Читать интересную книгу Маленький клоун с оранжевым носом - Павел Амнуэль

– Но больше всего, – продолжал Учитель, заглянув в свой блокнот, найдя в нем какую-то строчку и подчеркнув ее ногтем указательного пальца, – больше всего меня заинтересовал дневник Гринберга, я, честно говоря, искал там указания на возможных… ну, вы понимаете… а обнаружил…

Интересно, что он там понял? Дневников на бумаге Алик не вел, а компьютерные записи были такими схематичными, что даже я, увидев как-то одну из них, с трудом понял, о каком именно событии из своей жизни он решил оставить эту странную метку.

– Так вот и сложилось… – говорил между тем Учитель. – Медицинская карта, намеки жены и матери, ваши слова о Многомирии, дневник, найденный… нет, не в ванне, а в компьютере… ваш разговор с мальчиком… И еще, помните: «Если отбросить все нелепые и неправдоподобные версии, то та, что останется, даже если покажется совсем невероятной, все равно будет истиной»?

Цитата, по-моему, звучала не совсем так, но смысл был понятен, и я кивнул.

– И что мне теперь делать, по-вашему? – спросил Учитель, с треском захлопнул блокнот и откинулся на спинку стула. Слишком резко – стул едва не опрокинулся; прелестная была бы сцена: следователь полиции навзничь падает на пол, остатки чая проливаются ему на грудь, на грохот прибегает Ира, а Анна Наумовна из своей комнаты испуганно кричит: «Господи, что случилось?».

В какой-то из многочисленных ветвей Мультиверса так и произошло, и тот следователь поднимается сейчас с пола, глядя на бурое пятно, расплывшееся на форменной рубашке… Должно быть, какая-то гамма ощущений отразилась на моем лице, Учитель решил, что ощущения эти связаны с заданным им вопросом, и спросил, усиливая эмоциональный нажим:

– Что, я вас спрашиваю?

– Это зависит от того, – сказал я осторожно. Кто его знает, может, он играл со мной, как кошка с мышью, я тут начну распространяться о законах Многомирия, а он прервет меня неожиданным и точно рассчитанным вопросом, я ляпну что-то об Ире, может, о самом себе скажу нечто, совершенно, на мой взгляд, невинное, а он решит, что получил наконец признание или улику, вызовет дежурную машину и полицейского с наручниками… – Это зависит от того, к каким выводам вы пришли, прочитав медицинскую карту, поговорив со всеми… прочитав дневники…

О дневниках я сказал с очевидным даже для Учителя недоверием в голосе, он бросил на меня короткий взгляд, но доказывать ничего не стал, ждал, когда я отвечу на его вопрос.

– На вашем месте, – сказал я, – я закрыл бы это дело по причине полного отсутствия доказательств чьей-то вины.

– По причине… – повторил он. – Говоря юридически: «за отсутствием улик».

– Примерно так, – согласился я.

– И все будут думать – не только сейчас, но до конца ваших дней, – что кто-то из вас убил Алекса Гринберга, но до приезда полиции вы успели сговориться и сумели выгородить убийцу. Вы готовы жить еще… ну, сколько… сорок лет под таким прессом?

– Я? Да.

Какой безумный разговор, Господи! Ни я, ни следователь не называли вещи своими именами, я так и не представлял, играет ли он со мной или вполне серьезно принимает к сведению идею Многомирия. Чего он хотел от меня на самом деле?

– А если, – сказал Учитель, – тот Алекс, который остался в живых… отец этого Игоря… там, я имею в виду… он же понимает, кто и как помог ему спастись… и однажды скажет сыну…

– Никогда! – воскликнул я, и следователь вздрогнул. – Никогда, – повторил я чуть тише, – в какой бы реальности Алик ни оказался, он не поставит своего сына в такие условия, чтобы тот хотя бы начал догадываться…

– Мальчик вырастет, и при его уникальных способностях…

Что мог знать следователь об уникальных способностях Игоря?

– Когда он вырастет, – мрачно произнес я, – пусть решает сам.

– Ну да, – кивнул Учитель. – Сам. Конечно. Каждый сам творец своей судьбы. Пока он вырастет, то сможет и забыть о странном происшествии весенним вечером. Кстати, как вы думаете, Матвей, тот я… Я имею в виду в параллельном мире тоже ведь есть следователь по фамилии Учитель, приехавший разбираться в…

– В чем? – Я пожал плечами. – Там ничего не случилось, верно? Жена поругалась с мужем из-за любовницы. Замахнулась на мужа ножом, но ведь не ударила же! А если ударила, то не попала. А если попала, то ничего при этом не произошло.

– На ноже должна быть кровь, – покачал головой следователь. – Если рассуждать по-вашему. Ей показалось, что не попала, потому что никакой раны, верно… А на ноже – кровь. Представляете, как она испугалась?

Он это говорил серьезно, он действительно думал так, как говорил, или играл со мной по правилам моей игры, ни на минуту не поверив ни в Многомирие, ни в собственное там расследование так и не совершенного преступления?

– Алик, придя в себя после ссоры, понял, что случилось на самом деле, – сказал я.

– Вы думаете, он понял? – быстро спросил Учитель.

– Господи… – пробормотал я. – Если поняли вы… Или считаете, что поняли… Конечно, Алику все стало ясно сразу. Я вот думаю: как он… Я бы не хотел оказаться на его месте – там…

– Самим ведь собой, – задумчиво произнес следователь.

– Да. Самим собой. Но все равно другим. Другим – для тех, кто… Ну, вы понимаете.

– Надеюсь, – вздохнул Учитель. – Хотя все это, конечно… Как говорится, в протокол не запишешь.

Из комнаты Игоря вышла Ира, закрыла за собой дверь и прислонилась к притолоке. Она оглядела нас обоих, медленно подошла, села, положила на стол руки и спросила безжизненным голосом:

– Когда можно будет похоронить Алика? Вы обещали…

– Да-да, – пробормотал следователь. – Ирина, я думаю, что в Абу-Кабире уже все закончили, и в Хевра Кадиша[8] они тоже позвонили… Завтра… Конечно, завтра можно будет похоронить.

– Не представляю, – сказала Ира, ни на кого не глядя, – как Анна Наумовна будет жить… Я бы не смогла…

– У нее есть вы, – с мягкостью, какой я от него не ждал, произнес следователь. – И Игорь.

– А у нас? – Ира подняла взгляд и посмотрела на Учителя в упор. – Кто есть у нас?

Следователь, кажется, хотел сказать умное и ободряющее слово, но сдержался и только кашлянул. Напряжение нарастало, будто где-то, в невидимом для нас космосе, кто-то передвигал ручку на пульте гигантского трансформатора, управляющего человеческими эмоциями. Мне показалось, что сейчас начнет светиться воздух, и если не уменьшить степень накала…

В кармане завибрировал мобильник, я успел вытащить его и нажать на кнопку включения прежде, чем аппарат начал играть Песню Сольвейг.

Я не сразу узнал голос, это была не Галка, а кто-то другой, очень знакомый, но…

– Матвей, я не поздно звоню?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});