Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Статья моя была опубликована буквально через неделю. Все это время мы с Анатолием не виделись, даже не созванивались. Нет, один раз он все же зашел ко мне, но… неважно, мы все равно ни до чего не договорились. И вот, вечером, с журналом с моей статьей под мышкой, я пошел к нему домой — мы жили недалеко друг от друга. Долго звонил в дверь, пока не обнаружил, что она не заперта. Вошел в квартиру и… не знаю отчего, но мне стало как-то не по себе. На кухне горел свет. Я двинулся туда, позвал Анатолия, но он не откликнулся. На меня накатил вдруг страх, даже возникла мысль, не уйти ли… Все-таки я толкнул дверь и заглянул в кухню. Анатолий сидел, положив голову на стол. Переработался и уснул? Так обиделся, что не хочет меня видеть, не хочет разговаривать? Но почему входная дверь открыта, а он сидит так странно… Не странно, а неестественно и… страшно! Случилась беда, подумал я, и мне стало ужасно стыдно за статью и за нашу ссору: человек просто увлекся идеей, а я, как какой-нибудь подонок-стукач, на него чуть ли не донос написал. Я подошел к Анатолию, тронул за плечо… Мы ведь столько лет дружили! Мне так захотелось с ним помириться! Захотелось обнять его, попросить прощения и помириться… Но он на мое прикосновение никак не отреагировал. Тогда я слегка потряс его — голова Анатолия как-то неестественно мотнулась, тело качнулось и повалилось на спинку стула. Я вдруг как-то сразу понял, что он мертв. Затем я позвонил в милицию. Но сначала я допустил одну ошибку, скрыл один факт, очень важный факт. Эта ошибка дорого мне обошлась! Меня тогда сразу же стали подозревать в убийстве, целых два месяца мучили подозрениями. И я так и не узнал — до сих пор не знаю! — закрыли дело или только приостановили. Оказывается, не закрыли, и все начинается сначала. Но я его не убивал, клянусь, не убивал! Это было самоубийство. Да, я скрыл один факт. От растерянности и… и черт его знает от чего. Возле Анатолия, на столе, лежала… своего рода записка, признание в самоубийстве — изображение крысы. Формула смерти Анатолия. А в чашке, из которой он пил, обнаружили огромную дозу снотворного.
Тихомиров опустился на стул, из него словно выкачали все силы. Андрей ему даже посочувствовал.
— Это было самоубийство, я вам ручаюсь! Никто не знал о нашей деятельности, больные не в счет, они не могли понять самой технологии — после гипноза не помнили, что именно с ними происходило. Да и… В общем, никто не знал.
— В самом деле никто?
— Никто! Могу поклясться! — с жаром, не очень понятным, заверил Тихомиров.
Словно он кого-то хочет выгородить, подумал Андрей. Кого? Странно, ему самому должно быть выгодно, чтобы подозрения пали на кого-то другого.
— После смерти Анатолия и судебного следствия я ушел из науки, — тихо сказал в заключение своего рассказа Тихомиров. — Навсегда ушел. А открытие свое уничтожил. Занимаюсь теперь делом, которое мне совершенно не нравится, но зато, — он грустно улыбнулся, — я спокоен и уверен, что никто и никогда в антигуманных целях не воспользуется моей методикой.
— Вы в этом уверены? И в самом деле спокойны? — Андрей поднялся. — В таком случае могу вас разочаровать: ваше открытие продолжает жить. Его используют, и отнюдь не в благостных целях. У вас ведь есть компьютер?
— Есть. Но… Я вас не понимаю. Кто использует? Это невозможно! Никто не знал! Никто не мог…
— Ну, если никто другой не мог, значит, его используете вы.
— Я?! Да нет, я же вам объяснил, что давно отошел от всего этого!
— Мне нужен компьютер, чтобы вам кое-что показать. Надеюсь, он не в той комнате, где спит ваша жена?
— Не в той, но… Что вы хотите мне показать?
— Один занимательный фильм и приложение к нему. В виде формулы смерти одного вашего родственника.
— Формулы смерти? Моего родственника? Я не знаю… я… Пойдемте.
ГЛАВА 8
НАТАЛЬЯ
Мудрые женщины покупают золото и брильянты. Всю жизнь покупают, как только становятся взрослыми. Чтобы было потом что продавать, когда возникнет срочная надобность расплатиться с шантажистом, чтобы было чем откупиться от обвинения в убийстве своей сестры, чтобы жить потом спокойно и радостно. А я дура, распоследняя дура, которой никогда и в голову не приходило обзавестись золотом и брильянтами на черный день, и посему продавать мне теперь было решительно нечего. Занять удалось по крохам только пять тысяч и то пришлось объехать всех знакомых, причем не только своих, но и Марининых, что можно приравнять к самому настоящему кощунству. С моими десятью набиралась только половина суммы. И где взять еще пятнадцать? Совершенно не представляю. А деньги нужны к завтрашнему вечеру — на правах любимой клиентки удалось вымолить у шантажиста продление срока на целые сутки, но вряд ли мне это поможет. Пятнадцати тысяч не найти, да и искать уже некогда: завтра похороны Марины.
