Она не ответила на его вопрос, а лишь тихо повторила:
— Зачем ты пришел?
— Чтобы взглянуть на твою рану и вернуть вот это. — Энтони отнял руки, не в силах скрыть своего разочарования и обиды, затем протянул ей книгу.
— Ты забыла на корабле своего Эсхила.
— О! — Именно эту книгу она читала перед падением со скалы. Оливия раскрыла ее, и на кровать упал сложенный листок — план дома. — Кто это нарисовал?
— Майк. Мне нельзя было ошибиться окном. — Оливия тем временем развернула бумагу, перевернула ее и охнула:
— Это же я! Ты рисовал меня, пока я спала! Как ты посмел?!
— Я не мог удержаться, — сказал он. — Ты же знаешь мою страсть к анатомии.
— Негодяй! — вспылила Оливия. — Ты шпионишь и подглядываешь за людьми. Низкий человек!
В ответ Энтони лишь вскинул бровь. Встав с кровати, он принялся ходить по комнате, негромко насвистывая сквозь зубы. Склонив голову набок, он рассматривал висевшие на стене картины, затем провел пальцем по корешкам книг на полке, повертел в руках гребни с ручками из слоновой кости и маленькое, усыпанное жемчугом зеркальце.
— Боже мой, я совсем забыл смыть краску. Не возражаешь, если я воспользуюсь твоей губкой? — Не дожидаясь ответа, он принялся при помощи мыла, воды и губки смывать румяна со щек. — Вот теперь у меня более приличный вид, ты не находишь? — Он отложил зеркало и с улыбкой повернулся к ней, ожидая одобрения.
Оливия с трудом сдержала смех. Она с изумлением наблюдала за ним, удивляясь, что не находит в себе сил злиться, тем более что теперь он смотрел на нее взглядом преданного волкодава.
Энтони усмехнулся, прочитав ее мысли. Его взгляд упал на пустую шахматную доску, стоявшую на мозаичном столике у не зажженного камина.
— Может, сыграем в шахматы? — небрежно спросил он.
— Во что?
— В шахматы, — повторил он. — Безопасное занятие — я бы так выразился, — поскольку мы будем разделены доской. — Он взял со стола белую и черную пешки и подошел к кровати, пряча руки за спиной. — Выбирай. — Он протянул ей сжатые кулаки.
Оливия молча хлопнула его по правой руке. Энтони разжал пальцы, открывая белую пешку.
— Белые начинают, — сказал он.
— И выигрывают, — заявила Оливия, отбрасывая простыни. Шахматная партия посреди ночи! Эта безумная мысль будоражила ее. И почему-то ей казалось совершенно естественным ночью играть в шахматы с пиратом.
Она подошла к шахматному столику, отметив, каким гладким и прохладным был пол под ее босыми ногами, и поставила белую пешку на место. Энтони тем временем зажег свечи на двурогом подсвечнике и сел на маленькую банкетку.
— Прежде чем мы начнем, ответь, ты еще чувствуешь рану?
— Иногда в ней начинает пульсировать. А при быстрой ходьбе возникает тянущая боль. — Он поманил ее к себе.
— Обещаю, я буду только врачом. Не нужно стесняться.
— Я не стесняюсь, — совершенно искренне ответила Оливия.
— Тогда в чем дело?
Оливия представила сделанный им рисунок. Это же просто смешно! Приблизившись к нему, она повернулась и подняла ночную рубашку. Его прохладные пальцы осторожно коснулись раны.
— Превосходно заживает, — бесстрастно произнес он, опуская руки.
— Я же тебе говорила. Фиби делает все, что нужно.
— Она что-то в этом понимает, да? — рассмеялся он.
— Осмелюсь утверждать, что в травах она разбирается не хуже тебя, — произнесла Оливия. — Впрочем, она, конечно, не хирург.
— Как-нибудь мне нужно будет поговорить с ней на эту тему. — Оливия резко обернулась:
— И каким же образом ты собираешься это устроить?
— Стоит проявить лишь немного изобретательности, — снова рассмеялся он. — Можешь мне поверить, мой цветок.
— Интересно какой? — невольно вырвалось у нее.
— Не знаю, — лениво улыбнулся он. — Иногда орхидея. Сегодня вечером в своем огненном платье и с темными волосами ты была похожа на экзотическую орхидею. Но в другие моменты ты больше напоминаешь мне ромашку или бархатцы, дикие и немного растрепанные.
Оливия задумалась, не комплимент ли это, но по его загадочной улыбке было трудно что-либо определить.
— Давай играть в шахматы. — Она села за столик напротив Энтони.
— С удовольствием, — весело согласился он. — Великолепное и совершенно безопасное занятие.
Девушка с подозрением взглянула ему в глаза, но выражение его лица оставалось безмятежным. Она двинула вперед на две клетки ферзевую пешку.
Энтони бросил на нее короткий взгляд из-под удивленно вскинутых бровей. Какое необычное начало! Он повторил ее ход.
Оливия передвинула на две клетки пешку, стоящую перед слоном на ферзевом фланге, а затем откинулась назад, наблюдая за реакцией противника.
Энтони знал гамбит, который она разыгрывала. Если он не воспрепятствует ее планам, то его фигуры лишатся свободы передвижения, что постепенно приведет к поражению.
— Белые выигрывают, — повторила Оливия.
— Неужели? — Он передвинул королевскую пешку на одну клетку вперед.
Оливия, не раздумывая, вывела коня на, королевском фланге.
— Белые обладают преимуществом, но я никогда не проигрываю, — заявила она. — Даже когда играю черными.
— Какая самоуверенная юная особа, — сказал он, делая ответный ход.
Игра продолжалась в молчании.
— Шах, — наконец произнесла Оливия, передвигая свою ладью. — И мат в три хода. Или ты хочешь доиграть до конца?
Энтони окинул доску взглядом. Он уже несколько ходов назад почувствовал, что проигрыш неминуем, хотя делал все возможное, чтобы избежать поражения. Но она перехитрила его. Отрицать бессмысленно. К его крайнему удивлению, проигрыш вызвал в нем раздражение.
Длинным изящным пальцем он опрокинул своего короля и, пристально глядя на нее, откинулся на стуле.
— Ты все еще считаешь меня самоуверенной? — спросила Оливия, не в силах скрыть
довольную улыбку.
— Я думаю, что имею право на матч-реванш, — ответил он, и глаза его озорно блеснули. В ее самодовольстве было что-то очень милое.
— Победитель определится в трех партиях, — тотчас ответила Оливия и принялась расставлять фигуры на доске.
Энтони посмотрел в окно. Ночная тьма рассеивалась. Скоро рассвет.
— Только не сейчас, — сказал он, вставая. — Мне пора. Оливия проследила за его взглядом.
— О да, ты прав. — В ее голосе сквозило разочарование. — Я уверена, что выиграю и черными.
— Посмотрим, мой цветок. — Энтони пальцем приподнял ее подбородок, а затем мгновенно поцеловал в губы. И прежде чем она успела ответить на поцелуй, прежде чем глаза ее затуманились, отстранился.
Оливия замерла в неподвижности. Сердце ее учащенно билось, и, несмотря на то что поцелуй был едва уловимым, она все еще ощущала его губы у себя на губах. Она не чувствовала ничего, кроме наслаждения.