весь мир считает меня амнезийной свиньей, хочу быть как можно дальше от мужа!
На вокзале меня ждали целых четыре автобуса, что отправлялись, как в сказке, на все четыре стороны света. Купив билеты на каждый — это запутает Орлова, я села на лавочку, разложила их перед собой. Направление — к озеру, но для начала нужно замести следы — буду петлять, как заяц под ЛСД. Закрываем глаза, кладем руку на билеты. Я подпрыгнула, когда на втором слева кусочке бумаги ладонь словно в огонь окунули. Ай! Пальцы сжали гладкий холодный прямоугольник. Ну, и куда же едем?
Так, вот он — глаза остановились на автобусе черно-оранжевого цвета. И отправление как раз скоро — люди уже суетятся вокруг, закидывают тюки и корзины на крышу. Внутри мне ударил в нос «аромат» кожзама, пота, рвоты, мокрой шерсти и смеси десятков туалетных вод. Уххх! Непереносимое амбре! Даже глаза заслезились! Ничего, не принцесса, выдержу. Или умру, пытаясь!
— Простите, это мое сидение, — я положила руку на плечо женщины, расположившейся у окна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тебе места мало, что ли? — процедила она, прижав к объемной груди младенца.
Ясно, номера на билетах для красоты рисуют, по ее мнению. Но прогонять мать с дитем? Нет уж, у меня слишком хорошее настроение для этого. Я пожала плечами и огляделась. Через два ряда сидений зазывно улыбался во все два зуба дедок, рядом поглощал бутерброд подросток, косящийся на мою попу. Ехать всю ночь, уж лучше соседство недружелюбной колумбийки с малышом. Я села рядом с ней и тут же услышала недовольное шипение:
— Осторожнее!
— Простите.
— Улыбается еще! — ребенок захныкал и на меня обрушился новый шквал упреков.
Промолчав, я не стала уточнять, что ее отпрыска разбудило злобное бурчание собственной матери, воткнула наушники в уши и включила случайный выбор.
Ты мое наваждение,
Мой идол, моя религия,
Мое смущение, моя исповедь,
Единственное, что мне нужно этой ночью.
Ты — мое наваждение,
Вопрос и ответ,
Ты, ты, ты,
Мой идол, ты.
Приди ко мне этой ночью…
Сердце тоскливо заныло. С чем она была связана для меня, эта песня, в прошлом, от которого остались лишь тени, шорохи, как в темном лесу, да неясные вспышки воспоминаний, неуловимые, как лунный свет? Что я сейчас такое? Пустая оболочка — пустышка, ведь именно воспоминания всех мастей делают человека тем, кто он есть, тем, кем он себя осознает. А я даже не человек.
И пусть! Я упрямо мотнула головой и сосредоточилась на хорошем. Зато никто теперь не указывает мне, что делать, не решает за моей спиной! И нет необходимости сходить с ума со скуки и ужаса — от перспективы всегда так жить!
Автобус тронулся. Ура, да здравствует новая жизнь!
Мой энтузиазм несколько поутих к утру. Сложно гореть воодушевлением, когда тебя словно в блендер засунули! Колумбийские автобусы — это как американские горки плюс родео на быках! К середине пути желудок уже просился наружу со всем содержимым — видимо, хотел полюбопытствовать, что же там такое происходит?
У злой соседки детеныш преспокойненько сосал грудь — ни ему, ни ей тряска нисколько не мешала. А может, у них просто уже выработалась привычка, не знаю, но мне в любом случае стало завидно. Я даже воды не смогла нормально выпить — половину бутылки разлила на себя в бесполезных попытках утолить жажду. Пришлось ждать остановки «до кустиков».
Маленький чмокающий ротик притягивал мое внимание. Я не могла отвести глаз, даже понимая, что рискую быть обвиненной в педофилии. Сердце сжималось. Может быть, биологические часики тикают? Вспомнился недавний сон о плачущих малышах. Мальчик-блондин и темноволосая крошка-девочка. Слезинки, дрожащие на их ресничках.
Лучше думать о чем-нибудь другом. Интересно, Алекс уже проснулся? Сквозь давным-давно не мытое окно виден рассвет. Нет, об Охотнике тоже не хочется размышлять. Экая я привереда сегодня! Тогда пусть мысли текут сами по себе — ни о чем и обо всем сразу. Черный пес. Взгляд убитой демоницы. Глаза в Лас-Лахас — только глаза, мужские, красивые, непонятного цвета. Почему так замирает сердце?
И почему так гудит все тело? Я огляделась и расхохоталась — да это потому что мы остановились! Видимо, приехали. А тело гудит, словно только что слезла с вибро-стула, потому что тряска прекратилась!
— Выходить-то собираешься, хохотунья? — соседка устало посмотрела на меня.
— Простите, — я подхватила рюкзачок, что лежал на коленях, и вышла в проход, влившись в ряд спешащих покинуть салон пассажиров. Не обратив внимания на старичка, что успел-таки ущипнуть мой зад, ловелас престарелый, я вышла из автобуса, покачиваясь, словно моряк, впервые за долгие месяцы ступивший на землю. И только хотела улыбнуться и рассмотреть окрестности, как разверзлись хляби небесные, устроив репетицию второго потопа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Люди — огромные губки. Они впитывают в себя жизнь всеми порами души. Эта метафора родилась в моей голове в тот момент, когда все разбежались, и я осталась одна стоять посреди даже не знаю чего — и пальцев вытянутой вперед руки было не видно из-за стены ливня.