Жаль, что нельзя напиться! Я договорилась с собой и не пью уже двое суток. И завтра тоже не буду пить, для приличия пригублю на поминках водки и начну собираться на аудиенцию к шантажисту. С пятнадцатью тысячами, с половиной суммы. На что я надеюсь? Неужели думаю, что он удовольствуется половиной? Нет, не думаю и не надеюсь, только поделать-то все равно ничего не могу.
А может, мне никуда и не придется ехать — похорон я не выдержу и, стоя у открытого гроба с телом сестры, признаюсь в убийстве. Или не выдержу на поминках. Или потом, когда мы с мамой будем убирать со стола и мыть посуду. Она будет мыть, а я вытирать, вот так с полотенцем на плече я и произнесу свое страшное признание: мама, это я убила Марину.
Звонок в дверь прервал мои страдальческие мысли. Кто мог заявиться? Я посмотрела на часы — начало одиннадцатого. Милиция, больше некому, нормальные люди в гости по ночам не приходят. Ну что ж, вариант, пожалуй, самый простой: не придется присутствовать на похоронах убитой мною сестры, не придется объясняться с шантажистом за отсутствие половины суммы. Конечно, меня пришли арестовать, и я не стану сопротивляться, с радостью отдамся в руки родной милиции и все расскажу.
В прихожей на минуту задержалась у зеркала — хотелось попрощаться с собой, ведь в камере никаких зеркал нет, на зоне, очевидно, тоже. В дверь снова нетерпеливо позвонили. Я пригладила волосы, подмигнула своему отражению, чтобы оно не смотрелось таким испуганным и растерянным, и пошла открывать.
На пороге стоял отчим. Вот уж кого не ожидала увидеть! Я так удивилась его приходу, что в первый момент не обратила внимания на то, как странно он выглядит. Отчим прошел в комнату, не раздевшись и не разувшись, сел почему-то перед компьютером — там так и стояли два стула после посещения майора Бородина, — взял аккорд на клавиатуре, как на клавишах рояля, потом резко повернулся на крутящемся стуле ко мне. У меня мелькнула сумасшедшая мысль попросить у него денег, и я даже открыла уже рот, чтобы начать разговор, но он яростно замахал на меня рукой и даже, мне показалось, зашипел.
— Знаю! Я все знаю! Можешь не объяснять! — отрывисто выкрикнул отчим. — Никитин мне все рассказал. Почему ты так поступила, прекрасно понимаю. Не оправдываю, нет, не смей так подумать! Но понимаю. Измену простить трудно, может, и невозможно, тем более… Но меня интересует другое. Как, скажи мне ради бога, ты вышла на этого человека?
Ну вот, признания и не потребовалось, все разрешилось само собой: шантажист вышел на отчима — Никитин, наверное, и есть шантажист — отчим сейчас позвонит в милицию и сам все расскажет.
— На какого человека, папа?
Зачем я к нему подлизываюсь, он ведь все равно позвонит?
— Перестань! — Отчим раздраженно стукнул ладонью по столу, но попал по клавишам — они сухо всхлипнули. — Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю! И отпираться нет никакого смысла — я видел вас в баре. Я его сразу узнал, хоть мы и не встречались много лет. Узнал, но… постарался остаться незамеченным. У меня есть причины не поддерживать с ним никаких отношений! И потому я к вам не стал подходить. Это было в тот вечер, когда убили Марину. В баре я оказался случайно, зашел с работы за сигаретами… Как, скажи, тебе удалось на него выйти?
Вот оно что! Он имеет в виду моего шантажиста. Какой же он в таком случае наивный человек. Разве на шантажистов выходят?
— Он сам на меня вышел. — Я усмехнулась. — Он шантажист, требует с меня теперь тридцать тысяч…
— При чем здесь шантажист? Он убийца. Наемный убийца. Я не знал об этом, понял только сегодня, когда Никитин… Впрочем, подобного и следовало ожидать, у него были все предпосылки.
— Наемный убийца? — оторопела я. Интересный поворот получается, и, может быть… Да нет, не стоит надеяться. Давно пора перестать на что-то надеяться: Марину убила я, а то, что об этом не помню, ничего не значит. — Кто же его нанял?
— Кто?! — Отчим так посмотрел, мне показалось, что сейчас плюнет в лицо. — Ты, кто же еще? Заказала ему сначала мужа, а потом и сестру.
- Непойманный дождь - Надежда Зорина - Детектив
- Оборванные струны - Надежда Зорина - Детектив
- Преступление века - Валерий Рощин - Детектив