Дальше в разговоре вновь возникла пауза. Мошкин вопросительно смотрел на Ирку, ожидая объяснений, Ирка же мучительно соображала, что сказать. Сколько существовало в природе отличных слов и убедительных объяснений, но все они как-то обходили голову стороной.
– Видишь ли, – начала она, – меня просили зайти к тебе, потому что… э-э… мне надо было…
Тут Мошкина внезапно осенило. Он даже подпрыгнул на месте от собственного прозрения.
– А-а! Знаю! Ты та девчонка с курсов, которой я должен передать рабочую тетрадь и которая взамен должна была записать мне диски с французским? – спросил он радостно.
– Ага, – поспешно подтвердила Ирка.
Евгеша вопросительно посмотрел на ее пустые руки.
– Но они у тебя не записались или еще какая-то заминка, и ты пришла сказать мне об этом?
– Опять в точку, – снова сказала Ирка.
Евгеша Мошкин просиял так, будто, запивая витамины, глотнул с утра водички с ураном.
– А, ерунда! Не грузись! – сообщил он с воодушевлением. – Но как я? Раскрутил клубок, а? А они еще говорят, что у меня нет дедуктивного мышления! И кто они после этого? Не нахалы они, нет?
– Нахалы, – с осторожностью подтвердила Ирка.
Мошкин закивал, в томлении сомнения облизал губы и вдруг выдал совсем невероятное:
– Но я же не расстроился, что ты не принесла диски? Нет?
– К-кажется, нет, – заикнулась от удивления Ирка.
– Совсем не расстроился? – уточнил Мошкин.
– Совсем.
Получив подтверждение своему достойному поведению, Евгеша Мошкин удовлетворенно кивнул и отступил в комнату. При этом он сделал головой вежливое движение, которое при наличии воображения могло быть расценено как приглашение.
Комната у Мошкина была уютная, это Ирка оценила сразу. Куча ярких плакатов на стенах, болтавшаяся на турнике боксерская груша, кровать-чердак, на которую нужно забираться по лестнице, но при желании можно просто запрыгнуть, особенно имея рост как у Евгеши. Под кроватью-чердаком в меру уютно помещался компьютер. Его процессор – попугайских расцветок – был весь в клейких желтых бумажках-напоминалках.
На напоминалках жирный черный фломастер строил в ровные солдатские ряды печатные буквы:
«Я никогда не знакомлюсь на улице, но школа не улица, а очаг культуры и образования!»
«Я никогда не знакомлюсь на улице, я просто хочу узнать, как вас зовут».
«Я не знакомлюсь на улице, я провожу соцопрос. Какой зубной пастой вы чистите ботинки?»
«Я никогда не знакомлюсь на улице, но тут особый случай: если бы я не подошел, я бы сегодня вечером спрыгнул с моста!»
«Я никогда не знакомлюсь на улице, но у меня есть два билета в кино. Сеанс начался две минуты назад. Правда, кинотеатр в другой части города, и мы все равно не успеваем. Так что, может, лучше погуляем в парке?»
Ирка хихикнула. Евгеша совсем не походил на уличного жуира. Скорее только мечтал когда-нибудь им стать, пока же мучительно сражался с собственной застенчивостью, сочиняя и вызубривая фразочки, которые ему едва ли хоть раз приходилось использовать.
Мошкин, рывшийся в ящиках стола в поисках рабочей тетради, удивленно обернулся. Проследив направление Иркиного взгляда, Мошкин мучительно покраснел и загородил процессор спиной.
– Это я для школьного сочинения! – сказал он торопливо.
– Я так и поняла. «Знакомство с девушками как условие гармонического развития личности». Любимая тема всех учителей ботаники и зоологии. Обычно ее проходят сразу после пестиков и тычинок… – проговорила Ирка.
Поняв, что срывать бумажки уже поздно, Мошкин уныло продолжил поиски рабочей тетради. Некоторое время спустя они увенчались успехом, и тетрадь была вручена Ирке. Затем, не делая паузы, Мошкин неожиданно пригласил Ирку выпить чаю с тортом. О том, каких нравственных мук стоило ему это приглашение, можно было судить по крупным каплям пота, выступившим у него на лбу.
– Ты же откажешься, да? – спросил он уныло.
Ирка заверила его, что не откажется.
– А то вдруг ты спрыгнешь с моста? – сказала она.
Сообразив, откуда эта цитата, Мошкин смутился, но неожиданно был отвлечен посторонней мыслью.
– Чай – это замечательно. Но я больше хочу кофе, как ты думаешь? – спросил он.
Ирка послушно подтвердила, что Мошкин хочет именно кофе. Евгеша мгновенно успокоился и, на ходу демагогически рассуждая, что лучше: чай с тортом, кофе без торта или огромный торт, но всухомятку, повел Ирку на кухню. По дороге он ухитрился неосторожно задеть плечом приоткрытую дверь ванной, которая, спружинив, едва не изменила Ирке форму носа на малораспространенную среди валькирий курносую кнопку. К счастью, она успела подставить руку.
– Прости! Я ужасно неловкий! – сказал Мошкин печально.
– Ерунда! И без носа люди живут! – Иркиному великодушию не было предела.
Мошкин успокоился. Полминуты спустя он уже пилил торт ножом таких размеров, который вполне подошел бы для свежевания динозавров, однако за отсутствием оных служил для менее брутальных целей.
Торт был кремовый, с большой покосившейся розочкой посередине. Правда, сейчас от торта осталась примерно треть. Остальные две трети канули в небытие еще до того, как Ирка оказалась в этом районе Москвы.
– Ты как-то без аппетита ешь! – сказала Ирка, глядя, как Мошкин слизывает крем с ложечки.
– Еще бы! – произнес Мошкин. – Я уже объелся. Думаешь, мне на этот торт смотреть не противно, нет?
– Тогда зачем есть?
– Это особый случай. Торт годен 72 часа. Куплен он был в четверг. Сейчас торту… – Мошкин зашевелил губами… – около семидесяти часов. Надо его или доесть, или выбросить. Обычная история с тортами. Их хочешь два раза: первый раз купить, а второй раз впихнуть в кого-нибудь… Так или не так?
– Угу. Есть такой момент, – согласилась Ирка.
Поедая торт, она попутно проникла в одно из главных свойств характера Евгеши. Мошкин был устроен так сложно, что вечно во всем сомневался. Так, к примеру, отхлебнув кофе, Мошкин сильно задумался и выдал:
– А мне не горячо, нет?
За следующие десять минут он трижды ухитрился спросить у Ирки: «А я смеялся?», «А я ложечку не мыл, нет?» и даже: «А что я подумал?»
Ирка всякий раз терпеливо отвечала, и ей не верилось, что в Мошкине таится мрак и он нанес валькирии ту жуткую рану. «Хотя почему именно он? Беглец из хаоса может таиться в любом из оставшихся трех. Интересно, кто они?» – подумала она.
– Послушай, тебе, конечно, уже сто раз это говорили… – вдруг произнес Мошкин.
– Что говорили?
– Ничего… От меня ты ничего такого не дождешься…
– Чего не дождусь?
– Неважно… Наверное, это ужасно противно в сто первый раз выслушивать, что ты красивая. Не спорь, я знаю, что тебе противно! – заявил Евгеша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});